Забава для мажора

18.

Артём.

Никогда не думал, что от невинных поцелуев в голове могут рождаться вспышки сверхновой. Я вообще эти нежности не сильно—то приветствовал. Казалось совершенно ненужной тратой времени. А теперь… смешно, конечно, но теперь хочется сказать, что свои поцелуи я хранил для неё. Для этой маленькой девочки, так сногсшибательно пахнущей ванилькой.

Пару лет назад наткнулся на забавную теорию: мол, каждый человек на планете источает свой, абсолютно неповторимый, аромат. Но самый сильный — запах женщины. Он влечет и возбуждает «своего» мужчину.. Ну смешно же. Нюхать ходить всех? А оказывается, смысл в этом есть. Сложно же испытывать симпатию к тому, чей запах не нравится. И наоборот — мужчины, как и много веков назад, все так же бессознательно доверяют ощущениям, возникающим от близости женщины, от эмоций, которые она вызывает своим появлением, запахом тела. Так вот я могу официально заявить: свою любимую Кнопку я унюхал с первого раза.

Немного увлекаюсь с поцелуем на ступенях лицея и не с первого раза понимаю, что Лия меня притормаживает. По её отклику я прекрасно могу понять — опыта у малышки нет никакого. Пугает ли это? Нет, чёрт возьми! Я на седьмом небе от осознания того, что первый и единственный. Это капец как льстит мужскому самолюбию и заставляет урчать внутреннего зверя, который на поверку оказывается тем ещё собственником.

— Тём, остановись. — Лия шепчет в губы, прерывисто дыша. У меня самого в легких кислорода ноль, одни пузырьки эйфории. Понятия не имею, есть ли они на самом деле, но во мне точно они.

— Прости, малышка моя. Не могу ни о чём думать рядом с тобой.

Кнопка улыбается, а я в очередной раз залипаю на открытой улыбке. На ровных белых зубках. Надо попросить Дана хорошенько мне врезать, потому что сейчас все мысли свелись «хочу, чтобы нежно укусила в шею». Скрытый вампир, не иначе. Откуда вообще в моей башке это берётся?!

— Артём, — тянет меня за рукав моё личное солнышко, — ты сегодня не спешишь? Может быть, сходим в парк?

Спешу? Да я спасение мира бы отложил ради неё.

Кидаю взгляд на часы: если сейчас прогуляться, то не успею отвезти домой свою девочку. Потому что тренер шкуру спустит за опоздание. Подготовка серьезная и подвести не имею права. Лия поймет, если я объясню. Думаю, Костян или Богдан не откажут в просьбе побыть личным водителем златовласки. Хотя… есть у меня одна идея…

— У меня тренировка сегодня. Не хочешь посмотреть? Мы можем после прогулки поехать в центр, а вечером я отвезу тебя домой. Родные как, отпустят? Можешь смело сказать, что гуляешь со своим парнем.

Улыбаюсь, говоря это. Лия же как—то странно отводит глаза и очень тихо шепчет, что предупредит и поедет со мной.

Беру свою девочку за руку и веду за собой, рассказывая про предстоящий бой. Мне кажется важным поделиться с ней. И, естественно, её присутствие для меня будет лучшим подарком.

Не сразу замечаю, что Лия немного рассеяна. Не могу понять, в какой момент изменилось её настроение. Только что, кажется, глазки горели, а сейчас словно погасили огонёк.

— Малышка, тебе не нравится это тема? Ты против бокса и борьбы?

— Нет. Мне интересно всё, что с тобой связано.

— Ты… — Пытаюсь подобрать слова. — Ты какая—то не такая. Грустная.

— Тебе показалось. — Солнышко улыбается, прижимается ко мне теснее, но грусть из глаз никуда не уходит. Ощущаю беспокойство, но не хочу давить.

— Лий, маленькая моя, — шепчу в висок, наклоняясь и вдыхая уже родной запах, — ты всегда можешь мне доверять.

Внутренний голос ехидно напоминает, что нет. Не всегда. Есть в моей жизни грязное пятно. Но скоро я избавлюсь от него. Уже знаю, что делать.

