Улей 3. Уйти нельзя выжить

16

Диана

К ночи ураганный ветер немного ослабевает, и я настаиваю на визите к матери. Все доводы Дэрила убедить меня дождаться утра разбиваются о мою категоричную непреклонность. Приходится напомнить, что я больше не его подопечная пчелка, и с моим мнением ему придется считаться… если он действительно хочет сохранить установившийся между нами шаткий мир.

Мама лгала мне. Возможно, всю мою осознанную жизнь. Мне нужны ответы, мотивы, причины, толкнувшие ее на поступки, которым нет оправдания и прощения. Я имею право узнать правду, ее правду, и не успокоюсь, пока не закрою этот гештальт.

Все, что происходит сейчас… Все, к чему мы пришли спустя несколько месяцев борьбы за выживание. Все, что потеряли, дойдя до финала смертельных игр, началось задолго до того, как я узнала о существовании Улья.

Это не моя игра, и даже не Дэрила. Мы — насильно втянутые участники чужой бойни, но именно нам выпала сомнительная честь ее завершить.

Чей план мы исполняли?

Ради чего стольким пожертвовали и достигли ли цели?

Какой финал уготован нам самим?

Поднимаясь в сопровождении молчаливого конвоя по занесённым снегом ступеням, я заочно размышляю о том, что буду делать, если мама откажется говорить. В памяти всплывает наша последняя встреча, и внутри разгорается адское пламя. И даже ледяной ветер, пронизывающий до костей, не способен затушить эту кипящую лаву.

Я терпеливо жду, пока солдаты разбираются с входной дверью в убежище Марии Демори. Женщины, которая родила меня… Женщины, с которой мне предстоит встретитьсявпервые. Анна Гейден умерла шесть лет назад. Действительно умерла. А ту, кем она стала сейчас, я не знаю.

Военные барабанят в дверь, требуя открыть, но их крики тонут в шуме взбесившегося ветра. Я переступаю с ноги на ногу и приказываю вскрыть замок. Мороз больно колет кожу моих щек, покрывает инеем ресницы, пробирается под плотные слои теплой одежды. Солдаты не спешат исполнять. Связываются сначала с генералом, затем с Дэрилом. Их колебания не беспочвенны. Несанкционированное вторжение на личную территорию Марии Дэмори недопустимо. В ее руках сейчас столько же власти, сколько было у моего биологического отца.

— Поговори со мной! — кричу я, растолкав локтями бесполезных вояк.

Иступлено луплю кулаками в дверное полотно. Горло обдирает холодом, онемевшие конечности теряют чувствительность. Каждый вдох, как схватка со смертью. Больно и горько от того, что меня не ждут.

Пришло время снять маски, и я готова сделать это первой. Пришла к ней. Сама. Почему она прячется? Боится посмотреть мне в глаза?

Но все оказывается намного проще, чем я себе напридумывала.

Дверь открывается сама. Изнутри. На пороге возникает хрупкая фигура в наброшенном на плечи белом пальто поверх кремовой брючной пижамы. Заспанный взгляд фокусируется на моем лице.

— Прости, я задремала, — буднично произносит она и, схватив меня за руку, затаскивает внутрь, захлопывая дверь перед шеренгой солдат.

Сразу становится так тихо, так убийственно тихо…

Мама смотрит на меня с теплым участием, но мне холодно. Мучительно холодно от ее взгляда и наигранного беспокойства, отражающегося на до боли знакомом лице.

— Не ждала тебя сегодня. Такой лютый холод, а ты недавно болела, — каждым новым словом безжалостно кромсает мое сердце.

Задремала. Не ждала.

— Ну что ты стоишь? Проходи, — восклицает она, утягивая меня к полыхающему в камине огню.

На автомате подмечаю, что обстановка здесь точно такая же, как в нашем с Дэрилом коттедже. Вплоть до мельчайших деталей, цветовой гаммы и расположения комнат. Упираюсь взглядом в расстеленную на полу бурую медвежью шкуру и шумно сглатываю образовавшийся в горле ком.

