Колдовской сезон

– Я думаю, вы, ребята, переоцениваете меня, – выдохнула я. – Мой дед происходит из той же линии, однако он не более чем простой азлат. Моя мать была не более чем азлаткой, и я тоже являюсь не более чем азлаткой, причем, по общему признанию, не очень подготовленной. Вы можете…

– Твой дед, – прервала меня Кора, прищурив глаза до щелочек и обхватив свою медовуху, – нечто большее, чем ты когда-либо могла себе представить.

– Что ты имеешь в виду?

– Он сильный невралгик. – Кора подтянула ноги и скрестила их. Юбка едва скрывала ее трусики. – Я бы сказала, даже более могущественный, чем Тираэль. Он просто до сих пор не может пережить скорбь по дочери. А что касается Сифры… – Кора окинула взглядом зал и остановилась на одном человеке в тени. Присмотревшись, я поняла, что это был Тираэль. Он наблюдал за нами. – Я не любительница слухов, Хелена. Я думаю, что никто не смог бы отследить Безграничную силу. Но, должно быть, была какая-то причина, по которой полк боялся простой азлатки. – Ее взгляд впился в мой. – И почему Сифра сочла целесообразным задавить твои способности в зародыше.

Я задумалась над ее словами. Но чем больше я пыталась смириться с мыслью, что могу быть особенной, тем более нелепой становилась эта идея.

– На самом деле я должна быть невралгиком. Если только поколения не были пропущены. – Я прикусила нижнюю губу. – Думаешь, я метаморф?

– Потому что ты превратилась в ворону? – Я кивнула. Кора покачала головой. – Нет. Макс считает, что за этим стоит что-то другое.

– Твой друг-орел?

– Да. Он говорит на языке жестов. В общем, Макс сказал мне, что силы, изменяющие форму, не могут быть подавлены. Они проявляются рано. Уже в первые месяцы жизни. Это естественный процесс, который невозможно остановить.

– Но, в таком случае, кто я такая?

– Ego suma, qui suma. Ego erit, qui erit, – ответила Кора. – Я тот, кто я есть. Я буду тем, кем буду. – Она пожала плечами. – Боги решают, Хелена.

– Прошу прощения, – прервал нас теплый голос. Я подняла глаза и увидела улыбку Мерлина. – Но ты не потанцуешь со мной, Хелена?

Я нерешительно посмотрела на Кору. Она откинулась на спинку железного стула с волнистыми краями, потягивая медовуху.

– Иди. Твое общество было долгим, и я жажду одиночества.

– Хм, хорошо, – пробормотала я, подав Мерлину руку. К настоящему времени рэп-песни уступили место первоначальным звукам шотландской баллады. Я знала эту песню. Моя мать часто слушала ее. «Вода широка» была посвящена глубокой тоске и желанию снова найти путь на родину. Мерлин положил руку мне на бедро, продолжая держать мою ладонь в своей. В Тираэле все казалось диким и необузданным, словно перевернувшийся корабль в штормовую ночь, который, несмотря ни на что, держался на плаву. Мерлин же… Он просто выглядел опрятным. От аккуратно выщипанных бровей и зачесанных назад волос до свежевыглаженной рубашки. Мерлин был бы идеальным политиком.

Он улыбнулся.

– Как ты, Хелена?

– Сложно сказать, – ответила я.

– В последние дни я беспокоился о тебе.

– Ах, да?

– Мне кажется, на тебя многое навалилось.

– Я просто хочу пережить церемонию.

– У тебя получится, – произнес он. – Можно дать тебе совет?

– Да?

Он скривил рот.

– Тебе следует держаться подальше от некоторых азлатов, чтобы не потерять благосклонность Высших.

– Держаться подальше? – Я нахмурилась. – От кого?

Он провел меня мимо другой танцующей пары.

– От Дидре Гринблад, например.

– Кто она такая?

– Двоюродная сестра Бернеттов. Настоящая трагедия. Ее прабабушка – второй член Высших, мать была достойной Гринблад, а отец – чистокровный, пользующийся большим уважением Бернетт. Все думали, что Дидре суждено стать новым вундеркиндом. – Он фыркнул. – Если бы. У нее нет способностей, и Дидре не сражается. Она пустая трата времени. Боги смеются над ней.

