На всю жизнь и после

Глава 6. Часть 4

Спустя неделю Борис стоял в новом для него месте — кондитерском магазине. Яркий утренний свет залил золотом половину помещения, витрины со свежей выпечкой и пирожными, а также щурящегося Никиту. Но даже такое солнечное украшение не вызовет желание сфотографироваться в таком месте. Всё в этом магазинчике от пола до потолка вызывало желание взять то, что надо, и уйти по своим делам, хотя у широких окон по сторонам от входной двери стояло два белых, деревянных столика: один на двоих, другой на четверых. Стоит признаться, пустовали они очень часто.

Никита стоял, опёршись на стойку. На нём была белая рубашка, синие брюки и фартук цвета молочного шоколада с карманами, а на макушке расположилась такого же цвета шапочка, которая напоминала пилотку. Его взгляд был потухшим. Он смотрел в пол и ожидал ответа Бориса.

— Что я буду делать? Интересный вопрос, я даже и не знаю, что тебе ответить, — сказал Борис. — Иногда бывает так в жизни, что надо делать, а потом думать. Что-то внутри меня скреблось, тащило меня к этому. Такой импульс. Понимаешь?

— Да. Ферштейн.

— У меня было время подумать, немало времени. Одна мысль поселилась у меня в голове. Она связана с рассказом Джона об истории хинтов и унтов. Мне кажется, для любого народа великая глупость верить, что раз когда-то давно были коренные изменения, их жизнь тоже поменялась. Я не думаю, что изобретение правил остановило кровопролитие. По сути, произошло слепое возвеличивание одних — я имею в виду людей — и принижение других — хинтов или унтов, которые могут оступиться и их казнят.

Никита поднял на Бориса своё грустное лицо и ответил:

— Я понимаю, куда ты клонишь и мне очень жалко тебя, — на лице Никиты появилась лёгкая улыбка, и он продолжил, — ты же, по сути, ни в чём не виноват. Ты просто жил и забрёл куда не следовало.

Борис подошёл ближе к стойке и протянул ему кулак. Он не отреагировал сразу, но всё-таки стукнул в ответ.

— Никогда в жизни не было так круто. Я забрёл куда надо, это вы уже давно идёте не туда. Я чувствую, что должен это поменять. Зудит. Понимаешь?

Никита протяжно выдохнул и запрокинул голову, а когда опустил, к нему вернулась его довольная моська.

— Я бы не советовал, ну… даже скажу так, слишком большая сила противостоит тебе. Объединённая сеть хинтов и унтов, среди которой ты не найдёшь сторонников. Имей это в виду. Знаешь, нравишься ты мне. Тоже чувствую, что зудит. Хороший ты, однозначно хороший. Я думаю, тебе понятно, что хинт или унт думает так: «Пока я не нарушаю правила, в моей жизни всё хорошо, и ей ничего не угрожает».

— В принципе понятно. Слушай, один момент есть. Я, конечно, понимаю, что это особого смысла не имеет. Мог бы ты рассказать про жизнь Виктора?

— Не имеет? Не скажи. Был у него момент в жизни — поворотный, так сказать. Странно вышло на мой взгляд. Его отец был хозяином того самого тату салона, а мама работала воспитательницей в детском доме. Вот парочка, да? Видимо, противоположности притянулись. Я, кстати, был в её группе, но познакомились мы с Виктором не там. Так вот, однажды к ней в группу попал паренёк, одногодка Виктора, а ему уже тогда стукнуло семнадцать. Так вот, этот паренёк оказался унтом, но мама Виктора не повела его, так сказать, «по пути истинному», — он нарисовал пальцем кружок в воздухе. — Она даже упрашивала директора, чтобы его отправили обратно в деревню, из которой его привезли или какую-нибудь другую. Что-то она в нём почувствовала, видимо, что тёмные дела натворит в будущем. Ферштейн?

— Угу.

— И, как-то раз, Виктор гулял со своими родителями по парку. На пути им встретились двое, родителей накрыло куполом, а Виктора отшвырнуло за его пределы, — Никита прервался, чтобы судорожно и еле слышно вздохнуть. — Когда купол открылся, перед Борисом стоял только один из той парочки, родители и тот второй как испарились. Незнакомец тогда ему сказал: «Они нарушили правило номер два. Это неправильно, так унты не поступают».