— Тебе нужно согреться, милая. Ты такая белая, — она нежно проводит теплой ладонью по моей ледяной щеке. — Замерзла?

Отпрянув, я нахожу в себе силы кивнуть. Смотрю на нее во все глаза и не верю. Происходящее кажется абсурдом, игрой больного воображения. Она выглядит так же, как шесть лет назад. Так же, как в тот день, когда я ее потеряла. Ничего общего с той сумасшедшей, сломленной, изможденной женщиной, которая собирала геометрические фигуры из сот в своей камере.

— Зачем он тебя отпустил? Надо было дождаться, когда буря закончится, — тяжело вздохнув, одаривает меня ласковой улыбкой. — Хочешь я заварю горячий чай?

Непринуждённый тон, плавные жесты, искренняя забота, сквозящая во взгляде… Как ей удается сохранять спокойствие? Она разве не видит, что моя душа разнесена в ошметки? Я едва держусь на ногах, а она предлагает мне горячий чай?

— Раздевайся и садись поближе к огню. Я отойду на минуту, — скинув прямо на пол свое пальто, мама спешно ускользает в сторону кухни.

Наверное, нам обеим нужна небольшая передышка и чертов чай тоже не будет лишним. Стащив зубами толстые перчатки, деревянными пальцами расстёгиваю молнию на толстой куртку, разматываю шарф, снимаю шапку. Складываю ворох одежды на пол… рядом с белым пальто. Обувь ставлю на решетку у камина. Протягиваю окоченевшие ладони к обжигающему пламени, наблюдая, как огненные языки пляшут на почерневших углях. Рассеянно смахиваю влагу с щек. Это не слезы, нет. Просто иней тает на ресницах.

Через минуту сковавший внутренности холод отступает, кожа на лице начинает пылать, пальцы покусывает жаром. Я отодвигаюсь назад, и, наткнувшись на плетенное кресло, неуклюже плюхаюсь на сиденье.

Ненадолго прикрываю глаза, позволяя расслабляющему теплу растечься по напряженному телу. Организм незамедлительно реагирует на перепады температуры. Меня клонит в сон.

Я шла сюда, заряженная злой энергией и готовая выгрызать каждое слово правды. Не умолять, не просить, не плакать. Маленькой девочки, которая отчаянно боялась потерять свою мать, больше нет. Я ее уже потеряла и выжила, несмотря ни на что.

— Держи, — незаметно приблизившись, Мария протягивает мне термокружку с горячим ароматным чаем, и я инстинктивно обхватываю ее ладонями. — Пей маленькими глотками. Горячо.

Накрыв мои колени шерстяным пледом, она располагается в соседнем кресле. Откидывается на спинку, повернув голову в мою сторону. Кожей чувствую ее задумчивый изучающий взгляд. Не могу себя заставить посмотреть в ответ.

Словно сговорившись, мы обе храним молчание, слушая, как в камине потрескивают дрова. Я лениво смакую немного пряный вкус согревающего напитка, непроизвольно возвращаясь мыслями в далекое прошлое. Туда, где когда-то было тепло и уютно, а нежные объятия матери укрывали от всех бед, дарили покой и утешение. Но вместе с умиротворяющими воспоминаниями проходят другие, которые она запрещала мне хранить…

— Ты подмешивала мне снотворное в молоко, — нарушаю затянувшееся молчание, но не для того, чтобы обвинить или заставить оправдываться.

Я понимаю, зачем она это делала…, но не принимаю. Никогда не смогу принять. Предательство начинается с мелочей. Маленький обман порождает большую ложь. Так происходит почти всегда.

— Надеюсь, сейчас в моем чае ничего нет? — натянуто спрашиваю я.

— Только мед, лимон и немного корицы, — мягко отзывается Мария. — Снотворное было вынужденной и безопасной мерой. Твоему здоровью оно не приносило никакого вреда.

— Я должна сказать тебе за это спасибо? — не удерживаюсь от сарказма.

— Нет, — периферийным зрением замечаю, как она пожимает плечами. — Я подумала, что ты должна знать.

