Зелье для Ее Величества. Заговор

К сумеркам всё было готово. Большие и маленькие колья, воткнутые в землю под наклоном, смотрели в сторону леса, полыхающий костёр длиною в десяток шагов закрывал собой остальное пространство.

Когда совсем стемнело, лес наполнился жутким волчьим завыванием. Кони заволновались, рвались с привязи. Вой стал совсем близким. Люди напряглись, наставив в темноту ружья.

В стороне, где были колья и куда доставал свет костра, Иван увидел несколько пар мерцающих глаз. Позади, где был устроен завал, послышалось шуршание — волки пытались пройти сквозь ограждение, растаскивая ветки.

— Вы трое, — указал Розинцев на солдат, — быстро к завалу и сквозь него залпом на шорохи.

Вскоре строенный залп был многократно разнесён по лесу эхом. Раздалось скуление. Волчьи глаза за кольями исчезли, но вскоре появились вновь.

Ивана это крайне разозлило. Ну неужто им не понятно, что здесь собралась грозная сила?! Кем они себя вообще возомнили? Хозяевами леса?! Да в их жалкий лес пришёл хозяин всей Земли — человек! Покоривший моря, континенты, горы и пустыни и это жалкое отродье смеет иметь на человека какие-то виды?!

Иван бросил пистолет, выхватил шпагу и кинжал и с глухим рыком кинулся через колья на горящие в ночи волчьи глаза. Сзади он слышал ничего не значащие людские голоса:

— Куды?! Куды, ваше благородие?!

Но он уже с рёвом ворвался в ночь, взведённый, как пружина, и жаждущий крови. Волки растворились в темноте. Но сзади что-то рычащее ударило его в спину и сбило с ног. Иван в ярости развернулся на ощеренную клыками пасть и, бросив оружие, вцепился руками в волчью шею, ощерясь и рыча в ответ, впился зубами в его горло.

Где-то далеко он слышал стрельбу, крики, рычание и визг. Вскоре мир закружился, хлестанул струёй крови и перестал существовать.

***

Очнулся Иван от холода, его буквально трясло. Рывком сел, стащил с головы плащ, осмотрелся. Уже светало, пятеро солдат сидели у огня, пятеро спали около ещё тлеющих углей, оставшихся от заградительного костра. Двое из них во сне стонали.

Осмотрел себя. Мундир был изодран и весь залит кровью. Руки ужасно болели, а весь рот был забит волчьей шерстью. Отхаркнув, сплюнул.

Обернувшиеся на звук солдаты с криком повскакивали. Двое закрестились, а остальные навели на него ружья.

— Вы чего, ребятки? — прогудел Розинцев не своим голосом.

Раздался выстрел. Пуля прожужжала в каком-то вершке от головы. Иван вскочил, пробасил:

— Да вы ополоумели, что ли?! Вы в кого, мать вашу, палите?!

Панкрат протянул руку поперёк направленных на Ивана ружей, вторую останавливающим жестом вытянул в сторону Розинцева:

— Не подходи! Не подходи, ваше благородие, Христом Богом прошу!

— Да что стряслось-то?! — никак не мог взять в толк Иван.

— Да как же ж? Сначала ты, ваше благородие, кинулся на волков, ну, мы, как и положено, бросились за тобой, тама и сцепились с ними, глядим — ты лежишь, Иван с Фёдором подхватили тебя, да за колья и мы за ними отступили, штыками отбиваясь. Пантелеймона вон с Игнатом шибко порвали — одному ногу, другому руку, остальных кого как.

— А дальше-то что?

— Ну как что, смотрим на тебя, ваше благородие, — а ты в крови весь и кровь горлом плюёшь. Подергался, подёргался и затих. Кончился, стало быть, и лицо белым сделалось. Ну мы, как и положено, перекрестились за твой упокой и плащом, стало быть, накрыли. Так что помер ты, ваше благородие.

— Да как же я помер-то? Кровь-то не моя была! Я волку горло перегрыз, вот его кровь на меня и попала, да чуть не захлебнулся ею, а потом сознание потерял!

