Amarie

Даррин нахмурился, еще до конца не понимая, что же ему хочет сказать Сиал.

– Пресвятые угодники, да из-за амари! – терпение Сиала лопнуло.

Серые глаза Даррина обрели стальной блеск, когда он пристально посмотрел на Кагана. Даррин знал, что Архелия до сих пор не решила, как ей быть со всеми этими мужчинами, которые до смерти хотят только одного – заполучить свой приз – ее, последнюю амари. Мог ли догадываться Каган о том, что сам Даррин сказал ей насчет отпрыска Ахала – что она не сможет быть с ним, если не хочет, чтобы ее собственный народ отверг ее. Очевидно, не догадывался, иначе не лез бы в пекло. Он все еще на что-то рассчитывал, а надежда человека – одно из сильнейших орудий в руках его врагов. Каган был непримиримым врагом Сиала. Даже попади они в ад – и там бы враждовали друг с другом. Даррин был уверен, что Сиал припас для Кагана нечто, что навсегда избавит амари от его присутствия. И Даррин не мог с ним не согласиться. Если прочие консорты уже и не помышляли о том, чтобы переступить Сиалу дорогу, то Каган станет бороться за свою любовь не глядя, до последнего. Она ослепляла его так, что он терял всякую предусмотрительность.

– Хорошо, – кивнул Лимериис, не отводя глаз от лица Кагана и надеясь прочитать в нем что-то еще, кроме холодной решимости. – Я доверюсь Сиалу.

Гидра едва не засмеялся в голос. «Я доверюсь Сиалу» – это была словно добровольная подпись под приказом о собственной казни.

Черная душа гидры пела от восторга. Как же легко! Как легко манипулировать теми, чей возраст в сотни раз меньше его собственного. Если Ширран и Кериней давно отбросили всякие иллюзии и перестали сопротивляться, то эти двое людей, не знавших холодную, бесстрастную, жестокую натуру драконов – еще пытались играть по собственным правилам, надеясь получить главную награду. Они еще не знали, что приз давно в руках самого Сиала и никакая сила не заставит его делиться, пока он сам не решит, что амари ему не нужна.

– Когда он отправится? – спросил Даррин, кивнув на Кагана. – Войску нужна хотя бы ночь для отдыха, завтра к ночи мы можем выступить.

– Твое войско может не понадобиться, если малыш Каган справится со своей задачей, – подначивал Сиал. – Я предлагаю отправить его прямо сейчас. Тем более, амари крепко спит и не сможет повозмущаться в своей типично женской манере, что избавит нас всех от ее визгов.

– Как он войдет, если Аламгир накрыт щитом?

– Ну он же Хазред’Ас, – Сиал широко улыбнулся. – Принц!

Глядя не непонимающие глаза собравшихся, Сиал вздохнул и продолжил.

– Он пойдет нас «сдавать», что тут сложного.

Вдруг в шатер ворвался бледный, как смерть, Кериней со здоровенным синяком на щеке.

– Амари! – едва выдохнул он и рухнул на колени, пытаясь перевести дух. – Она сбежала!

В наступившей тишине отчетливо прозвучал скрип зубов Сиала.

– Ты же понимаешь, песчаная крыса, как сильно я хочу убить тебя? – глаза гидры загорелись алым пламенем.

– Она… она проснулась, села, заговорила со мной, потом попросила воды, и когда я протянул ей флягу, она ударила меня!

Дан глубоко вздохнул, прикрыв глаза от бессилия.

– Это я учил ее. Один удар, которым она может, не убивая, выключить человека.

– И что же это за такой удар, которым девчонка может вырубить здорового и полного сил консорта, который старше ее на тысячу лет?! Вот такой?! – Сиал молниеносно размахнулся и со всей своей злобой припечатал кулаком в лицо Керинея, в место, где челюсть соединялась с черепом. Второй раз за пять минут Кериней рухнул, как подкошенный.

Сиал вдруг почувствовал чужие руки у себя на плечах и гневно стряхнул их, столкнувшись нос к носу с Даррином.

– Нужно искать ее! – заорал тот ему прямо в ухо. – А не избивать друг друга!