– Так… я, получается, тоже пустая трата времени?

Он выглядел сбитым с толку.

– Ты?

– Мои способности до сих пор не проявились.

– С тобой все по-другому, – сказал он. – Сначала тебе нужно потренироваться, ясное дело.

– А если они не появятся? – Я внимательно посмотрела в его зелено-карие глаза. – Тогда ты бы так же говорил и обо мне?

Мерлин не ответил. Было очевидно, насколько неприятна ему эта тема.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Я не думаю, что хочу продолжать этот разговор, Мерлин. – Я отстранилась от него. – Мне не нравится, как ты осуждаешь других.

Он вздохнул.

– Мы не можем позволить себе быть мягкими, Хелена. Смысл нашего существования – защищать людей. Слабые азлаты… – Он прервал себя.

– Бесполезны? – Я фыркнула. – Будь то человек, животное или азлат, у всех нас есть сердце, которым мы должны правильно пользоваться, Мерлин.

Я распознала отчаяние в его взгляде. Он знал, что проиграл. Но его руки все еще лежали на моих бедрах, хотя я уже давно сняла свои с плеч Мерлина. И все же, пока я смотрела на него… Мое настроение изменилось. Раздражение уступило место доброжелательности. Я почувствовала счастье.

– Мерлин, – пробормотала я, подходя к нему и испытывая непреодолимое желание поцеловать его. Что здесь происходит? Его губы склонились над моими, Мерлин опустил голову и…

– Убери свои чертовы лапы из ее головы, мальчик.

Хорошее чувство внезапно исчезло. Осталась только жесткая неприязнь, которую я испытывала из-за сказанных им слов.

Мерлин повернул голову и посмотрел в покрытое морщинами лицо Бабы Грир. Ее впалые губы были искривлены в злобной гримасе. Мне показалось, что и без того кривой нос женщины изогнулся еще сильнее.

– Ты считаешь себя величайшим, не так ли, Андерсон? – Грир подняла кончик своего пальца и прорычала: – Пришло время тебе научиться справляться с отказом. Поносить Тираэля за его спиной, в то время как сам направляешь дар против себе подобных.

Мерлин прищурил глаза.

– Жестокость – твой удел, Грир. Не мой.

– О, мальчик. Когда ты наконец поймешь? – Мне стоило больших усилий удерживать нить разговора. Они понизили голоса. – Каждый из нас жесток. Как ты думаешь, наш разум легко переносит ежедневное наблюдение за совершением худших поступков? – Баба Грир оскалила зубы. Безрадостный, хриплый смех вырвался из ее горла. – Нет, Мерлин. О нет. Даже те из нас, у кого самое чувствительное сердце, в какой-то момент теряют свою человечность. Жестокие времена требуют жестоких поступков. Но ты, мальчик, используешь свой божественный хаос, чтобы завоевать любовь. Ты не защищаешь людей, ты заставляешь их любить тебя. А теперь еще и Хелену – одну из нас! Как далеко ты собираешься зайти, пока не осознаешь, что тебе следует поработать над своим испорченным мозгом, чтобы исправить то, что сделали с тобой родители?

Мерлин скривил лицо.

– Я поблагодарю Морриган, когда она проведет тебя через мост в Авалон, старуха.

Шестой закон. Всегда проявляй уважение и почтение по отношению к старшим. В моей руке непроизвольно вспыхнул крошечный огонек. Я вздрогнула и отшатнулась назад, пытаясь стряхнуть пламя. Баба Грир сосредоточила на мне свое внимание. Едва заметным движением руки она послала мне воздушный поцелуй. Огонь погас. Мерлин перевел взгляд с меня на Бабу Грир, прежде чем развернуться на каблуках и покинуть банкетный зал. Старая азлатка посмотрела ему вслед и цокнула языком.

– Страдание может отравить доброе сердце быстрее, чем капля яда. – Она посмотрела на меня. – Пойдем, девочка.

С бешено колотящимся сердцем я последовала за ней. Мою ладонь покалывало. Я оглянулась через плечо и заметила Тираэля, все еще скрывавшегося в тени.