— И тут начинается история мстителя.

— Нет. Виктор говорил, что он о мести даже не думал. Вот это за гранью моего понимания. После этого момента он начал жить правильно, слишком правильно. И в мести особого смысла не было: того унта убили через год, — Никита ухмыльнулся. — Прикинь, он сам нарушил правило.

— Да. Чья бы корова мычала. И как ты думаешь, правильно это всё?

— Правильно-неправильно, а делать надо. Я-то человек маленький и, скажу честно, трусливый. Что мне ещё остаётся? Не пойду же я против системы? Знаешь, что самое интересное? Тот, кто видит сейчас за нами наблюдает, а мы тут заговоры плетём.

— Ну-у, я не помню такого правила — не свергать систему или что-то в этом роде.

— Твоя правда, но, пожалуйста, будь осторожнее. О твоих планах ТОТ уже знает. Думаю, ты меня понял.

— Не беспокойся больше, чем нужно. Свои права я знаю и ваши тоже, — на лице Бориса появилась лучезарная улыбка.

***

— Решил вернуть билет? — сказал Виктор.

За его спиной вода растекалась по полке над камином и струилась на пол из осколков бывшей не так давно изящной вазы, разрисованной под гжель.

— Я действительно мог вас убить. Всё моё естество хотело бежать, но я понял одну вещь — очевидную вещь — я фанат жизни, верный её поклонник. Я безумно её люблю и готов ради неё на всё.

— В твоих словах есть смысл, Борис. Я прошу прощения, что вынуждаю сменить тему, мы к ней обязательно вернёмся. Что с твоим уходом? Я просто хочу знать наверняка.

— Я остаюсь, но… — юноша материализовал нож бабочку и протянул её Виктору как эстафетную палочку, — Больше никакого смертельного оружия. Он останется закрытым, навсегда.

— Хорошие новости, что ты не оставил меня на растерзание собратьев. А что ты будешь делать, если перед тобой окажется нарушитель правил? Если не исполнить наказание, вина переходит на тебя.

Борис не видел такого правила — а ещё, что нужно кого-то убивать, — но решил пока пропустить это мимо ушей.

— Давайте вернёмся к той теме, — голос Бориса дрожал от возбуждения, — Если я люблю жизнь. Да, я много чего в жизни боялся, это всё ради того, чтобы её сохранить. Я осознаю себя унтом, но других убивать не хочу и постараюсь избежать смерти сам.

— Понятно, — произнёс Виктор на выдохе и почесал затылок, — Ты не против моей помощи? Переубедить я тебя не смогу, поэтому дай хотя бы помочь.

Юноша сменил напряжённую позу на расслабленную и положил локоть на спинку дивана, но другая рука при этом подрагивала. «Я по прежнему, не верю тебе Виктор. Ты опять что-то задумал. Но сейчас лучше согласиться и посмотреть, что будет», — он думал, а вместе с тем длилось молчание.

— Ну, почему нет? Только без ваших фокусов. Договорились? Я их насквозь вижу, — соврал Борис.

— Конечно.

— Так стоп. Давайте по-другому. Я не буду манипулировать тобой, Борис. Повторите, пожалуйста.

— Хорошо, но, запомни, недоверие — страшный враг любых взаимоотношений. Я не буду манипулировать тобой, Борис. Если на этом всё, позволь мне уточнить один момент. Тот одержимый, которого ты застрелил из моего пистолета. Что с ним?

Этот вопрос выбил землю из-под ног юноши. Он почувствовал озноб и мурашки по всему телу. Такое случалось с ним только, когда он совершал великую глупость, ждал наказания или получал двойку. Его прошлые действия не вязались с теми принципами, о которых он заявил сейчас. Борис не мог понять себя, но для него было очевидно, что происходящее в данный момент имеет больший вес и нужно придерживаться определённого, правильного курса. Так он пойдёт по верному пути, но надеяться ему можно только на удачу.

