Подкидыш для хулигана

ГЛАВА 21

Получившееся видео я отказалась просматривать. Знаю, что монтаж играет огромную роль. Снимали Марьяшу у Леши на руках, вставили кадры, которые снимали до этого.

Как я играю с малышкой.

Как мы с ней занимаемся.

Не хочу смотреть. Правду сказали ведь, а чувствую себя так, будто в грязи искупалась. Причем, по собственному желанию в эту грязь нырнула.

— Ты хорошая девочка, но молоденькая еще. Тот же ребенок, – на прощание сказал Герман Андреевич, и неожиданно приобнял меня, и поцеловал в щеку. — Придется взрослеть, Таня. Леша у нас один, если у вас все всерьез и надолго, то рано или поздно он станет главой моих компаний. Крупный бизнес – тоже грязь, и жена от этого всего никуда не спрячется, и в стороне не постоит. Но ничего, наслаждайся юностью, и не торопись. Я пока умирать не собираюсь. Пока можете оставаться детьми, ребятки.

Мы с Лешей переглянулись. Он пожал плечами. В чем-то Горин более взрослый, чем я. Мне никогда не нравилось снимать розовые очки, но, видимо, придется.

Видео смонтировали за ночь, и на следующий день выложили в сеть. С таргетированной рекламой. Телефон трезвонил, сыпались сообщения. Герман Андреевич скинул ссылки на статьи в изданиях, которым мы давали интервью.

Разумеется, за нас интервью дали люди из команды Германа Андреевича.

— Хм, – Леша в наушниках у ноутбука, хмурится, смотрит все это, и читает.

— Что там? Не переврали?

— Теперь Алена для всех враг, – улыбнулся он невесело. — Все, как мы и думали. Наиболее сопереживали ее истории именно женщины с детьми. Это ее целевая аудитория. И теперь эта же аудитория чувствует себя обманутой и оскорбленной. Как думаешь, что могут написать в комментах и выложить в сторис оскорбленные женщины?

Я вздрогнула.

Алену не жаль ни капли. Хотя пожалеть ее можно. Ее прошлое вытащили, выставили на всеобщее обозрение работу в эскорте, откровенные фото, расценки за «классик» и «втроем за дополнительную плату», и прочие специфические термины, в которые вникать не очень приятно. Что и куда она разрешала засовывать и за какие деньги. Так себе бэкграунд. Но ведь завязала с этим, а мы вытащили.

Теперь на Алене клеймо.

— Зачем ты это смотришь?

— Мониторю, Тань. Мало ли, что она предпримет еще.

— Ты плохо знаешь женщин, которых втоптали в грязь, – прошептала я. — Ничего она не предпримет. Мы ее уничтожили.

— Только не жалей ее, – поморщился Леша. — Она сама выбрала. Мы предлагали иной вариант.

— Я ни о чем не жалею.

И это правда. Герман Андреевич правильно сказал – нужно взрослеть. В белом пальто ходить всю жизнь было бы прекрасно, но несколько нереалистично.

Я оттащила Лешу от ноутбука, собрала Марьяну, и мы пошли гулять. И все надели черные очки, как шпионы.

— Тань, мы как идиоты выглядим. И так еще больше внимания привлекаем, – хохотнул Леша, увидев нас втроем в отражении витрины.

— А мне нравится, – подпрыгнула Марьяна, и встала в позу, подсмотренную у какой-то модели. — Ой, точно. Я спросить хотела но забыла.

— Что такое?

— Свадьба, – звонко произнесла Марьяна. — Вы обещали праздник. Я только по телевизору видела свадьбы. Вы же устроите праздник?

Какие сейчас праздники. Глупо это, да и женаты мы уже. Зачем гулянки?

— Устроим, и очень скоро. А ты подружкой невесты будешь. Пчелка, возьмешь Марьяну в подружки? – спросил Леша.

— Горин… – прошипела.

— Тань, праздник будет. И свадьбу отгуляем, и отметим. Нам все нужно отметить, поводы есть.

— Посмотрим, – улыбнулась я.

Малышка шла посреди нас, мы с Лешей держали ее за руки, Марьяна подпрыгивала, иногда повисая на нас. И так здорово стало. Можно сходить в клуб, в бар, чтобы снять стресс. Но гораздо приятнее идти вот так, втроем, гулять по кафе, в кино ходить, и воровать друг у друга попкорн.

