О богах, шакалах и детях

Глава 22

Днём меня будит Азамат. Он бледный и осунувшийся. Я недовольно ворочаюсь и понимаю, что отлежала шею.

— Лиза, — зовёт муж. — Ты не заболела? Скоро уже солнце сядет…

— Я поздно легла, — говорю, сажусь и принимаюсь растирать шею сзади. — Дай мне вон тот синий тюбик…

Азамат не просто даёт мне тюбик, но и втирает содержимое в больное место.

— Ты сам-то как? — спрашиваю, расслабляясь под его уверенными руками.

— Ничего, — вздыхает он. — Кир сказал, ты его теперь ненавидишь.

— Ты с ним разговаривал? — удивляюсь.

— Ну так… Мы перекинулись парой слов. Я попытался с ним поговорить нормально, но он отмалчивается, а я не хочу навязываться. Если уж ему неприятно моё общество…

— А жирно ему не будет? — рыкаю я. — Он немного не в том положении, чтобы выбирать, общаться с тобой или нет! Тебе не кажется, что кто-то зажрался вообще? Поначалу дрожал, как бы не убили, а теперь, видите ли, отец ему рожей не вышел!

— Лиза, не кипятись, — Азамат устало упирается лбом в мой затылок. — С этим ведь ничего нельзя поделать. Он же не со зла, не нарочно. Не каждому дано терпеть уродство.

— Алтонгирелу вон тоже было не дано, однако научился, — напоминаю я.

— Да, но у него на это было пятнадцать лет, и он знал меня до того. Ты слишком многого хочешь от ребёнка.

Я хочу плакать. Азамат даже не злится на него! Он это просто принимает как должное! Господи, куда я попала…

— Он хотя бы извинился? — спрашиваю без особой надежды.

— За что? — пожимает плечами Азамат. — Он ведь просто сказал всё, как есть. А что на повышенных тонах — так я его сам дожал.

У меня нет сил спорить и доказывать, что Киру ещё как есть за что извиняться. Алтонгирел полагает, что у Азамата выросла самооценка? Щазз. Хотя, может, она и выросла, только вчера снова упала ниже плинтуса. Господи, я даже не знаю, как выдержать хоть пять минут в обществе этого мелкого оборванца!

— Тебе принести завтрак? — читает мои мысли Азамат.

— Не надо, — мотаю головой. — Ты чем занят-то?

— Да так, упражнения делаю по учебнику, который твоя бабушка прислала.

— Я думала, ты закончил с ней заниматься.

— Ну, интенсивный курс закончился, теперь я только иногда сдаю ей чтение или грамматику. Вот, сижу учусь.

— А Кир?

— Гуляет с собакой. Я ему сказал, чтобы на закате возвращался ужинать, но до заката ещё часа два.

— Понятно. Ладно, ты иди занимайся, я скоро спущусь.

Азамат меня оставляет, а я пытаюсь собраться с мыслями. Что делать, если не справляешься с ребёнком? А что делать, если не справляешься со своим отношением к ребёнку? Меня всю жизнь учили: не ладится дело в семье — обратись к специалисту. Пусть у меня есть сертификат самостоятельного родителя, и я не обязана раз в месяц ходиь на консультации с семейным психологом. Но не обязана — не значит не могу. Я имею право получить поддержку в трудный момент, и от этого моей самостоятельности не убудет. Вот бабушка, когда маму растила, регулярно обращалась за консультацией, потому чо свято верила, что сертифицированный психолог лучше знает, отчего ребёнок безобразничает и как с ним поступить. И мама выросла настолько здоровым человеком, что даже Алтонгирел заметил, хотя бабушка — тот ещё монстр. Со мной и Сашкой мама, правда, по консультациям не таскалась, но мы были тихими, целеустремлёнными детьми, и с нами лучше всего работала политика невмешательства. Короче говоря, маме повезло. А мне нет. А раз нет, значит, нужно поступать, как бабушка. То есть, обратиться к специалисту.

