Серенький волчок

Звонил Муштаков.

Перед отъездом я, разумеется, оставил ему наш новый адрес и номер, но совсем забыл об этом, и звонок мастера стал радостным сюрпризом. Мы проговорили минут десять. В конце Муштаков сказал, что перенаправит мне к следующему лету несколько заказов от московских клиентов. Посоветовал пока нарабатывать заказы у местных, по мелочи. Я без конца благодарил его. Что бы я делал без моего учителя!

Раньше весны, а может быть, и лета, я не смог бы приступить к серьезной работе. Одно дело, когда рядом стоит Муштаков и поправляет, если ошибаешься. И совсем другое – работать самостоятельно. Я был молод, но являлся учеником известного на всю страну мастера. Это обстоятельство не вселяло в меня чувство гордыни, но все-таки придавало уверенности. Я решил начать с чего попроще, из недорогого материала. Запороть заказ из древесины очень ценных пород – так рисковать я не мог. Решил так: вот обустроюсь, войду в рабочую колею, запасу хороший материал – тогда и развернусь.

Зиму мы провели хорошо. Я катал Катюшку на санках. Как-то слепили за домом огромного снеговика. Сестренка сбегала в дом и принесла большую морковку. Я поднял Катюшу, она прикрепила оранжевый нос к снежному кому. Я сказал Кате, что это наш зимний часовой и он будет охранять нас от лесных чудовищ. Сестренка любила сказки. Даже пробовала сочинять. Она с удовольствием подхватила эту историю и принялась скатывать из снега разных страшил. Ставила их поодаль от снеговика, так что через несколько дней двор наш превратился в поле сражения: снежная нечисть пыталась проникнуть в дом, но бдительный часовой своим грозным видом останавливал вражеские войска.

Катюшке исполнилось семь лет. К следующей осени она должна была пойти в школу. Меня беспокоило ее косоглазие. Что если начнут дразнить? Будут ли у нее друзья? Она и так росла очень замкнутой, на улицу выходила неохотно, а если и шла погулять, то с соседскими девчонками почти не разговаривала, а возилась в сторонке, словно ее не интересовало общество сверстниц.

Имелось еще кое-что, но об этом позже.

Весна тогда выдалась ранней, теплой, и я решил, что настала пора освободить подвал от хлама и переоборудовать его в мастерскую. Моя маленькая помощница с большой охотой выносила мусор и лазала с тряпкой, вытирала все уголки.

Мы вычистили почти все пространство и подбирались к противоположному от входа углу. Свет от лампочки едва доставал туда. Там стояли большие длинные стенды, под дерюгой. Краска на них сильно облупилась, но еще угадывались пионеры, Ленин, остатки символики. Ценности в стендах уже не было никакой. И фанера дешевая, покоробленная. Следовало это распилить и выбросить.

Катюша потащила во двор очередное ведро с мусором. Я подтянул провод с лампочкой ближе, схватился за край одного стенда – и замер от ужаса.

Стенды были прислонены к стене под большим наклоном. Между ними и стеной образовалось пространство. Словно темная пещера. Из этой темноты на меня смотрели два светящихся глаза.

Я отчетливо помню ощущение в ту минуту: животный инстинкт опасности вперемешку со здравым смыслом – этого не может быть! Наверное, так бывает, когда встретишь привидение. Я отскочил. Метра на три меня отнесло. К счастью, Катюшка еще возилась во дворе и не видела.

На полке лежал фонарик. Светил он тускло, батарейки ставились еще при дяде. Я включил его и шагнул к стендам. Я уже приблизительно догадывался, что там прячется. Но иррациональный страх заставил меня взять металлический прут. Я вытянул его перед собой и направил луч в темноту.

