Германское подполье в 1942—1944 годах

Глава 14. Заключение

В марте 1945 года незадолго до окончания войны в Европе, когда отступающие немецкие армии оказались в самом сердце Германии, Гитлер приказал царю нацистской экономики Альберту Шпееру уничтожать мосты, железные дороги, заводы и коммунальные сооружения и выжигать немецкую землю. Шпеер, пришедший в ужас от такого чудовищного приказа, умолял своего фюрера подумать, что это будет означать для будущих поколений немцев. По свидетельству Шпеера, представленному Нюрнбергскому трибуналу, Гитлер повернулся к нему и сказал:

«Если нам суждено проиграть войну, нация погибнет. Это неизбежно. Нет никакой нужды думать о том, что понадобится людям, даже если иметь в виду самое примитивное существование. Напротив, мудрее будет уничтожить все самим. Эта нация доказала, что она слабее, и теперь будущее принадлежит исключительно более сильным восточным нациям. Кроме того, после битвы в живых остались самые худшие. Лучшие пали в бою».

В одном Гитлер был прав, но не в том, в чем он думал. Гестаповский террор, в особенности тот, что последовал за 20 июля, собрал в Германии богатую жатву среди тех немцев, которые были так необходимы для работы по возрождению страны. В этом смысле Гитлер действительно хорошо поработал, чтобы его пророчество сбылось и нация погибла. Раз уж фюрер не мог вести Германию вперед, он позаботился, чтобы у нее вообще не осталось лидеров.

Когда после окончания войны начал собирать сведения о германском подполье, которому содействовал начиная с 1943 года, я имел в виду одну весьма ограниченную цель: рассказать о тех людях в Германии, которым хватило смелости организовать заговор против Гитлера, и о том, как они это делали. Но по мере того, как работа продвигалась вперед, стало очевидно, что история этого заговора проливает свет на один из самых фундаментальных вопросов нашего поколения.

Она дает понять, какой была реакция различных социальных слоев немецкого общества на то, что диктатор решил уничтожить демократию. В глубинах немецкого общества, по меньшей мере, не нашлось защитных сил против атаки тоталитаризма. Стоило разрушить некоторые жизненно важные элементы, и битва была проиграна. Это должно заставить нас задуматься, насколько наши институты соответствуют задаче сбережения демократии, и насколько их сохранение зависит от преданности людей этим институтам и их готовности своевременно предпринимать действия для их защиты

В немецких документах, которые теперь стали нам доступны — особенно это касается многотомных протоколов Нюрнбергского трибунала, — анатомия диктатуры предстает во всей своей неприглядной наготе. Они дают нам беспрецедентную возможность изучить механику тоталитаризма и вынести из нее уроки, необходимые для нашей собственной защиты. И даже это краткое исследование германского подполья способно дать нам некоторые ключи.

Фатальная слабость Веймарской республики стала причиной той легкости, с которой абсолютную власть удалось отобрать у народа и передать в руки одного человека. Когда конституционные гарантии настолько хрупки, что их можно разрушить одним ударом, люди могут оказаться лишены даже самой возможности вести эффективную борьбу за сохранение демократии. До сих пор во многих европейских странах идет ожесточенная борьба за внесение в новые конституции сдержек и противовесов, позволяющих ограничить политическую власть. Временами эти сдержки и противовесы могут вызывать недовольство и выглядеть так, словно делают демократию менее эффективной, чем диктатура. Но на самом деле они бесценны.

История Германии доказывает справедливость этого утверждения. При Гитлере политические партии исчезли. Организованное рабочее движение, которое поначалу польстилось на демагогические обещания, позднее было железной рукой приведено в полное подчинение. Интеллектуалы, бизнесмены и техническая интеллигенция в смятении и страхе отошли в сторону и замкнулись в своей профессиональной деятельности. Армия вытянулась по струнке. Церковь сохранилась, но в области политики не имела существенного влияния. Результатом для Германии была катастрофа, а возникшие после нее проблемы политического и экономического восстановления стали настоящим испытанием человеческих способностей и изобретательности.

Семьдесят миллионов немцев отделяют Россию от того, что мы называем западным миром. Если эти немцы станут инструментом борьбы Запада против Востока или наоборот, это не создаст основы для мира в Европе и в мире. Если они останутся бездействующим непокорным элементом, устойчивое экономическое возрождение в Европе будет невозможно.

Со времен Бисмарка немцы слишком часто становились своенравной и опасной стихией. Победы добавляли им высокомерия, а поражения делали их опасность менее заметной. Сегодня тотальное поражение, за которым последовала военная оккупация и сужение германского жизненного пространства, обострили германский вопрос. Мы, победители, согнали немцев на территорию, которая ни сегодня, ни в ближайшем будущем не будет иметь ресурсов, чтобы прокормить их и обеспечить полезной работой. Отчаяние, голод и отсутствие работы грозит рождением новых опасных доктрин, и военная несостоятельность не сможет предотвратить того, что эта ситуация станет реальной угрозой миру. Горечь и обида, рожденные поражением, и невыносимые условия жизни, которые должны были бы обратить народную ненависть на Гитлера и нацистов — первопричину всех зол, весьма вероятно, обратится на оккупационные войска. Люди, в особенности молодые, повсеместно винят в своих несчастьях тех, кто находится у власти, а не их предшественников, даже если виновниками являются именно последние.

Те, кто ждет, что большинство немецкого народа смирится с поражением, признает свою коллективную вину и уже завтра утром проснется убежденным членом мирного демократического европейского сообщества, обманывают себя. Они обманывают себя как в отношении национального характера немцев, так и в отношении реакции любого человека, будь то немец или нет, на те условия, которые сложились в Германии. Столь же наивно ждать многого от программ переобучения, внедряемых оккупационными властями.

Немцы должны сами принять судьбоносное решение, порвать с прошлым: с прошлым Бисмарка, кайзера и гораздо более отвратительным прошлым Гитлера. Но, пытаясь порвать со всем, что изуродовало это прошлое, немцы, естественно, будут надеяться найти в своей собственной истории те добрые традиции, которые могли бы послужить руководством в их работе по возрождению. Именно в этом может заключаться ценность свидетельств того, что даже в самые черные дни гитлеровского режима существовали силы добра, которые хотя их и загнали в подполье, и часто они оказывались слишком слабыми, но все же не были до конца уничтожены. Эти силы, в значительной степени опиравшиеся на христианский порыв, были представлены теми немецкими мужчинами и женщинами, которые во имя своих принципов приняли участие в борьбе против нацистов.

Легко критиковать германское подполье за его медлительность, отсутствие единства, колебания и, в конечном счете, провал. Но в полицейском государстве, как то, которое создали Гитлер и Гиммлер, люди едва ли могут сделать намного больше, чем Бек, Гёрделер, Мольтке, Лёшнер и Штауффенберг.

То, что сами немцы внутри рейха сделали попытку избавить мир от Гитлера, рождает определенную надежду на светлое будущее Германии. На их примере, на их идеях немцы — если захотят — смогут построить свой путь к демократии.