Мне становится легче уже от одного того, что я приняла это решение. Теперь осталось понять, к кому бежать. Очевидный вариант — связаться с каким-нибудь рекомендованным профи с Земли, но он мне не нравится по двум причинам: во-первых, конфиденциальность консультации может быть нарушена по политическим причинам, а мне совсем не хочется, чтобы в случае конфликта Муданга с Землёй у наших чинуш были в руках такие козыри, как внебрачный сын Императора. А во-вторых, ситуация на Муданге настолько сильно отличается от земной, люди тут думают настолько иначе, что земной специалист может и не разобраться.

Так что обращаться надо к кому-то из местных. Очевидный вариант — к духовникам — отпадает, потому то Ажгдийдимидин сам с предрассудками, а Алтонгирел уже посоветовал всё, что мог, и это было симптоматическое лечение. Про других духовников мне и думать боязно. Остаются мирские Старейшины, например… Унгуц. Кстати, мне ещё когда Ажгдийдимидин рекомендовал к нему обратиться по вопросам воспитания! Будь он нормальным человеком, я бы послушалась, а так… Ну ладно, не стоит больше откладывать, звоню сейчас же!

Унгуц принимает вызов сразу, как будто ждал звонка.

— А-а, Лиза-хян! — радуется он, и мне становится теплее от его улыбки, и не хочется омрачать его весёлое лицо моими тоскливыми проблемами. — Я всё думаю, когда же ты позвонишь? Неужто советы старого Унгуца уже никому не нужны?

— Ой нужны! — говорю с чувством. — Вы себе не представляете, как нужны. Причём нужнее всего они были пару месяцев назад, но, может быть, ещё не всё потеряно.

Унгуц ставит бук на пол и откидывается на подушки.

— Ну рассказывай, что у вас там стряслось.

И я рассказываю всё с самого начала, с того, как мы снимали Кира с крыши — и до вчерашнего нашего куцего разговора.

Унгуц кивает, гримасничает, иногда посмеивается, качает головой. Даже вчерашние события его не печалят, и я начинаю волноваться, вдруг он отмахнётся от меня, не воспримет оскорбление Азамата как повод для переживаний.

Наконец моя история заканчивается. Унгуц ещё некоторое время сидит и задумчиво кивает. Потом начинает говорить.

— Кто бы мог подумать, что Азамат способен настолько подавить своего подопечного. Мальчик-то с амбициями…

— Что бы там Азамат ни сделал, — глухо отзываюсь я, — он не виноват, что Кира не устраивает его физиономия.

Унгуц отмахивается.

— Не думаю, что у него на самом деле такой утончённый вкус. Скорее, он просто хотел сказать Азамату что-нибудь ужасно обидное, а это подвернулось на язык.

— Он преуспел, — поджимаю губы. — Ещё бы понять, зачем.

— Это-то как раз ясно, — поднимает брови Унгуц. — Хотел дожать до предела, чтобы все про него всё окончательно поняли.

— В смысле… — хмурюсь я, — адаптация? Хотел посмотреть, что будет, если мы всерьёз разозлимся?

— Не думаю, — мотает головой Унгуц. — Он уже и так понял, что вы не станете его наказывать, как было принято в приюте. Скорее, мальчик просто не понимает, зачем вы тратите на него столько сил. Особенно отец, конечно. Ты-то правильно его, раз-раз, к работе приставила, тут помоги, там сделай, за хорошее поведение гостинец. Это он понимает, тебе нужны в хозяйстве руки, поэтому ты его терпишь. А Азамат наоборот зачем-то откладывает работу и свои нужды, чтобы с ним, Киром, возиться. В приюте такого никогда не было, кому он там нужен, заниматься с ним. За любое благо нужно платить — а чем непонятно. Потом, Азамат не рассчитал сложность заданий, а мальчик решил, что не справляется, не заслуживает отцовского внимания. И перестал заниматься, потому что, ну, чего хорошему человеку, да ещё Императору, тратить время на бездаря? А потом пошло-поехало. Он чувствует себя лишним в семье, старается ни в чём не участвовать, но Азамат всё равно его вынуждает, всё пристаёт с вопросами, с предложениями, тратит своё время, да ещё обижается, вон, другого хорошего человека побил… Парень старается поменьше бывать дома, чтобы поменьше привлекать к себе внимания. А вчера Азамат, как ты справедливо заметила, его "дожал". Это ж надо — предложить ради одного маленького Кира бросить пост, планету, друзей и чуть ли не семью! Мальчик понял, что единственный способ восстановить справедливость — это так насолить отцу, чтобы тот его выгнал. Вот и всё.

