Белые пешки

– Куда – туда? – Марти ожидала хоть какой-то слабины, подсказки. Может, поэтому была сбита с толку, и Рыков, покосившись на нее как на идиотку, уточнил:

– К морю.

Он был прав: такое случалось. Но как он ловко юлил, хотя… юлил ли? В прошлый раз любопытство казалось искренним. Марти сдалась: хватит, хватит докапываться, все равно нет пока сил. И она просто объяснила:

– Этот город дорог нам с Кириллом. Там многое случилось. Долгая история.

– Вы там лечили больных во время эпидемии, верно? – Его голос звучал все так же равнодушно. – Название еще такое гадкое, «приморская птичка».

– Да.

– Мужественный поступок для такой особы, как вы.

Марти даже удивилась: и чего его сегодня так тянуло с ней поругаться? Не собиралась она на подобное вестись, хотя из любопытства все-таки уточнила:

– Как я? Какой же? Я выполняла… – Она вспомнила еще кое-что из давнего разговора и, подражая сухому баритону Рыкова, передразнила: – «свой гражданский долг».

Неожиданно он улыбнулся.

– Учитывая, что вы находились даже не в своей стране, не гражданский. Общечеловеческий. А это уже даже не поступок. Это подвиг.

Вот тогда, Макс, я и поняла, почему этот прокурорский – такая опасная шишка. Как же он стреляет, если смог обезоружить меня одной небрежной фразой? Мне было приятно это услышать. Не просто приятно – лестно и… сэрденько мое уставшее вроде немного успокоилось. Но, стараясь не показать этого, я только хмыкнула:

– «Такие особы» вообще иногда совершают странные поступки. Вспомните хотя бы Марию Магдалину.

Рыков так удивился, что даже соизволил на нее посмотреть.

– Я сейчас не намекал, что вы путана. Да и это спорный вопрос, была ли ею названная вами женщина.

Вот и попался. Марти усмехнулась.

– А почему вы сразу о путанах? Я вообще-то о том, что многим окружающим она казалась чокнутой и даже бесноватой. Как я вам.

Рыков тихо, почти мягко рассмеялся, запрокидывая голову. Тут же его холодный взгляд вновь сосредоточился на машинах и огнях. Но он ответил удивительно мирно, и в интонации вроде бы послышалось смущение.

– Вы мне такой не кажетесь. Отнюдь. Так что цыц. Кстати, мы рядом.

Вокзал маячил впереди. Как обычно, машины облепили его, как тараканы булку, трудно было куда-то пристроиться. Отсюда ведь уходило много ночных поездов; иногда Марти казалось, что даже больше, чем дневных. Во всяком случае поезда, увозившие в самые интересные места, точно были ночными.

– Приехали. – Рыков пристроился между двух такси. – Второй вход. Устроит?

– Спасибо, – отозвалась Марти, собираясь набросить куртку.

– Не за что.

Он внимательно, по-прежнему дружелюбно, как-то тревожно смотрел на нее. А она вдруг поймала себя на странной мысли: что не хочет оставаться одна. Не может.

Без тебя, Макс, без Крыса, без Восьмерки… А может, и без себя.

Я проклинаю себя за это. Буду. Всегда.

Рыков выбрался из салона вслед за Марти. Она удивлено обернулась.

– Хотите присоединиться? Вы, между прочим, за рулем, вам все равно нельзя пить. Хотя… зная вас, не думаю, что это помешает.

– Правильно не думаете, – усмехнулся он, закрывая машину. – Возьму такси, если что, или услугу «трезвый водитель». Ведите. Хочу посмотреть на место, которое влечет вас в такую ночь.

Марти еще раз покосилась на него, скорчила гримасу и направилась ко входу. Толпа тут же начала затирать ее, но Рыков появился рядом – и люди, как по колдовству, стали огибать странную пару: худую особу в коже и высокого мрачного типа в старомодном наряде. Может, чуяли, что у каждого под верхней одеждой по кобуре.

– «Бараний клык»? Оригинально, – прокомментировал Рыков, когда они остановились перед деревянной вывеской.

Марти понравилась эта мирная реакция. Зиновий не оценил бы сарказм.