Там было чучело огромного волка. Свет подвальной лампочки отражался от хромированной стойки, сбоку от стендов, и попадал волку в глаза, сделанные из какого-то светоотражающего материала. Но не это вызывало жуть, а размер зверюги. Его голова, величиной с медвежью, была мне выше пояса. Из пасти торчали огромные клыки, как у тигра, а мохнатые лапища – толще моей руки. Наверняка это был выродок, про таких монстров я никогда не слышал. И где только дядя его взял! Понятно, что поставить чудище в доме он не решился, а выбросить или продать жадность не позволила.

У входа загремела ведром Катюшка. Я накрыл волка дерюгой и вылез на свет. Решил, что сейчас сестренке лучше этого не видеть, но потом показать нужно будет обязательно. Не дай бог, сама найдет.

За ужином Катя ела мало, она возила ложкой в тарелке с пюре и рассказывала мне сказку. Она сочинила ее, пока мы убирались в подвале. У сестренки было очень живое воображение и отличная память, но вот с письмом и чтением совсем не складывалось. Особенно с письмом. Еще в подготовительном классе все стало ясно. Она брала в руки карандаш или ручку, взгляд становился напряженным, в лице какая-то натуга появлялась, словно что-то не давало ей прикоснуться к бумаге.

Может, сильная дислексия, или другое заболевание, не знаю. Но я всегда подозревал, что неспособность толком читать и писать, а еще косоглазие, были подарком от пьяного папаши.

Местная школа находилась на другом краю поселка. Я заранее поговорил с директрисой о Катеньке, о ее проблемах с чтением и письмом. Директриса Татьяна Александровна оказалась женщиной умной и чуткой. Она объяснила, что ситуация здесь двоякая. Если отдать Катю в специализированную школу – учиться среди таких же детей будет легче, но это как клеймо останется. А в обычной школе она сразу почувствует свое отличие от других, начнут дразнить и чураться. Но зато имелся шанс, что патология со временем пройдет. Оказывается, у двоюродной сестры директрисы вышла похожая ситуация с дочкой. Врачи поставили диагноз – дислексия. Ребенка отдали все-таки в общеобразовательную школу. Начались слезы и стрессы. Успеваемость нулевая. Но потом девочка привыкла, а через несколько лет дислексия пошла на убыль, и школу она закончила ударницей.

Я и раньше верил, что у Катюшки с возрастом все пройдет. А после того разговора ободрился еще больше. На радостях, пообещал Татьяне Александровне к следующему учебному году сделать шкафы в учительскую. Директриса заверила, что к Катюшке со стороны учителей будет самое хорошее отношение.

За весну я достал нужный для работы инструмент. У меня уже были калевки – ими выводится декоративный узор по дереву, еще обширный набор резцов – подарок мастера, фрезеры разные: все это хранилось у Муштакова, когда мы жили в старом доме. А на новом месте мне пришлось съездить в Москву. В магазинах я заказал с доставкой на дом станки: рейсмусовый, циркулярный, фуганочный, токарный. Хотел разориться на станок с ЧПУ, но решил пока обойтись без него. И так слишком дорого выходило. За остальным я проехался по адресу, который дал Муштаков – в магазине такой специфический ручной инструмент не купишь, только на заказ у кустарей.

Тогда я в первый раз оставил Катюшу дома одну, на целый день. По дороге сначала боялся, что старенький жигуленок сломается и я застряну где-нибудь на шоссе. Но машина только внешне выглядела потрепанной, а мотор работал как новенький, салон и сиденья были обтянуты добротным дорогим сукном. Дядя-конспиратор, по всей видимости, не любил выставлять доходы напоказ. Как оказалось, я не ошибался, и через какое-то время неожиданная находка убедила меня в этом.

Позже я созвонился с поставщиками древесины. Не ожидал, что цены такие высокие. В Архангельске за кубометр тика или дуба я заплатил бы гораздо меньше. Меня обнадежило лишь то, что и стоимость моих работ должна соответствовать столичному уровню.