Я пялюсь в экран стеклянными глазами. Да. Давно надо было поговорить с Унгуцем. Очень давно. Он действительно всё поставил на свои места. И мне бы, конечно, в голову не пришло, что у Кира такие идеи. На Земле даже приёмные дети считают себя центром Вселенной и твёрдо знают, что им все должны. Я просто никогда бы не подумала, что ребёнок может считать себя недостойным чьего-то внимания. Это ненормально и болезненно. Чёртов Муданг.

— Лиза-хян? Ау, ты здесь? — с усмешкой окликает меня Унгуц. Я возвращаюсь в реальность.

— Угу… Старейшина, но что же мне теперь делать?

— А вот это хороший вопрос, — грустнеет Унгуц. — Хорошо бы попытаться поговорить с мальчиком. Объяснить, что он всё не так понял. Но это будет тяжело, даже если с тобой он в принципе согласен разговаривать. Азамата лучше пока вообще не тормоши.

— Но я же должна ему сказать, что его внешность тут ни при чём!

— Вряд ли он поверит, — вздыхает Унгуц. — Боюсь, что тебе придётся потерпеть его кислую физиономию до тех пор, пока Кир сам ему всё не объяснит.

— Это может быть ещё через полгода! — ужасаюсь я.

— Может, — кивает Унгуц. — Но если ты сейчас попытаешься всё объяснить Азамату, он только усвоит, что сам виноват в несчастьях ребёнка. Ты этого хочешь?

Я живо себе представляю, как Азамат кидается вымаливать прощения за свою нечувствительность и запугивает ребёнка так, что тот пешком уходит обратно в приют. И правда, пожалуй, нужно начинать с другого конца.

— Чем я ещё могу тебе помочь, доченька? — ласково улыбается Унгуц, следя за моими гримасами.

— Наверное пока ничем. Попробую поговорить с Киром, если он явится к ужину, конечно. Спасибо вам, Старейшина, — с душой добавляю я. — Никогда больше не пренебрегу вашим советом.

— Да-а, — отмахивается Унгуц. — Ничего я тебе особенного не присоветовал. Азамат мог бы всё то же сказать, если бы своё детство вспомнил. Я ведь по нему сужу. Он хоть и не безродный, но у Аравата под палкой привык чувствовать себя виноватым во всех невзгодах. Ладно, иди, перебирай свою крупу, авось какая каша сварится…

Азамат на кухне за пиалой с перчёным чаем ковыряет упражнение на первое лицо глаголов.

— Какой-то у тебя странный язык, — говорит. — По законам всё складывается, а в словаре написано, что так не бывает…

— Что, например?

— Да вот, тут слова-исключения. Как это может быть, что нельзя сказать "я победю"? Что это за пессимизм такой?

Я начинаю смеяться.

— Надо просто как-нибудь в обход сказать, типа "одержу победу".

Азамат пожимает плечами.

— Или вот ещё. "Сосать" — "сосу", так почему не "пылесосу", а "пылесошу"?

— Потому что не "пылесосать", а "пылесосить", — хохочу я.

— Странный язык, — Азамат качает головой, глядя, как я угораю. — Но я рад, что тебя повеселил.

— Где тут у тебя завтрак? Или обед… Я готова к принятию пищи, — говорю, отдышавшись.

— На плите суп-пюре… только в большой кастрюле, а в маленькой — это обед Алэка остывает, — Азамат вдруг как-то мрачнеет и добавляет: — Кир отказался помогать его варить.

Я поджимаю губы. В принципе, логично, если он добивается, чтобы мы его вытурили.

— Я говорила с Унгуцем, — сообщаю. Азамат смотрит на меня с надеждой. — Он кое-чего предположил. Всё-таки Кир не думает о тебе так, как сказал. Он просто хотел тебя позлить.

Азамат склоняет голову и не отвечает.