Так гораздо интереснее.

И на душе тепло.

— Какая ты красивая, тигра, – присела перед Марьяшей у гардероба, помогая ей одеться. — Самая красивая девочка на свете!

— Таня, – прошептала она, и поманила меня пальчиком, — а можно тебя не Таней и не тетей Таней, а мамой называть? Не часто, иногда. Можно?

Чувствую ли я себя мамой? Признаться честно – не знаю. Я не носила Марьяну, не рожала, не меняла ее памперсы. И когда она болела, не я рядом была. Не знаю, мама я ее, или кто, но малышку я очень люблю. Буду воспитывать, хвалить, иногда ругать. Постараюсь дать ей все. Значит, я – мама? Так ведь?

— Можно, маленькая, – прошептала я ей, и поцеловала в лобик, а затем натянула шапку почти до бровей, и Марьяна поморщилась:

— Колючая шапка… мама.

Мама… наверное, рано пока мне мамой быть, но я ею буду. Не тетей Таней, не старшей подругой и не опекуном, а мамой. Маленьким девочкам нужны мамы. И папы тоже нужны.

— А дядю Лешу мне как называть? – озадачилась Марьяна.

— О чем шепчетесь? – встрял Леша.

— Подожди пару секунд. Это наше, девичье, – обернулась на него, взяла малышку на руки, и отошла от любопытного Горина. — Дядю Лешу можешь называть дядей Лешей. Или…

— Папой? – догадалась Марьяна, и горестно вздохнула: — Мамы у меня не было, я у папы просила, а он только обещал, что когда-нибудь приведет мне маму. Но папа ведь был. Не может же быть двух пап?

— Может. Твой папа навсегда останется твоим папой, ты не забывай его. Но и дядя Леша может стать твоим папой, – сказала я. — Если ты не готова, пусть он останется дядей Лешей, хорошо?

— А он не обидится, что он дядя Леша, а ты – мама?

Ох, малышка. Как мы похожи, оказывается. Марьяна вот тоже хочет всем угодить, обидеть боится, а ведь ей лет всего-ничего. Я в ее возрасте не думала, что говорила, и была… хм, глупенькой я была, как и почти все мои сверстники. Куличи из песка лепила, и главной бедой было попадание в мой кулич мяча хулигана-мальчишки.

— Он не из обидчивых, – улыбнулась я. — Не заставляй себя называть нас так, как принято, Марьяш, ладно? Если хочешь, я буду мамой, а Леша – папой. От того, что Леша будет папой, ты не предашь своего родного папу. Понимаешь, о чем я?

Марьяна прикусила губу. Наверное, сложно все это для нее. Малышка задумалась, а затем кивнула.

— Все, теперь домой, – объявила я Леше.

— Ура!

Мы вышли из ТРЦ, сели в такси, и поехали домой. Не хочется, конечно, но пора уже – дело к вечеру, Марьяна начала позевывать. Да я и сама немного утомилась.

К подъезду мы подошли, а Марьяна покатилась по раскатанному мальчишками льду. Леша вдруг бросился вперед, и обхватил весело взвизгнувшую Марьяну. Я рассмеялась, думая, что он решил поиграть с ней, но напряженная поза выдала нечто неладное.

Посмотрела вперед, и поняла, что именно.

У подъезда, рядом с урной, застыла Алена.

— Тань, бери малышку, и идите домой, – скомандовал Леша голосом, в котором слышна еле сдерживаемая злость.

Мы войдем в дом, а он с Аленой останется.

Взбешенный.

И скажет ей все, что думает. Жестокие вещи скажет. Те, которые Алена заслужила.

Но Алена… я могу поставить себя на ее место. Да, на ребенка ей плевать, а вот на репутацию – нет. Все узнали о ней правду. Меня бы это раздавило. И неосторожные, злые слова могли бы сотворить со мной страшное.

— Леш, ты иди, я с ней поговорю, – сказала ему.

Алена стояла, наблюдала за нами, выражение лица странное, застывшее. Она не бежит нам навстречу, не пытается что-то сказать. Она ждет.

— Иди, Леш. Ничего она мне не сделает. Не похитит, убить не попытается. Просто иди, ладно? Я сама тут, – подтолкнула его в спину.