– Еще как. – Она отодвинула черную бархатную портьеру. – Ну… идемте?

В баре было многолюдно, пылало новое приобретение – большой, почти в человеческий рост электрокамин. За столами сидели разношерстные странники, пили темное пиво, хотя кто-то ограничивался кофе. Марти привычно прошла к стойке.

– Доброго вечера, детка. – Зиновий приветливо пожал ее руку своими огромными лапами. – Скучал. Тебе как всегда? Кого привела в этот раз?

– Телохранителя. Отдел нравов, – ответил за Марти Рыков. Он внимательно разглядывал бармена; татуировка на черепе явно его не удивила, да и при виде дробовика он лишь в очередной раз усмехнулся. – Да тут все серьезно, я смотрю. И с выпивкой явный непорядок. Кто крышует?

– А что нас крышевать? – довольно оскалился Радонский. – Сами с усами. Виски?

– Будем-будем, – улыбнулась Марти, устраиваясь на высоком стуле и закидывая ногу на ногу. – А тебе не интересно узнать, где Крыси?

– Он забегал, говорил, что валит на год, прощался. – Бармен шмыгнул носом. – Подарил мне именную флягу и отличные сигары. – Он вынул из кармана грязную тряпку и сделал вид, что вытирает глаза. – Хороший парень! Буду скучать!

– Скотина, – искренне возразила Мартина. – Мог все же собрать нас.

– Видимо, не успел, – отозвался Зиновий. – Да и долгие проводы… – Он трубно высморкался. Продолжение было ясно и отвечало истине. Два стакана с алкоголем и льдом появились как по щелчку; Марти едва заметила, чтобы Зиновий куда-то отходил, а он уже возобновил разговор: – Итак, ты считаешь, прокурорский – наилучшая замена?

Рыков, равнодушно слушавший их треп, посмотрел Зиновию в глаза. Марти подметила пару молний в этой переглядке, подметила и другое: плотное, необычное, грязно-землистое поле бармена вдруг немного от него… отщепилось, потянулось навстречу чужой свинцовой лазури, сегодня довольно яркой. Тронуло. И отпрянуло, как пес. А вот на лице Зиновия ничего не изменилось, не повел бровью и Рыков, лишь задал вопрос:

– Как узнал?

– Я ж просто дьявол, – осклабившись, пошутил Зиновий и принялся разливать виски. – У вас, гражданин начальник, на морде написано. Да и машина…

Рыков засмеялся. Марти слушала и умилялась. Хитрая жопа Зиновий, умеет нравиться даже таким мудакам. Вот бы научил так же.

– Машину-то когда успел увидеть? – Рыков прищурился, стуча по стойке пальцами.

– Не видел я, – хмыкнул Зиновий. – Забегал приятель, сообщить, что моя детка, – он подмигнул Марти, потягивающей виски, – вышла из чьей-то шикарной тачки.

Зиновия позвали, он откочевал к другому концу стойки доливать пиво. Рыков сделал глоток из стакана и опять оглядел помещение.

– Вот, значит, где искать наблюдательных информаторов. Но вы-то что забыли в этом заведении? Притон же, самый настоящий. И блатной, раз разрешают продавать крепкое.

Не стоило признаваться, для Зиновия это была статья: алкоголь несовершеннолетним. Но может, плевал он на статьи, если держит дробовик на стене? Хотя вдруг оружие правда сувенирное? Марти поколебалась и, решив не углубляться в даты и возраста, пояснила:

– Мы здесь с друзьями давно, это первое место, где нам налили. И я сюда всегда прихожу, когда, как там говорят… заедает шестеренки. Как сейчас.

– Что, совсем заело? – с иронией поинтересовался Рыков. – Хотите упиться до… – Его взгляд снова упал на Зиновия, только что вразумившего кулаком одного из шумных посетителей. – Хотя куда упиваться, раз все черти тут?

– Вы уже влюбились, – констатировала Марти. – Да, «Клык» затягивает.

Рыков не ответил. Может, ему даже было нечем крыть.

– К некоторым местам быстро привязываешься, – неожиданно для себя продолжила Марти. – Как мы к L. И к людям… даже если весь такой из себя сильный… сильный.