— Затрудняюсь ответить. Тогда мной двигал только инстинкт выживания. И насколько я помню, тогда убеждения о любви к жизни не были сформированы у меня в голове.

— А если твой инстинкт сработает на меня, Джона, Никиту, Консуэлу, Ирину?

Каждый вопрос, словно удар по лицу арматурой. Борис отвёл глаза, молчал и сосредоточенно думал пару минут.

— Мои убеждения сформированы. Я не буду вас убивать, но и вам не дам меня убить. В этом я точно уверен. Своего мнения я не поменяю.

— Хороший выбор. Повторюсь ещё раз, я не буду тобой манипулировать и помогу тебе быть как можно дальше от смерти.

Юноша лишь покивал головой в ответ. У него на душе стало спокойнее от этих слов, но он не собирался расслабляться: теперь угроза шла и от Виктора. В любой момент, когда Борис оступится, в его сторону полетит огонь, возможно даже в спину. От всех, кто хорошо к нему относился, можно ждать перемены отношения на диаметрально противоположное.

Мастер, расстегивая рубашку, проговорил:

— Раз ты всё решил, можно…

У Бориса напряглись шея и бёдра, по лицу пробежали мурашки, а глаза широко открылись от удивления.

Виктор расстегнул рубашку до середины и отодвинул левую половину ткани в сторону. На гладкой, атлетической, бледной груди был вытатуирован чёрный круглый знак. По вертикали от верхней его части до нижней тянулся узор в форме глаза. Хрусталик не был окрашен, а зрачок представлял собой большую точку. От «век» в обе стороны, огибая дугу, отходили по четыре чёрных кружка, следующий был больше предыдущёго. А слева и справа от зрачка расположилось два не закрашенных круга, которые завершали эволюцию размеров.

— …дать тебе знак, который есть у всех хинтов и унтов. Он очень важен, я уже говорил про него. Помнишь?

— Да, помню. Это татуировка? Хотя я даже не знаю, как его иначе нанести.

— Нет. Это не тату. Их наносит бармен, ты с ним уже познакомился. Процедура безболезненная и если ты согласен я могу попросить его уделить нам время.

Борис немного подумал и согласился. Он ещё раз посмотрел на проход, мимо которого прошло три девушки в вечерних платьях. Они не обратили внимания на дыру в стене и просто прошли мимо. Юноша знал, что, увидев даже краем глаза проём в стене, хоть один человек возьмёт и заглянет внутрь. Он однозначно бы так сделал.

— Тогда пошли. Я думаю, сейчас он свободен или не сильно занят.

Бармен делал заготовки: нарезал фрукты и выкладывал лёд, когда Борис и Виктор подошли к нему.

— Сэм, всё также беспорядок на голове. Окажи, пожалуйста, услугу, этому парню нужно нанести знак.

— Нет, это у меня такой порядок, — бармен посмотрел на Бориса и добавил. — Конечно, молодой человек, я к вашим услугам, — манера говорить у него была очень весёлая и услужливая. — Ещё раз добро пожаловать в наш бар «Дар унижения». Меня все зовут Сэм, настоящее имя Ян. Сейчас я сменюсь, пожалуйста, одну минуточку.

Бармен развернулся и начал поправлять бутылки за своей спиной. Борис спросил у Виктора:

— А что происходит? Он уже забыл?

— Он же сказал, что ему нужно смениться.

— А как его сменщик…

Мимо бармена прошла девушка и принялась нарезать фрукты. Сэм быстрым шагом пошёл направо, жестом указал следовать за ним, а затем перемахнул стойку за один прыжок. Пройдя пол зала, они зашли в кухню, в ней работало всего два повара, но помещение было просторным и выглядело, как стандартная ресторанная кухня с варочными плитами в центре и столами по периметру. Затем они попали в маленькую комнату, дверь которой бармен открыл ключом. Помещение, видимо, задумывалось как склад, но в нём царило запустение. В центре стояло кресло, такие обычно можно встретить в кабинете стоматолога. Рядом с ним был столик на колёсиках, покрытый белым вафельным полотенцем, а на нём стояла маленькая бутылочка, на двести миллилитров.