Солдаты переглянулись, не сговариваясь, сделали пару шагов назад и подняли ружья.

— Сейчас-то что не так?

— А то, ваше благородие, что, видать, кровь оборотня в тебя попала, вот от этого ты и ожил! Не подходи!

Иван почувствовал, что его и без всякого «не подходи» могут пристрелить. Солдаты многое пережили за ночь и были крайне взволнованы. А тут ещё покойник оживает. Надо было менять тактику.

— Будете стрелять — пули напрасно истратите. Али неведомо вам, что оборотня только серебряной пулей убить можно?! Простые пули нечистая сила отводит, видали же!

Солдаты начали переглядываться.

— И не бойсь, до ночи никого не трону. А к ночи уже в Санкт-Петербурге будем.

На солдат подействовало. Ружья опустили.

Розинцев пошёл к ручью умыться да прополоскать рот. Он не совсем понимал, что произошло. Ужасно хотелось есть, а думать на голодный желудок — неблагодарное дело.

— Налейте мне вашего варева, — бросил он мужикам и пошёл к своему коню, достать из седельной сумки тарелку с ложкой. Кони, почуяв волчий запах, шарахнулись, стали рваться с привязи и ржать, выпучивая глаза.

Успокоившиеся было солдаты повскакивали. Оборотень — он и есть оборотень. Иван досадливо сжал кулаки. Небрежно-примирительно махнув солдатам рукой, мол, всё нормально, с оборотнями постоянно такое случается, пошёл к костру. Остановился, что-то вспоминая. Вспомнил:

— А Прокоп, проводник наш, где?

Солдаты снова переглянулись:

— Так это, убили его, ваше благородие.

— Как?!

Пожали плечами:

— Мы это, как его, забыли совсем про него, а поутру глядь, а он тово, стоит привязанный и не шевелится. Подошли к нему с опаской, а он в крови весь и не дышит.

Иван пошёл к дереву, к которому приказал привязать несчастного мужика. Рубаха Прокопа была бурой от крови, и наспех сделанный солдатами кляп тоже обильно ею пропитался. Покривившись, Розинцев разорвал ему рубаху. В груди старосты, как раз напротив сердца, виднелась рана от штыка. «Скорее всего, кто-то из солдат», — подумал Иван.

Пошёл к костру. Взял чью-то миску, положил черпак с горкой каши. Перед тем как начать завтракать, распорядился:

— Прокопа отвязать, прикрутить к его лошади. Выйдем на тракт — кому-нибудь передадим, чтобы похоронили или домой отвезли. Раненых, кто не сможет держаться в седле, тоже привяжем.

Перед тем как выступить, пошёл осмотреть поле боя. На земле и на кустарнике было много пятен крови, но ни одного убитого волка он не нашёл.

— Оборотни — они и есть оборотни, — услышал он за спиной голос Панкрата. — Ожили и ушли.

На том и отправились в путь. Ивану пришлось идти пешком — кони так его к себе и не подпускали, несмотря на то что он прополоскал свой изодранный камзол в ручье. Дороги он не знал, поэтому просто шёл на север, благо определять стороны света он умел. К обеду вышли на большую дорогу. Проезжие на них пугливо оборачивались и крестились.

Иван послал одного из солдат вперёд, чтобы на ближайшем постоялом дворе ему приготовили кадушку с горячей водой, какое-нибудь мыло и приличествующую его положению одежду.

В вечерний Санкт-Петербург он въехал уже сидя на коне, в более-менее приличном камзоле, отданном хозяину таверны в уплату за проживание каким-то проигравшимся офицером.

***

Шешковский молча выслушал доклад, внимательно смотря на Розинцева, временами отводя глаза, прикидывая что-то в уме. После доклада в свойственной ему манере побарабанил пальцами по столу, пожевал губами.

— Значит, не рискнул арестовать ведьму?

— Нет, ваше высокоблагородие.

