Забава для мажора

19.

Лия.

Прячу лицо в руках, потому что посмотреть на Артёма не могу себя заставить. Знаю, что его взгляд направлен на меня. Слышу его тяжелое дыхание. Помню срывающийся голос, когда он рассказывал. Его прикосновения… всегда горячие пальцы были ледяными. Он нервничал и переживал, и эти эмоции сыграть невозможно.

Но…

Черт…

Он поспорил на меня.

Они поспорили.

Неужели это бывает в реальной жизни? Как же так? Я… я не могу поверить и уместить в своей голове открывшуюся правду. Не знаю, смогу ли я верить и доверять после такого.

— Прости, мне необходимо пройтись.

Я говорю сиплым голосом, слыша себя со стороны. Дёргаю ручку двери, но она не поддается. Мне это не нравится, и я дергаю сильнее. Показываю, что не хочу сейчас находиться в одном пространстве с… с ним…

Испарились ли мои чувства? Нет. К ним примешалась горечь от… наверное, от разочарования.

Дверца поддается, и я выскакиваю на улицу. Иду вперед, слыша торопливые шаги сзади.

— Мне надо побыть одной. Извини.

Намеренно смотрю под ноги. Куда угодно. Не на него.

— Ты замерзла, малышка. Если тебе надо подумать, оставайся в салоне, я выйду.

— Нет, Артём. Нет. — Мотаю головой. Очень хочется расплакаться, чтобы выплеснуть боль, которая пронзила все моё существо. Слушать было тяжело и… страшно…

Ухожу вперед и застываю, рассматривая отражение облаков в темной глади воды. Плывут первые опавшие листики. Как маленькие кораблики. Они думают, что стремятся к счастью, к светлому будущему и не знают, что в конце недолгого пути их ждет канализация или берег, на котором они сгниют. Отчасти себя ощущаю этим оторвавшимся листочком.

Я запуталась и потерялась.

Безусловно, Миронов был прав, заметив, что узнай я от третьих лиц, не простила бы. Я и сейчас… мне и сейчас сложно… Надо принять правильное решение. И основываться не на жалости, не на чувствах, а только рассудив разумно. Глупое сердце готово бежать обратно. Но…

Предавший однажды — предаст ещё раз.

Предал ли он меня? Мои чувства?

Или попытался спасти наши отношения?

— … быть с тобой. Я не мог позволить игр с другими. Сразу принял решение о проигрыше.

— Но… почему сразу не отказался? Сразу, Артём? Почему ждал? Я не могу этого понять. Не могу.

Зачем он так поступил? Боялся потерять? — Так, кажется, он ответил. А сейчас? Разве сейчас он не теряет меня?

И снова сомнения…

Я видела чат. Я видела написанное им. Для человека с характером Артёма признать поражение — сложный шаг. И он сделал его.

— Что делать? Быть счастливой.

— Лиечка, девочка моя родная, послушай мудрого человека. Самое сложное всегда можно сказать простыми словами. Как правило, эти слова и есть правда.

Мой мудрый дедушка. Родной человек. Слова, сказанные недавно, звучат на повторе. Я уже знаю, какое решение приму.

Разворачиваюсь и решительно иду к машине. Артём стоит, облокотившись на капот, и смотрит в мою сторону. Чем ближе подхожу, тем отчётливее вижу, что в его взгляде отчаяние и боль. Это те эфемерные величины, которые нельзя потрогать и увидеть. И, тем не мене, я практически осязаю их. Наверное, у влюблённых своя координатная плоскость, в которой возможно невозможное.

Хочу видеть его глаза, когда задам один вопрос. Я пойму, надеюсь, играет он или искренен. Но я теряюсь и не знаю, как сформулировать то, что хочу узнать. Подхожу ближе и задираю голову.

— Почему?

Шепчу, прекрасно осознавая, что тупее слова выбрать не могла. Однако Тёма умудряется понять его. Мы смотрим друг на друга и молчим. Наконец парень нарушает молчание.

— Я тебя люблю. Это всё, что ты должна знать. Если не простишь, я пойму. Я, наверное, сам бы не простил такое. Знаю, что виноват. И… Сейчас Костя приедет и отвезет тебя.

Глотаю вставший в горле комок. Артём отводит глаза и смотрит теперь за меня.

— Если тебе понадобится помощь или поддержка, просто позови. Я понимаю, что разрушил сам. Не оправдал и не сдержал слова. Я… — В глазах парня странный блеск и он часто моргает, прежде, чем продолжить. — Я подожду с тобой Костяна, и потом уеду. Не переживай, больше ты не заметишь моего присутствия.

По щеке скатывается первая слезинка, а в груди жжет. Тёма подается ко мне, тянет руку, чтобы стереть соленую каплю, но я отступаю на шаг назад.

— Нет. Не надо.

Узнать правду — полбеды. Заставить себя принять то, что дальше придется с этой правдой жить, намного сложнее. В определенных ситуациях правда приносит понимание, что уже никогда не будет как прежде.

Артём.

С каждым новым словом я вбивал еще один гвоздь… В крышку гроба? О нет, это было бы слишком просто. Я вбивал их в свою плоть, физически ощущая, как кровоточат раны, и расползается боль.

Я видел, что Лия отдаляется от меня, но продолжал и продолжал говорить.

Ей тоже больно.

И это моя вина.

Малодушно защелкнул замки, увидев, как Лия хочет выйти. Иллюзия того, что мы вместе в одном пространстве. Один обман. И то, что сотворил я, тоже обман.

Не простит.

Малышка ушла вперед, запретив приближаться к ней. Малышка… есть ли у меня право теперь так её называть?