Баба Грир прошла по коридору для прислуги, который мне когда-то показал Мерлин. В коридоре по-прежнему пахло затхлостью и сыростью. В тусклом свете железного фонаря я разглядела паутину, тянущуюся по потолку. Рукав моего платья порвался, когда я задела гвоздь. Баба Грир порылась в кармане своего плаща. Он был из бархата оливково-зеленого цвета. Мгновение спустя она сунула мне под нос свою трубку.

– Огонь.

– Что, простите?

– Мне нужен огонь.

– О. – Я ушла в себя, нащупала связь с горячим ядром внутри и сообщила ему, что оно должно сделать. Не прошло и секунды, как пламя лизнуло кончик моего указательного пальца. – Вот.

Я зажгла ее трубку, пока Баба Грир извлекала из недр плаща еще один бархатный мешочек. Затем она засунула в маленькое отверстие черные перья, какие-то комочки, пропитанные красным, и коготь. Баба Грир глубоко затянулась трубкой и облегченно выдохнула, выпуская дым в воздух.

– Ну, в чем заключается твоя главная сила, девочка?

Ее вопрос застал меня врасплох.

– Я… Я не знаю.

– Ты ничего не чувствуешь?

– Нет, – медленно ответила я. – Ничего.

– Что говорит Тираэль?

– Ничего.

– Мгм. – Неприятный запах наполнил проход, когда Баба Грир рассеяла свой вязкий дымок. Каждый раз, когда она делала затяжку, радужки ее глаз исчезали под верхним веком. – Есть ли что-нибудь, чего ты боишься?

В чем был смысл этого разговора? Чего Баба Грир хотела добиться?

– Я боюсь воды.

– Почему?

Я сглотнула.

– Мой отец, он…

– Дело не в этом, – перебила она.

– Что?

– Твой отец утонул, и ты думаешь, что именно поэтому боишься воды. Но я в это не верю. – Гнев охватил меня. Баба Грир обнажила зубы в ужасной ухмылке. – Там, где кончается разум, начинается гнев, Хелена Иверсен.

– Я была свидетелем того, как утонул мой отец! – Дыхание участилось. – Почему я должна мириться с тем, как Вы рассуждаете о моих чувствах?

– Потому что я права. Дети азлатов едва ли подвержены страху. Если только, – Баба Грир затянулась трубкой, – они боятся чувствовать свои силы и проецируют эти ощущения на другие обстоятельства, чтобы отрицать хаос внутри себя.

– Что, простите?

– Я думаю, – сказала Баба Грир, сделав еще одну глубокую затяжку и сильно выдохнув дым мне в лицо, – что тебя мучает чувство вины. Что-то случилось в тот вечер. И я говорю не о воде.

– Вы хотите сказать, что на моего отца не нападали?

– О, нет, нападали. – Она сказала это так, как будто речь шла о чем-то несущественном, например о продаже табака в киоске. – Но само по себе нападение не могло напугать тебя до такой степени. Должно быть, внутри тебя что-то происходило. Подумай, Хелена. Что ты чувствовала в тот вечер?

– Я не хочу об этом думать.

Грир посмотрела на меня. Она смочила нижнюю губу. Кончик ее языка был угольно-черным.

– Сделай затяжку.

– Что?

Она протянула мне трубку.

– Я хочу, чтобы ты затянулась. Наполни свои легкие сущностью вороны, Хелена.

Я уставилась на старуху.

– Нет.

– Ты должна.

– Почему?

– Это поможет вам найти твое ядро.

Я недоверчиво посмотрела на трубку. Кольца дыма выскользнули из наконечника и затерялись в воздухе. Я пошевелила носом. Когда Баба Грир решительно направила трубку в мою сторону, я взял ее в руки. Трубка была тяжелой. Мне казалось, что она заставляет вибрировать мои нервы.

– Тяни, – пробормотала Грир.

Медленно поднеся кончик ко рту, я осторожно смочила его губами и нерешительно взглянула на Бабу Грир, которая одобрительно кивнула. Я глубоко втянула дым в легкие. Через несколько секунд трубка выпала у меня из рук и приземлилась на пол. Я закашлялась. Горло горело, как будто его жгло изнутри. Но внезапно это чувство исчезло, уступив место свинцовой тяжести, которая проникла в каждый уголок моих конечностей. Я опустилась на пол. По телу разлилось туманное опьянение.