О богах, шакалах и детях

— Послушай, — продолжаю. — Расскажи-ка мне поподробнее, из-за чего у вас вчера начался скандал?

— Да на пустом месте, говорю же, — Азамат нехотя отрывается от экрана. — Он плёлся за мной еле-еле, я его раз подогнал, два подогнал, а он всё сзади тащится. Я сбавил скорость, чтобы с ним поравняться, так он ещё сбавил. Я говорю, у меня нет столько времени, чтобы с твоей скоростью ползти до Жёлтых Камней, а он развернулся — и назад галопом.

Задумчиво киваю. Очень похоже на то, что говорил Унгуц. Азамат снова утыкается в свои упражнения.

Я ем в тишине, потом подкармливаю Алэка молочком. Режим летит к чертям. Муж напряжённо долбит по клавишам, заполняя пропуски в предложениях. Мне больно на него смотреть. Не знаю, как высижу до тех пор, пока удастся поговорить с Киром.

— Пойду прогуляюсь, — говорю.

Азамат кивает, хотя я не уверена, что он меня услышал.

Я надвигаю высокие меховые сапоги, вставляюсь в короткую шубу и выхожу. На улице свежо, небо подёрнуто очень тонкой дымкой облаков, даже солнышко просвечивает. Ветра почти нет. Для прогулки хорошая погода. Я обхожу вокруг дома, проверяю, не торчат ли мамины растения из-под снега — кто-то из сыновей сторожа должен был их укрыть. Некоторое время торчу на берегу, любуясь Долом, прекрасным во все времена года. Потом разворачиваюсь и топаю по самой широкой тропинке просто потому, что она самая широкая. От нашего дома есть три тропы — на запад по берегу, на северо-восток в лес и на север к стояке унгуцев, а оттуда в степь. Вот в ту степь я и ползу без особых идей.

Стойла, построенные в углу стоянки ещё до войны, открыты, лошадей в них нет. Оглядевшись, замечаю двоих серых слева, под крутым склоном. Они щиплют сухую траву, торчащую между камней. Видимо, их выпустили погулять. На горизонте в степи маячит третий, кажется, со всадником. Вот, значит, где Кир гуляет, когда возвращается домой в ночи. А ну-ка…

Я спускаюсь по склону туда, где топчутся серые кони. Один стоит довольно близко, и я его подзываю. В упор не помню, как подзывать муданжских лошадей, да и имён этих скотов я не уловила, поэтому обхожусь универсальным:

— Пс-ст!

Как ни странно, конь поднимает голову и подходит поближе. Склон достаточно крутой, чтобы я смогла залезть на спину лошади сверху, хотя, конечно, корячилась долго. Хорошо хоть вышла в штанах. Однако серая громадина вытерпела мои издевательства без возражений, и я всё-таки уселась верхом. Только теперь вспомнила, что управлять лошадью мне нечем. Мужики как-то их по шее хлопают… Ох нашла я опять приключений на свой главный мыслительный орган!

— Давай-ка потихонечку во-он туда, за Киром, — негромко предлагаю я коню. Помню, что если кричать, они ускоряются. — Только медленно, понимаешь, ме-е-едленно.

Конь некоторое время стоит в задумчивости, но я не помню, каким словом его запустить, так чтобы не сразу в галоп. Наконец он трогает шагом в нужном направлении, и я облегчённо выдыхаю. Растопыриваю пятки, чтобы не дай бог не пришпорить это исполинское существо. Мне за его ушами цели-то не видно.

Однако конь подвозит меня ровнёхонько к Киру. Не знаю, понял ли он мою просьбу или просто пошёл к человеку, который может объяснить доступно, что мне нужно от бедного копытного. Кир смотаться не пытается: сидит верхом, повернувшись ко мне боком и смотрит выжидательно.

— Привет, — говорю осторожно.

— Здравствуйте, — ещё осторожнее отвечает Кир.

А вот бы я ещё знала, как продолжить этот разговор. Ладно, попробуем в лоб.

— Кир, послушай. Если ты добиваешься, чтобы мы вернули тебя в приют, то зря. Мы никогда этого не сделаем.

Он сдвигает брови.

— Почему?

— Потому что за каждым нашим чохом следит вся планета. Все знают о тебе. Ты существуешь для огромного количества людей. Ты не можешь просто исчезнуть, как будто тебя никогда не было.