— Я вот тут что подумал. Ведьма эта, для того чтобы лекарь не выдал их, подсунула ему долгодействующий яд, который спустя время и остановил ему сердце. И рассусоливать тут с ними нечего. Я вслед за тобой отправил за ведьмой двадцать молодцов с приказом без живой не возвращаться. К утру должны вернуться, они, в отличие от тебя, лесами не шастают. Получится или нет у нас повязать с поличным баронессу, ещё вопрос, но показания ведьмы против неё у нас уже будут.

«Это если удастся её взять», — подумал Иван, но промолчал.

— Ну, а то, что зелье добыл, — хвалю. Молодец! Мы эту отраву предъявим государыне как доказательство слов ведьмы против баронессы Бартинской. Покажем нашей матушке императрице, какую гадину она у себя на груди пригрела!

Иван кивнул и щёлкнул каблуками.

— Садись, добрый молодец, садись, — махнул рукой Шешковский, — а то, я смотрю, что-то сильно бледен ты, — и потянул за шнурок.

Из-за штор высунулась голова секретаря.

— Принеси-ка нам с господином Розинцевым закусить чем, голубчик.

Голова исчезла.

— Ну а мы тут тоже времени даром не теряли, — похрустев пальцами, продолжил шеф. — Думаю, одного, как его там, вампира точно определили.

Иван поднял брови.

— Да, да, господин Розинцев. Установили за сановитыми дворянками догляд и обнаружили за одной слежку. Причём следящий чуть не в открытую ходит и совершенно не обеспокоен своей конфиденциальностью — не озирается даже, поганец.

— Это от того, что они не знают, что мы о них знаем.

Шешковский утвердительно кивнул:

— И, стало быть, мы знаем, где он проживает. Я думаю, тянуть далее некуда, надо брать татя да примерно его выспросить. А там и ведьму привезут. Славная соберётся компания, — азартно потёр руки шеф.

— Виноват, ваше высокоблагородие, — Иван встал, — может у графа Панина ещё раз отпросить Опричникова с его людьми?

— Будет нам Опричников. Намекнул я графу на некое важное дело, коли не оплошают его люди — придётся немного поделиться лаврами, — тут он досадливо поморщился, — за одним и государыне донесу, мол и мне бы такую команду заиметь, не дело же каждый раз у Панина просить. А если их не окажется в нужный момент?

— Полностью с Вами согласен, — поддакнул Иван.

— Ну а коли оплошают, так вся вина за последствия на графе будет, мы, мол, заговор раскрыли, а они простого дела исполнить не смогли!

В умении выстроить интригу шефу было сложно отказать.

— Хорошо бы навстречу отряду гонца выслать, чтобы знать, сколько им ещё ехать, и чтобы к приезду всё уже было готово, — поделился своей мыслью Иван.

— Хорошая мысль, голубчик, хорошая, — и снова потянул за верёвку.

Чтобы не тратить время на разъезды, было принято решение ночевать в конторе.

К утру гонец не вернулся. Солнце поднималось всё выше, а гонца всё не было. Шешковский нервно ходил из угла в угол и костерил посыльного на чём свет стоит, выдавая в его адрес различные неприятные обещания.

В полдень секретарь сообщил о прибытии гонца.

— Немедля сюда его! — громовым голосом рявкнул Шешковский.

Не дав черноусому молодцу открыть рта, накинулся на него:

— Тебя где, паскудника, носило?! В тавернах бражничал?! По девкам таскался?! — гремел шеф.

— Никак нет, ваше высокоблагородие, — отчеканил тот.

— А где тогда тебя, мерзавца, черти носили?!

— Отряда на всём пути не встренул. Доехал до самого Донца. Там сказывали, что драгуны выехали в лес поутру и назад не возвращались.

— Как так? — сразу уменьшил напор Шешковский.

— Деревенские сказывают, что вскоре, как те в лес зашли — оттуда пришёл густой туман, верный, как они говорят признак, что нечисть с того свету выползает.

— Тьфу ты леший! И этот туда же! — побагровело начальство — А сам что же?!

— Крест нательный потерял где-то. А без него не осмелился к нечисти сунуться — глядя в одну точку отчеканил посыльный.