Германское подполье в 1942—1944 годах

К концу 1942 года заговорщики почувствовали, что ситуация складывается в интересующую их сторону. За победой британцев 8 ноября под Эль-Аламейном последовала высадка в Северной Африке. Через несколько дней началось контрнаступление, закончившееся для немцев катастрофой под Сталинградом, и русский паровой каток начал настоящее движение.

План состоял а том, что несколько армейских групп на востоке под командованием Клюге объявят, что ситуация стала совершенно отчаянной, и они больше не подчиняются приказам Гитлера. Фельдмаршал Вицлебен, который в то время был командующим на Западе, сделает такое же заявление. Надежные войска резервной армии под командованием Бека и Ольбрихта должны будут оккупировать Берлин и другие ключевые города и арестовать верхушку нацистской партии и гестапо.

Было решено, что первое заявление должно быть сделано командующим группировкой, подвергавшейся наибольшей опасности, — генерал-полковником фон Паулюсом, 6-я армия которого продолжала драться в Сталинграде. Два паулюсовских генерала, Вальтер фон Зейдлиц и Александр Эдлер фон Даниельс, в течение нескольких недель уговаривали Паулюса отказаться следовать чутью Гитлера. Советы начали контрнаступление, окружая 6-ю армию, и она оказалась отрезанной от большинства пунктов снабжения. Паулюс знал, что ему нужно 120 тонн снарядов в день, а получал 40; ему требовалось 60 тонн продуктов, а не 20, и 60 тонн горючего, вместо которых он получал от 10 до 20 тонн. И еще он понимал, что нужно немедленно отступить. Но фюрер желал, чтобы 6-я армия держалась.

В конце концов Паулюс согласился лететь к Гитлеру и рассказать ему об отчаянном положении 6-й армии. Гитлер пообещал ему маршальский жезл, и он вернулся, как раз вовремя, чтобы попасть в плен к русским. Даже оказавшись за колючей проволокой советского лагеря для военнопленных, Зейдлиц продолжал уговаривать Паулюса, чей бунт должен был стать сигналом начала антигитлеровского путча для немцев в Германии, и Паулюсу пришлось согласиться сотрудничать с комитетом «Свободная Германия» в Москве.

Битва под Сталинградом, ставшая крупнейшим поворотным пунктом войны, обнажила в глазах всех, кроме самых фанатичных нацистов, абсурдность военного лидерства Гитлера. Однако когда генерал Томас предложил Кейтелю сообщить Гитлеру, что боевой дух немецкого народа быстро падает из-за бессмысленных жертв под Сталинградом, Кейтель ответил: «Фюрера не интересуют подобные соображения. Он убежден, что если немецкий народ не хочет его понимать и сражаться, ему придется умереть». В ответ на предыдущий доклад, который Томас передал Кейтелю, чтобы тот проинформировал Гитлера, Кейтель написал: «Настоящим я запрещаю, чтобы фюреру показывали подобные доклады. От них больше вреда, чем пользы. На высшее руководство вермахта во главе с фюрером они влияют неблагоприятно и еще больше компрометируют личность генерала Томаса. У фюрера есть другие источники информации, и он скорее поверит им, чем своим генералам».

А что генералы? После поражения под Сталинградом было решено, что Клюге и Манштейн[6] должны лететь к Гитлеру и в качестве минимальной платы за продолжение службы потребовать, чтобы фюрер сделал их Верховными главнокомандующими на Востоке. Если он откажется, они открыто взбунтуются. Но Гитлер с легкостью обвел их вокруг пальца. Он держался любезно и убедительно, сделал им небольшие уступки, и оба больше никогда не возвращались к этой теме. Провал «сталинградского путча», как его назвали, ясно дал понять, что генералов нельзя принимать в расчет даже перед лицом военной катастрофы. Бек, который предвидел поражение под Сталинградом во всех подробностях, поклялся после свержения Гитлера отдать Паулюса и других генералов под трибунал. «Эти трусы сделают из меня, старого солдата, антимилитариста», — заметил он. Бек согласился с тем, что теперь единственный способ — это убийство, а Тресков и Шлабрендорф со своей группой предложили его осуществить.

Еще до того, как это решение было принято, Тресков, воспользовавшись своей дружбой с адъютантом Гитлера генералом Шмидтом, сумел организовать приезд Гитлера в штаб-квартиру группы армий «Центр» в Смоленске. Идея состояла в том, чтобы Клюге спровоцировал ссору с Гитлером и арестовал его со всем его штабом. Кавалерийский полк под командованием полковника Бёзелагера был готов произвести арест. Предполагалось, что Клюге временно захватит власть, и была надежда, что свершившийся факт вынудит других командиров на Восточном фронте поддержать его. Визит Гитлера снова и снова откладывался, и Клюге отступился. «Немецкие солдаты и весь мир не поймут», — объяснил он.

Однако теперь, когда было принято решение об убийстве, это уже не имело значения.