— Возможно, стоило еще тогда объяснить мне, что за мужчина приходит с тобой в мою спальню по ночам.

— У тебя был любящий отец. Виктор, — после короткой паузы, полным сожаления голосом произносит Мария. — А Уилл… Он — страшный человек. Поверь, милая, ты бы не захотела узнать его ближе.

— Как выяснилось Виктор был любящим отцом не бесплатно, а Уилла мне все-таки пришлось узнать ближе, — ожесточенно парирую я.

— Все в этом мире имеет цену, — философски заключает мама. — Жизнь, любовь, преданность, удовольствие, счастье… Мы всегда платим, даже не осознавая этого. Свободой, совестью, крушением надежд, разбитым сердцем. Улей в этом плане использует более простую и доступную валюту.

— Что ты такое говоришь, мам! — отчаянно вспыхиваю я, осмеливаясь взглянуть в лицо матери.

— Правду, в которую тебе так сложно поверить, — отвечает она с лихорадочным блеском в глазах. По моей спине пробегает нервный озноб, снова возвращается ощущение, что я разговариваю с сумасшедшей. — Ты можешь не подбирать слова и не опасаться, что нас кто-то услышит. Камеры отключены.

— К дьяволу эти камеры! Мне в отличие от тебя скрывать нечего. Скажи, чего ты добиваешься? — измученная внутренней борьбой, сипло спрашиваю я. — Хочешь, чтобы весь мир платил за твою сломанную жизнь и разбитое сердце? — в светлых глазах Марии расползается густая тьма. Страшная и бездонная. — Ты даже меня не пощадила! За что, мам?

— Если бы я могла отмотать время назад… — она отводит взгляд, уставившись на огонь. На губах играет блуждающая полуулыбка. — Уильям был прав. Таким, как мы, нельзя размножаться. Не в этом мире, где каждый из нас в любой момент может стать мишенью. Тараканом быть проще, намного проще, чем человеком, но не они расплодились до неимоверного количества и загадили всю планету. Это сделали мы…

— Ты с ума сошла? — изумленно выдыхаю я, даже не пытаясь вникнуть в услышанный бред.

— Да, и очень давно, — не оспаривает она. — Мне стоило его послушать. И, возможно, Уильям никогда бы не стал Кроносом, а я той, кто спустила с привязи монстра.

— Ты жалеешь, что родила меня? — сиплю я, оглушенная чудовищной догадкой.

Руки так сильно дрожат, что из кружки выплескивается чай. Бедра обжигает кипятком, но я не чувствую боли. Ничего не чувствую, стремительно погружаясь в глубокое оцепенение.

— Нет, — качнув головой, Мария расслабленно опускает руки на подлокотники. От ее жуткой улыбки меня бросает в дрожь. — Без тебя игра не была бы настолько увлекательной, и мы не оказались бы здесь…На вершине пищевой цепи. Все, кто хотел нас растерзать, получил по заслугам. Они убрались в ад, где им самое место. Закономерный и честный финал.

Я оглушено молчу, рассматривая сидящую рядом женщину, которая только что повесила на меня ответственность за все, что сотворили она и Кронос.

«Без тебя игра не была бы настолько увлекательной…»

«Таким, как мы, нельзя размножаться.»

«Мне стоило его послушать.»

«…Уильям никогда бы не стал Кроносом, а я той, кто спустила с привязи монстра.»

«Если бы я могла отмотать время назад…»

Боже, она действительно сумасшедшая, одержимая, потерявшая разум, но каким-то чудом сохранившая человеческий облик. Чистое концентрированное безумие клубится в ее заполнивших радужку черных зрачках. Монстр с лицом ангела. Моя мать…

— Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь, — проницательно ухмыляется Мария. — Внутри тебя кипят гнев и боль. Твой разум в агонии. Тебе кажется, что нельзя ненавидеть сильнее, но, моя милая, чтобы остановить Дьявола нужно думать и действовать, как он. Необходимо стать им, взять бразды правления в свои руки и сокрушить его же оружием. Я это сделала и ни о чем не жалею. Теперь твой черед, Диана.