В кармане вибрирует телефон. Костя.

Не хочу ни с кем говорить. Но… Девочку надо отвезти домой. Вряд ли она сядет со мной в машину, даже если я забью на треню.

— Да. — Голос звучит глухо и безэмоционально. Всего две буквы. Сухо и безжизненно,

Но Костяну этого хватает

— Я правильно понимаю, рассказал?

— Да.

— И?

— Всё, Кость. Отвези её домой. Мы в парке.

Силы говорить закончились. Раз и нет. Скелет вдруг стал слишком тяжелым и неустойчивым.

— Ты правильно сделал, Мирон. Потом было бы хуже.

Потом… нет у нас теперь этого волшебного «потом». Есть лишь безнадёжное «вчера»

За несколько дней прирос к ней. Приклеился намертво. И как жить без неё? Не знаю.

Хочется догнать, встряхнуть, крикнуть, что люблю. Что рассказал сам, что мучаюсь.

Но это чересчур эгоистично. Как бы хреново сейчас мне не было, ей хуже. Я предал, я. Не удержал…

На сиденье лежит рисунок, законченный несколько минут назад. Несколько минут, разделивших нашу жизнь. Разделивших «мы» на «она» и «я». Такое жизнеутверждающее теплое слово «вместе». И такое страшное «больше не»…

У меня нет прав просить простить. Такое не прощается и всё же… Лия подходит ко мне и задает один-единственный вопрос. Почему?

Шесть букв, но я понимаю, что в них вложено. Понимаю и… молчу…

Не знаю, что сказать. Оправданий нет.

Нарушаю затянувшееся молчание и говорю, что люблю. Что уйду, лишь бы не напоминать. Мне правда наплевать на своё будущее. Отправив Лию с Костей я собираюсь вернуться в лицей и забрать документы. Это будет меньшим наказанием собственной трусости и подлости.

Прости, пап. Твоих ожиданий и надежд я тоже не оправдал.

Глаза жжет, и я часто смаргиваю, чтобы сделать изображение четким. Хочу запомнить свою любимую, впитать каждую черточку, каждый жест.

Свою… нет, больше не свою…

Сердце бьется с перебоями, когда вижу прозрачную дорожку на щеках девочки. Неосознанно подаюсь вперед. Стереть слезинку, ещё раз коснуться. Последний раз.

Говорят страшно уснуть и не проснуться. Чушь! Страшно понимать, что человек, который в твоем сердце, рядом последний раз. Страшно не иметь возможности дотронуться, страшно не успеть сказать главное…

Лия делает шаг назад и шепчет: — Нет. Не надо.

«Не надо» оглушает. Убивает надежду, которой и не было, по сути.

Ноги не держат, и я некрасиво подпираю бок тачки.

Смотрю за спину златовласки. Всё те же деревья, то же небо, те же облака. Еще час назад этот пейзаж казался мне волшебным. Сейчас же я вижу безликую серость. Лия не просто сложила карандаши в сумку, она забрала все краски из жизни. Но опять же винить в случившемся могу только себя.

— Не так…

Поворачиваю голову и не понимаю, о чем она говорит. Лицо мокрое от влаги, губы припухли, а в глазах видны сеточки сосудов. Она плачет тихо, но душа её кричит. Я слышу этот крик. Моя также стонет от боли.

Невыносимо.

— Не так.

Лия повторяет и… бросив сумку на землю, вдруг делает шаг навстречу, обнимая за талию и утыкаясь в грудь.

Сердце пропускает удар и набирает обороты, разгоняясь за миллисекунды до самых высоких скоростей.

Дрожащими руками прижимаю к себе малышку, и её прорывает. Плач становится громким и жалобным, а меня рвёт на части.

Задыхаюсь от её запаха. Пытаюсь надышаться впрок, запомнить, вобрать как можно глубже.

— Люблю тебя, — шепчу на репите. Непослушный язык не способен сейчас произнести другие слова. — Люблю тебя… люблю тебя…

Лия поднимает заплаканное лицо, и я не медля больше, приникаю к её губам. Они соленые от слез и сладкие от наших чувств. Пью её боль, забирая себе.

Сминаю губы, ласкаю язычок. Жадно, глубоко.

Словно не целовал целую вечность. Но так и есть. В той, прошлой жизни…

По часам прошли минуты, по ощущениям же несколько тысячелетий пронеслась.

— Ты… ты простила меня?

Нахожу силы оторваться и задать главный вопрос.

— Нет.

Она качает головой, и я вижу наглую ухмылку боли. Она возвращается, не собираясь так быстро оставлять свою жертву.

— Мне не за что тебя прощать, Тём. Ты сам должен простить или не простить себя. А я… я попытаюсь тебя понять. Дедушка сказал, что надо уметь принимать правду и быть счастливой. А без тебя… без тебя я не смогу… только… только никогда больше не обманывай меня…

Лия шепчет, всхлипывая и прерываясь на дыхание… а я каждое её слово вношу в память и высекаю на своём сердце. Слова моей клятвы этой маленькой, но такой мудрой и сильной девочке.

— Обещаю тебе. Клянусь.

— Не…

— Именно клянусь, малышка. Сейчас я уверен в своих словах как никогда.

Снова целую, но сейчас нежно, тягуче. Наши губы встречаются, лаская друг друга. Боль ушла, осталась чистая и искренняя любовь. Та самая, которая дарит крылья, помогает взлететь, парить…

И горе тому, кто предаст эту любовь. Она не прощает ошибок. Бросает с высоты наземь, разбивая на мелкие осколки.