Борьба идей и направлений в языкознании нашего времени

8

Нередко считают, что проблема языковой нормы настолько «мирная» проблема, что теоретические дебаты здесь либо невозможны, либо не имеют большого значения. В действительности, как я стремился показать, это совсем не так. Осмысление нормы языка, ее различных типов и разновидностей, во многом определяется пониманием самой природы языка и его функций в обществе. И здесь социальные вопросы оказываются в тесном взаимодействии с собственно лингвистическими темами.

Насколько языковая норма должна быть жесткой? Хорошо ли, когда язык имеет именно такую норму? Но как в таком случае следует понимать подвижность нормы, ее многочисленные варианты? Как следует расценивать норму языка великих писателей, которые одновременно и соблюдают норму родного языка, и отступают от нее? В чем смысл «разумных отступлений» от нормы, о которых писал выдающийся советский филолог Л.В. Щерба? Вот лишь некоторые из вопросов, осветить которые я стремился в этой главе.

Конечно, без определенной нормативности (ср. ранее предложенное разграничение нормативности и нормы) язык функционировать не может. В этом огромное социальное значение и нормативности, и нормы. Последняя обычно формируется на более позднем этапе развития языка. Вместе с тем овладение нормой требует известных усилий со стороны говорящих на данном языке людей. Эти усилия и могут быть названы культурой речи в широком смысле. И чем выше такая культура в обществе, тем выше и его общая культура. Здесь прямая и очень важная для языка зависимость, лишний раз подчеркивающая широкие социальные функции языка.

Вместе с тем иногда упрощают проблему. Литературный язык с менее устойчивой нормой часто считается языком менее развитым сравнительно с языком, обладающим более устойчивой нормой. Так, португальский язык по отношению к испанскому оказывается как бы на ступеньке ниже (у него менее устойчивая норма). Но при этом нельзя забывать, что в языке с более устойчивой нормой обычно формируются явления и категории, которые не только осложняют, казалось бы, уже установившуюся норму, но и обогащают ее. В особенности в таких уровнях языка, как лексика, словообразование, синтаксис, стилистика. Диалектика сложных взаимодействий между нормативными тенденциями и тенденциями, осложняющими норму, создающими варианты нормы, постоянно наблюдается в истории разных литературных языков.

Когда-то Бернард Шоу подчеркивал, что на каждую тысячу человек в Лондоне 999 человек говорят на своем родном языке плохо[375]. Позднее американский лингвист У. Лабов считал, что эта цифра преувеличена[376]. Но независимо от того, кто из них прав, бесспорным остается другое положение: чтобы овладеть нормой литературного языка во всех ее вариантах и во всем ее многообразии, необходимы разумные усилия со стороны самих носителей языка, независимо от их социального положения, профессии, возраста. Всегда нужно помнить проникновенную мысль М.В. Ломоносова, ранее уже отмеченную: если люди что-то не умеют ясно и убедительно выразить на родном языке, то «не языку нашему, а недовольному своему в нем искусству приписывать долженствуют».

И, наконец, современные споры вокруг нормы еще раз обнаруживают две противоположные концепции языка, характерные для лингвистики нашего времени. Одна из них основывается на убеждении, согласно которому коммуникативная и познавательная функции языка являются его основными функциями, от которых зависят все остальные. Другая, противоположная, концепция строится на ином убеждении, согласно которому язык – это прежде всего формальная система отношений, имеющая чисто технический характер и иногда служащая, а иногда и мешающая процессу коммуникации (теория «двусмысленности языка», теория противопоставления «совершенного искусственного кода» будто бы несовершенным и противоречивым национальным языкам). Борьба этих, методологически противоположных, концепций отразилась и в теории языковой нормы.

Глава шестая. Взаимодействие конкретных и абстрактных моделей в грамматике