Кнопка замирает, рассматривая скамеечки, стоящие полукругом и, найдя подходящую, тащит к ней.

— Можешь смотреть в сторону тех деревьев? Я хочу тебя нарисовать.

Если это важно для нее, я могу сутками стоять или сидеть.

— Это недолго, — добавляет.

— Рисунок потом подаришь?

— Подарю. — И улыбается. А я… А я соскучился уже. А что? Десять минут без сладких губ — это, между прочим, та еще пытка!

Плюхаюсь на скамейку и тяну малышку на колени. Она не сразу поддается, но я умею уговаривать. Открыл недавно в себе талант переговорщика. Правда, действует он только с ней. Эксклюзив, так сказать.

— Мы не успеем, если будет всё время целоваться.

— Кто—то против?

— Нет, но…

— Давай остановимся на первом слове?

И всё. Пропадаю во временной воронке. Вместе пропадаем. Нас засасывает в нашу личную Вселенную. В которой существуем только мы. Неожиданно в голову приходит мысль, что любить — это не просто восхищаться любимым человеком, мечтая сделать его счастливым. Любить — это возможность быть самим собой без прикрас, без масок и мишуры внешнего мира. И если тебя принимают таким, каков ты есть, твоя любовь взаимна.

С трудом оторвавшись от желанных губ, сажусь так, как нужно моей художнице. Она увлеченно штрихует в альбоме, закусив губку. А я смотрю на неё, отводя взгляд к деревьям только в моменты, когда Лия поднимает голову. Моя девочка очаровательно смотрится: сидит, подогнув под себя ногу, прищуривает глазки и иногда хмурит лоб. Даже маленькая морщинка на лбу, когда Лия задумывается, сводит меня с ума. Я точно пропал в ней.

— Если устал, можно отдохнуть. Я уже основное сделала. Дальше могу по памяти.

— Так хорошо меня помнишь? — Немного подтруниваю над Кнопкой.

— Ты не представляешь, насколько. — Я улыбаюсь, а она отвечает совершенно серьезно.

— Покажешь? — От волнения голос садится и мне приходится дважды прокашляться, чтобы внятно произнести одно слово.

— Как закончу, если будешь себя хорошо вести.

— Лииииий, — зову, — а хорошо — это как?

— Это потерпеть с поцелуйчиками. Не тебе одному они нравятся.

— Дразнишь, м?

— Немножко.

Больше не отвлекаю, потому что мне нужно время для серьезного разговора. Который наверняка перевернет наши отношения. Но молчать больше я не могу. Каждый день жить как на пороховой бочке и ждать разрыва — не вариант. А он неизбежен, если я смолчу. Адекватно себе это понимаю. И… признаюсь, что боюсь этого. И разговора, и последствий.

А пока Лия рисует, нахожу в телефоне нужный чат и пишу в него.

«Выхожу из игры. Можете засчитать технический проигрыш или добровольное поражение».

Горецкий печатает…

«Псих и трус»

Костян печатает…

«Уважаю. Настоящий поступок»

Лютова: «Идиот!!!»

Выхожу из диалога, не намереваясь читать дальше бредни.

Ловлю смс от друга: «Правильно сделал. Твоя девочка не стоит этой грязи. Проиграв идиотам — ты получаешь больше».

Мой друг неплохой психолог. Мог бы быть в будущем, если бы не горел другой профессией. Мечтает спасать животных. Да—да, невозмутимый и суровый Костян имеет ранимое сердце. Но знают об этом только я и… я.

— Малышка, ты ещё долго?

Нет, я не тороплю её. Но… но пока решился, хочется сказать. Пока в голове сложились правильные слова. Как мне кажется — правильные. Оценивать же Лие.

— Ещё минуток пять, хорошо?

Замечаю, что художница моя зябко ёжится. Боюсь обнять, чтобы не помешать. Поэтому придется разговор перенести в машину. Что ж, там, по крайней мере, она сразу не сможет от меня убежать и будет хотя бы шанс успеть договорить. Будет сложно — я уверен.