– Отойдите все от меня, кретины, – прошипел Сиал, расчищая себе путь из палатки. – Она все еще человек, я не могу понять, где она находится. Но человек не ушел бы далеко. ВСЕХ ПОДНЯТЬ! ОЦЕПИТЬ ЛАГЕРЬ! – заорал он так, что крик едва не долетел до стен Аламгира. – ЕСЛИ ОНА ПОКИНЕТ ЛАГЕРЬ, Я ПОЛОЖУ ВАС ВСЕХ ЗДЕСЬ ЕЩЕ ДО НАЧАЛА ВОЙНЫ!

– Я должен идти, – к нему подбежал взволнованный Каган. – Она – одна из Тихих, ей нетрудно уйти незамеченной. Она могла слышать наши планы, а значит, пошла в Аламгир!

–Если она пошла в Аламгир, найди ее, выруби, свяжи, и доставь сюда! Можешь сломать ей обе ноги, чтобы она наверняка больше никуда не смогла сбежать! – рявкнул Сиал ему в лицо.

Теперь, если они не сумеют ее найти вовремя, у Сиала оставалась одна надежда на их уговор с Ахалом. Ни один волос не должен упасть с головы амари. То-то Хазред’Ас удивится, когда Архелия придет к нему одна, без охраны. Ду-у-у-ура!

– Стой, – Сиал вдруг так сильно схватил Кагана за локоть, что наверняка оставил синяк. – Если амари за пределами лагеря, то ты, и только ты будешь отвечать за ее безопасность, так как ты единственный идешь за ней.

Каган вырвал руку из стальной хватки Сиала и пошел прочь, в темноту, озаряемую паническими вспышками огней факелов.

Клеймо

– Как просто, – восхищенно выдохнул Ахал, глядя на Архелию, в глазах которой горела злоба. – Ты и впрямь считала, что тебя не засекут?

– Просто отдай корону, и мы оставим Аламгир в покое! – яростно выкрикнула Хели, тщетно пытаясь ослабить магические арканы, что жгли кожу.

– Зачем? У меня теперь два дракона. Обороняться я могу целую вечность, а твоим консортам никогда не пробиться через щит.

– Два… дракона…? – Хели поглотило удивление, несмотря на жгучую боль от пут.

Откуда он знает о Кагане?!

Широко распахнутыми глазами она посмотрела на Кагана, которого буквально вдавили лицом в землю, опутывая веревками.

– В лабораторию, – скомандовал Ахал, махнув рукой в сторону связанного Кагана. – Девчонку… туда же.

Ей не дали возможности сопротивляться. Короткий свист и по голове бухнули чем-то очень тяжелым. В глазах Хели заплясали искры, а затем мир рухнул в темноту.

Ахал, судя по всему, больше не нуждался в услугах гвардии, так как всюду стояли лишь Безглазые.

Голова страшно болела. Хели едва разлепила глаза, когда почувствовала холод. Ее словно бросили в глубокий колодец, на дне которого вполне мог лежать снег. Но это была всего лишь одна из комнат запутанных подвальных помещений Аламгира.

– П-пыточная?.. – потрясенно выдохнула девушка, звякнув цепями на руках.

Обычному человеку пришлось бы долго привыкать к царящему вокруг мраку, но Архелия не была обычным человеком, а потому сразу разглядела обстановку.

– Эй!.. – выкрикнула она, разглядев впереди силуэт здоровенного мужчины, стоящего к ней спиной и будто бы поджаривающего мясо на жаровне. – Что происходит?!

– Амари, – с улыбкой произнес Ахал, отлепившись от стены – его-то Хели и не заметила. – С вашей головы не должен упасть ни один волосок. Вероятно, вы даже останетесь живы после… всего. Но я хочу оставить вам подарок. То, что вы будете помнить до конца вашей долгой жизни. Я хочу оставить вам подарок, который всегда будет напоминать вам о том, что вы должны были стать моей собственностью. Не каждая кобыла получает его, поэтому вы должны гордиться.

– Ч-что… – едва слышно произнесла девушка, когда к ней повернулся ее палач с раскаленным, продолговатым куском железа, которое особенно ярко светилось на самом кончике.