Губы вдруг задрожали, голова закружилась, и она замолкла. Рыков нахмурился:

– Не замечал подобного за собой. Не привязываюсь.

Да кто бы сомневался, мистер Дохлая Венера.

– Вообще знаешь…те… – Марти сделала приличный глоток виски и навалилась на стойку. – У нас там… в … есть… союзник, можно сказать. Мы его любим, он нас, но у нас все было как-то странно. И вот… я жалею, что я тут, а он… они… Хочу к ним. Нет, не хочу. Вообще я, видимо, просто устала, я же тоже устаю!.. – Она вновь хлебнула из бокала, отставила его и придвинулась к Рыкову вплотную. Она знала, что пожалеет о словах, и все равно сказала: – А вы нет? Вы что, из стали? А что будет, если море вас все же коснется? Снова? Я коснусь?..

«Перестаньте так себя вести. Скажите правду хоть раз. Вы явно не от хорошей жизни колесите ночами на машине, слушаете Марлен Дитрих и пользуетесь таким одеколоном, хотя это ведь не одеколон, да?» Но Рыков даже не соизволил ответить, да и вид у него в течение всей этой тирады был отсутствующий. А когда Марти замолчала, он развернулся на стуле и лениво обратился к Зиновию:

– Минеральной воды, пожалуйста.

На широком лице отразилось легкое недоумение, но вскоре Зиновий поставил рядом еще стакан. Марти играла отворотом пальто Рыкова, время от времени дотрагиваясь пальцами до его шеи и продолжая болтать. Шрамы, шрамы… на коже они ощущались стежками. Ноздри щекотал запах: морской одеколон и курево, не самое дешевое. И все это, пожалуй, умиротворяло. Марти больше не вслушивалась в собственный голос и уже не думала. Она слышала себя как со стороны:

– В вас что-то есть. Так обычно говорят про женщин: «В вас есть загадка». Вы не женщина, но… но…

– Браво-браво. А в вас достаточно придури, мы квиты.

Рыков взял стакан и выплеснул минералку ей в лицо. Несколько посетителей, сидевших здесь же, мигом замолчали и ловко, бочком, начали пятиться к дальним столам. Завсегдатаи знали Марти достаточно. Опасались драки. Сам Зиновий, прежде чем застыть столбом, слишком громко поставил бутылку с вермутом на деревянную поверхность. Это был единственный звук на весь бар.

Тишина вдарила Марти по вискам. Она успела заметить: в первые секунды Рыков напрягся, не сразу принял привычный вид Статуи Командора. Возможно, он ожидал, что Зиновий вступится за свою знакомую, но тот – скотина – лишь наблюдал с ухмылкой.

Даже не забыл попросить воды. Мог полить и виски, но пожалел растрачивать хорошее пойло на какую-то там меня. Поступок, достойный его, и достаточно мягкий намек, что спектакль пора прекращать. И он был прав: пора. Но я хотела закончить по-своему. Хотя даже не понимала, зачем начала.

Марти некоторое время сидела неподвижно, глядя на Рыкова и выжидая момент. Наконец трезвым и очень грустным голосом она поинтересовалась:

– Правда считаете, что я окосела от полбокала виски? Уже и пошутить нельзя.

И она, вздохнув, откинула мокрую челку. Жест послужил сигналом: вылезайте из укрытий, перестрелка и поножовщина отменяются. Пространство снова заполнил гомон. Зиновий удалился в угол бара и заговорил с какими-то иностранками, многозначительно дергая густым кустом почти сросшихся бровей.

– А папа хоть знает, как вы шутите черт знает с кем? – Рыков вытащил сигареты.

– Да что вы все «папа», «папа»? – Марти выудила одну из его пачки. – Мой папа все знает. Не было бы меня на местах преступления, если бы он правда так уж не хотел. И… «черт знает с кем»? Круто вы о себе.

– Какого вы вообще лезете? – Он достал зажигалку и помог ей прикурить, потом закурил сам. – Понимаю, друг. Понимаю, месть. Но это безнадежно, висяк. Кровавый бессмысленный висяк. Я уже сам жалею, что согласился, что тяну это и только получаю по роже от начальства, что срываю злость на Левицком и вашей девчонке, что…