Горин обернулся, взглянул мне в глаза. И, не знаю, прочел он в них что-то, или нет, но кивнул.

— Десять минут, Пчелка. Домой мы не пойдем, на площадке побудем. Насчет похищения я не уверен, – нахмурился Леша, и обратился к Марьяне: — Прогуляемся, пока Таня болтает с кхм, подругой?

Малышка кивнула, протянула руку, и они с Лешей отошли к детской площадке.

А я направилась к Алене.

— Зачем ты здесь?

— Ваша взяла, – зло выплюнула она, губы задрожали то ли от мороза, то ли от сдерживаемых слез. — Жестоко вы со мной. Гнусно.

— Извиняться не буду.

— Я тоже не извиняться пришла. Не… не перед вами, – задыхаясь, произнесла она.

— А перед кем?

— Перед ней, – кивнула она на площадку, и слезинка все же покатилась по щеке Алены, но она зло стерла ее рукой. — Вы мне никто, а она – дочь. Дочь, которая вырастет, и узнает, что ее мама зарабатывала на жизнь… – девушка глубоко вздохнула, выдохнула, и продолжила: — Да. Да я занималась эскортом. Никого у меня не было, кто бы помог, ясно? И не миллионы я там зашибала, сначала и правда только сопровождала, а потом пошло все остальное. И львиную долю заработка я в агентство отдавала, не шиковала, знаешь ли. Вырваться хотела, и вырвалась. Не встретился мне такой человек, который бы помог мне, объяснил, как правильно, из беды вытащил. Тебе вот встретился, а мне нет.

— У тебя был Стас…

— Который меня не любил, – горько скривила она губы. — Ни дня не любил. Вообще никто не любил, понимаешь? Я и сама, наверное, потому и не умею… любить не умею! Думаешь, не жалела о том, что дочь оставила? Каждый день жалела! Каждый день вспоминала! Но напоминала себе, что ей без меня лучше. А сейчас мне пришлось так поступить, ясно тебе? Мой муж.. он знал, кто я такая, и чем зарабатывала. И рядом был, любил, помогал. Принял меня. В беду попал. Не могла я от него отвернуться, понимаешь? – заорала она агрессивно.

— И снова выбрала не своего ребенка, да? Не кричи, Алена, – поморщилась я.

— Да, я снова ее предала, – всхлипнула. — Я… я ведь дожать вас хотела с баблом. А потом подумала, что даже хорошо, что вы отказались. Заберу Марьяну, мужа выручу с деньгами, и мы все вместе заживем. Дочку буду растить, она меня полюбила бы, а вы… вы все испортили.

— Не жди, что я буду просить за это прощения, – покачала я головой.

— А я и не жду. Ничего уже не жду, – она спрятала лицо в ладонях, хлопнула себя по щекам, и вновь вскинула подбородок. — Пусть живет с вами, я не стану больше мешать. Проигрывать умею. Но я… я бы хотела… я…

Алена замялась, прикусила губу. Также, как Марьяна делает, когда раздумывает над чем-то. Как же они похожи, просто одно лицо! Марьяна и правда вырастет нереально красивой девушкой. Главное, чтобы только внешностью в Алену пошла.

— Что? – поторопила я ее.

— Я хочу когда-нибудь начать общаться с Марьяной. Приезжать. Хочу сама объяснить ей, почему я поступила так, а не иначе. Хочу видеть ее! – агрессивно выпалила она, и смягчилась: — если вы не будете против. Не сейчас, потом. Как пройдет время. Когда Марьяна подрастет. Я хочу… я правда хочу ее узнать.

— Хочешь, но не сейчас?

— Сейчас она еще маленькая. Таких деток можно только любить, но о чем с ней разговаривать? – искренне удивилась она. — Так ты не против?

Боже, какая же она дура!

И жаль ее. Вроде понимает что-то, но выворачивает невообразимым образом. Чувства нечеловеческие у Алены. И о любви она до сих пор не поняла ничего. Хочет с дочкой общаться, но не сейчас, а когда она повзрослеет, и Марьяне Алена станет не нужна.

Ну и логика!

— Давай так: Марьяна повзрослеет, и сама решит, хочет она общаться с тобой, или нет? – предложила я. — Устраивает?

Алена кивнула, развернулась и, не прощаясь, ушла.