Наконец 13 мая 1943 года Гитлер прибыл, и на грандиозной вечеринке по этому поводу Тресков попросил одного из его адъютантов сделать ему любезность и отвезти обратно в штаб-квартиру фюрера две бутылки коньяка для Генерального штаба. Адъютант согласился, и Шлабрендорф видел, как пакет с бутылками благополучно погрузили в самолет Гитлера.

В пакете лежала бомба того же типа, что через год с лишним использовал Штауффенберг.

Когда самолет Гитлера взмыл в воздух, у Трескова и Шлабрендорфа были все основания считать, что они видели одержимого австрийца в последний раз. Они предупредили Клюге и стали ждать сообщения об «авиакатастрофе». В Берлине генерал Ольбрихт ждал звонка Шлабрендорфа, чтобы запустить механизм путча.

Через два часа они узнали, что Гитлер благополучно прибыл к месту назначения.

Разочарование было оглушительным, но они не могли терять время. Если пакет с бомбой обнаружили, всех антинацистов на Восточном фронте ждала виселица.

Шлабрендорф сел на первый же курьерский самолет и полетел в штаб-квартиру фюрера. Он успел вовремя, чтобы забрать пакет. Ночью, открыв пакет в отдельном купе поезда, он обнаружил, что бомба установлена как надо, маленькая капсула с кислотой раздавлена, кислота разъела проволоку и боек переместился вперед. Но взрыватель не сработал. «Меня охватило разочарование и одновременно радость, — позже рассказывал он мне. — Разочарование от того, что это непредвиденное обстоятельство расстроило покушение, а радость от того, что мы смогли предотвратить разоблачение нашей акции со всеми возможными последствиями».

Удача не покинула Шлабрендорфа и после его ареста через год и четыре месяца. Ему, безусловно, грозила серьезная опасность в связи с событиями 20 июля, но он не попал под суд до февраля 1945 года. Потом, когда суд над ним в Народной судебной палате под председательством судьи Фрейслера приближался к концу, налет американских бомбардировщиков на Берлин вынудил участников процесса переместиться в подземное бомбоубежище. От прямого попадания в здание опоры бомбоубежища разрушились, и упавшее на голову судьи бревно смертельно его ранило. В общей суматохе протоколы процесса над Шлабрендорфом и большая часть свидетельских показаний были утрачены. Когда процесс возобновили, новому судье не хватило ни доказательств, ни садистского рвения Фрейслера, и Шлабрендорф отделался заключением в концлагерь. После встречи союзников в Германии Шлабрендорфа перевозили на юг из одного лагеря в другой, и в конце концов он попал в руки 5-й американской армии, которая, двигаясь по Италии, дошла до североитальянских Альп.

Неудачные попытки покушений на Гитлера заставили некоторых заговорщиков усомниться в том, что они идут правильным путем. Некоторые, как, например, генерал Томас, утверждали, что теперь, когда совершенно очевидно поражение в войне, никакое новое правительство не сможет обеспечить ничего лучше, чем безоговорочная капитуляция, и путч может быть воспринят и в Германии, и за границей просто как попытка амбициозных генералов захватить власть и в глазах немцев сделает Гитлера мучеником. Это было бы хуже, чем полное поражение. Тресков и его группа не соглашались с Томасом. Гитлер должен быть убит, говорили они. Важен был не немедленный политический результат, а тот факт, что таким, и только таким способом немецкие антинацисты могли доказать всему миру и будущим поколениям, что они готовы были рисковать своей жизнью, чтобы устранить Гитлера. По сравнению с этим все остальное они считали второстепенным.

Позже, в 1943 году, когда к ближнему кругу заговорщиков примкнул полковник Штауффенберг, колебания по поводу убийства прекратились. На протяжении оставшейся части 1943 года, по мере того как ситуация на фронте ухудшалась, все больше и больше молодых офицеров убеждались в том, что Гитлер должен быть убит. Государственный переворот Бадольо в Италии, о котором немецких заговорщиков предупредили заранее, вселил в них новую надежду.

26 декабря 1943 года Штауффенберг, которому удалось занять пост в резервной армии, открывавший для него возможность присутствовать на проводимых Гитлером совещаниях, пронес в своем портфеле бомбу в штаб-квартиру фюрера. Но в последний момент совещание было отменено без объяснения причин.

В январе 1944 года группа Трескова спланировала еще одну нехитрую попытку покушения. Гитлеру должны были продемонстрировать новую униформу. Тресков нашел трех молодых офицеров, добровольно вызвавшихся исполнить роль моделей и пронести в своем полевом снаряжении взрывное устройство, которое должно было убить и их самих, и Гитлера. Среди этих офицеров был двадцатидвухлетний сын видного консерватора-антинациста Эвальда фон Клейста. Молодой человек намеревался пожертвовать собой с одобрения своего отца. Велась тщательная подготовка. Но в дело вмешался авианалет, и демонстрацию отложили на неопределенное время. Молодой Клейст выжил; его отец был казнен.

Это была последняя до 20 июля 1944 года попытка организовать покушение, о которой имеются какие-то письменные свидетельства. С каждым месяцем Гитлер становился все более недоступным, и предпринимались самые невероятные предосторожности, чтобы никто, кроме самых надежных нацистов и офицеров его штаба, не мог к нему приблизиться.