Появились первые серьезные заказчики. Их направил ко мне Муштаков. Сначала супружеская пара – какие-то предприниматели, потом жена одного крупного чиновника. Всех смущала моя молодость. Наверное, они ожидали увидеть прокуренного бородатого старика.

Жене чиновника, ее звали Марина, потребовался набор предметов из сибирского кедра, для сауны. С этим материалом я много работал у Муштакова и знал его отлично. А вот супруги хотели к рождению первенца колыбель в старинном кельтском стиле, из палисандра. Дерево это дорогое, и опыта работы с ним у меня было маловато. Сначала я занялся первым заказом. Через две недели от Марины приехал фургончик, молчаливый водитель протянул мне пачку денег. Мы погрузили шайки, скамеечки, прочую мелочь – и он уехал. Я пересчитал деньги. В пачке оказалось немного больше, чем мы договаривались. Я поздравил себя с почином.

Супруги привезли мне рисунок колыбели. Не знаю, в какой средневековой книге они его откопали, но я зря переживал: конструкция оказалась несложной. Орнамента в изобилии, но резьба изяществом и тонкостью не отличалась. Стилизованные контуры животных были даже грубыми. Я увидел, что могу сделать лучше, но говорить об этом не стал. Муштаков приучил меня не спорить с клиентами, а делать, как они просят. Проблем меньше – толку больше. Помню: однажды мастеру заказали небольшой секретер из лунного эбена. Дерево это на вес золота, поставок почти не существует. Но Муштаков сумел раздобыть необходимое количество. Он чуть не плакал, когда резал его по чертежу, говорил, что такой поганый рисунок мог придумать только вандал. Но заказчик был в восторге.

С работой я уложился в срок. Закончил полировку, поставил колыбель в центре мастерской и позвал Катеньку. Спросил:

– Ну как?

Катюшка прищурилась, обошла колыбель, оглядела и подняла палец:

– Во!

Одобрила, значит. Я и сам понял: грубоватая резьба смотрелась невыгодно на бумаге, а в реальном исполнении выявила особый стиль.

Супругам очень понравилось. Они еще подумывали о большом заказе мебели к осени. Предложили задаток. Я согласился. Расходы у меня были немалые. Еще к сентябрю следовало одеть-обуть Катюшку, требовались школьные принадлежности. К тому же я решил купить компьютер. И мне для работы в помощь, и сестренке было бы полезно. Я надеялся, что с компьютером она быстрее научиться хорошо писать и читать.

Я думал: если так пойдет и дальше – без денег мы не останемся. Только вот мастерскую следовало благоустроить тщательнее. Поменять пол, поставить другие верстаки, докупить пару станков, переделать освещение и вытяжку. Последний стенд, где прятался волк, я решил тоже выбросить.

За обедом рассказал Кате о чучеле. Ей захотелось немедленно увидеть его. Я вытащил монстра на свет. Сестренка смотрела во все глаза. Она ничуточки не испугалась. Походила вокруг, потрогала зубы, подергала за уши, заглянула под брюхо.

– А у него замочек, как на моей курточке! – заявила она.

Я повалил волка на бок. Между передних лап и до живота под шерстью действительно пряталась молния. Я нащупал язычок и потянул его. Внутри что-то было. Пришлось засунуть руку в брюхо. Я выудил толстый плотный сверток. Мне показалось, что это какие-то документы. Развернул – а там пачка долларов! Я засмеялся и показал Кате деньги.

– Ну, дядя! Ну, жук!

Катюша удивилась.

– Ой, где жук? – Она стала рассматривать деньги. Я снова расхохотался.

В пачке без малого насчиталось пятнадцать тысяч. Мне хотелось представить логику нашего странного дядюшки: вот он прячет деньги в чучеле, а потом пишет завещание на родственников. Про доллары – ни гу-гу. Но если бы мы выбросили волка не глядя? Вот положили бы на кучу мусора при уборке и сожгли. И прощайте, денежки!