– Я поставлю вам клеймо Хазред’Асов, амари. Это почетный знак, носите его с гордостью! – Ахал засмеялся и его смех зловеще разнесся по полупустому помещению.

– Не смейте! – не своим голосом закричала Хели, забившись в цепях. – НЕ СМЕЙТЕ!!!

– Не дергайтесь, иначе палач попадет вам в глаз, – Ахал смеялся так, что можно было усомниться в его здравомыслии, но Хели было не до подобных размышлений.

Хели и не заметила, как вокруг нее столпились Безглазые, пронзившие ее магией, отчего она рухнула на колени, натянув цепи и едва дыша.

– Не… смейте… – продолжала шептать она, когда ее схватили за волосы и задрали голову.

Кто-то из магов бережно откинул волосы ей со лба и висков, а другой зажал ее голову, причиняя боль.

В мире не осталось ничего, кроме приближающегося светящегося от огня куска железа с изысканным узором – клеймом самого Хазред’Аса.

Хели отчаянно пыталась призвать свою силу, чтобы освободиться или хотя бы сопротивляться, но сил не было – их словно выкачали из нее, и она не могла даже сжать руку в кулак. Похожие ощущения бессилия преследовали ее в Кандире, когда она ничего не ела по два дня и в конце концов падала.

Ее затошнило, когда она своим обостренным нюхом почуяла раскаленный металл. Руки дрожали от безуспешных попыток сжать их в кулак.

Она переносила боль, когда падала, сдирая себе кожу о камни, переносила переломы и страшные синяки, болевшие по несколько недель, когда она была в Кандире. Она перенесла плетку, оставившую шрамы на спине, она должна перенести и это.

Она знала, как клеймят лошадей – клеймо держат на коже не более полсекунды, это должно быть быстро.

Но это превзошло все ожидания.

Она никогда не обжигалась о раскаленный металл и не могла представить, какой будет боль.

Боль была страшная. Ее нечеловеческий крик разнесся по всему подземелью, когда палач приложил тавро к ее левому виску. Она не могла сопротивляться, могла только кричать, чтобы выместить эту страшную боль, пронзившую голову.

В голову словно прилетела стрела и Хели бы умерла от этой стрелы, но это был всего лишь раскаленный кусок железа, приложенный к коже, и она не могла даже потерять сознание.

Вот уже ее отпустили и девушка, склонив голову, продолжала висеть в цепях и кричать.

Крик перешел в хрип, когда она сорвала себе голос. Она старалась не двигаться – каждое движение словно молотом проходилось в голове.

Она не могла думать, не могла слышать, не могла чувствовать запахи – все это перебивала чудовищная боль, пульсирующая в виске и расходящаяся по всему телу.

Она не слышала, как все покинули комнату, и она осталась одна, висеть в цепях, не имея даже возможности опуститься на пол.

Задранные кверху руки затекали, но она этого не замечала. В мире осталась только эта пронзительная боль, светящаяся алым.

Бессилие

Ее не кормили, и даже не давали воду.

Вроде бы прошли минуты, а вроде бы часы, когда она лежала на сыром, холодном полу. Она была драконом и ей не была страшна человеческая простуда и любые раны заживали на ней в считанные дни, но только не это проклятое клеймо.

Даже драконы не могли быстро залечить раны, нанесенные огнем.

Клеймо болело нещадно и Хели ничего больше не волновало, кроме этой боли, преследовавшей даже во сне.

Едва ли это можно было назвать сном – скорей потерю сознания, когда мозг милостиво отключался от окружающей реальности.

Она даже не вздрогнула, когда старая, заржавевшая решетка тюрьмы зубодробительно проскрежетала о камни.

– Маленький, непослушный Сиал, – произнес кто-то. – Я укрощу этого ублюдка, ведь у меня есть его драгоценная амари, правда, девочка?

Над ней кто-то склонился, но она не открыла глаз.

– Эй! – кто-то схватил ее за шкирку и грубо встряхнул. – Я хочу, чтобы ты все прочувствовала, маленькая сука!