— А если я не хочу с вами жить?

— Почему не хочешь?

Кир отворачивается и молчит.

— Нет уж, дорогой, — я складываю руки на груди. — Если ты хочешь каких-то изменений, будь добр, объяснись.

Ребёнок пару раз глубоко вдыхает и наконец выдаёт:

— Вы мне не нравитесь. Мне было лучше в приюте.

Он настолько откровенно врёт, что мне даже становится его немножко жалко. Наверное, ему было очень трудно это сказать.

— Чушь, — отмахиваюсь, и его лицо вытягивается. — Если ты хочешь заслужить расположение отца, никогда не ври.

— Я не хочу! Мне не нужно его расположение!

— Ещё как нужно, — возражаю я. — Ты просто отчаялся его получить. А зря. Азамата очень легко обрадовать. Но обидеть — ещё легче.

— Да он вообще сумасшедший! — выкрикивает Кир так истерично, что его конь делает пару шагов назад и трясёт ушами. — Вы слышали, что он сказал?! Он хочет всё бросить и улететь отсюда из-за меня! Я его позорю! Почему он не может просто меня отослать?!

— Кир. Успокойся. У меня от твоих воплей лошадь нервничает. Азамат просто хочет, чтобы тебе было хорошо. Нормальные отцы обычно этого хотят. Он не понимает, почему ты не хочешь с ним общаться. Пойди и объясни ему всё, попробуй договориться.

Кир опускает глаза и закусывает губу.

— Он что, сам не понимает, что я ему не нужен?

— Ты ему очень нужен, — вздыхаю. — А вот быть Императором он никогда не хотел. Люди решили за него, и он не смог отказаться. Ему это тяжело даётся, он так же, как и ты, боится всех разочаровать. Ему гораздо интереснее с тобой кататься на лошадях, чем сидеть во дворце и составлять документы. Не усложняй ему жизнь, Кир, пожалуйста.

— Да это он всё усложняет! Что во мне такого интересного? Давно бы уже забыл про меня и горя не знал.

— Он не может про тебя забыть. Я же говорю, ты уже существуешь. Для него и для всех. Всё, пути назад нет, ты не можешь стать опять неизвестным и никому не нужным. Ты не можешь всё бросить и начать заново. У тебя нет другого выбора кроме как помириться с отцом. Ты всё равно останешься с нами, как бы ты ни ругался и ни выпендривался. Ты только причинишь ему боль, как вчера, но это всё равно ничего не изменит. Так что перестань создавать всем проблемы, извинись перед ним и смирись с мыслью, что он хочет тратить на тебя время.

— А вы не можете… — Кир сглатывает, — убедить его меня выставить?

Я раздражённо вздыхаю.

— Максимум, что я могу тебе предложить — это отправить тебя учиться на Землю, к моей маме. Может быть, на это он согласится. Но для того, чтобы туда поехать тебе всё равно придётся сначала выучить два языка, законы, обучиться водить и ещё кучу всего.

Кир таращится на меня огромными глазами.

— Вы думаете, я могу полететь на Землю?

— Если помиришься с отцом и сдашь экзамены, то да, — решаю я.

— И ваша… ваша мама разрешит мне там жить?

— Да, она что угодно разрешит, — пожимаю плечами. — Вот уж кто не будет тебя донимать своей назойливой заботой.

Кир переводит дух, потом сужает глаза и косится в мою сторону.

— Вы на меня больше не сердитесь?

— Сержусь, — киваю. — Ты меня вчера очень, очень разозлил. Меня уже почти год никто так не злил.

— Тогда почему вы сюда пришли? — хмурится Кир.

— Потому что я, в отличие от тебя, знаю, что если сидеть в углу и злиться, ничего не изменится. И пока ты не извинишься, я не хочу с тобой иметь никакого дела.

Кир набирает побольше воздуху и выдыхает:

— Простите пожалуйста, я больше так никогда не сделаю!

— Да не передо мной, идиотина, — качаю головой. — Перед отцом извинись. Ты его обидел. Ты знаешь, сколько сил я потратила, чтобы убедить его не стесняться своей внешности? Сколько долгих-долгих разговоров, интриг и скандалов мне пришлось устроить, чтобы Азамат перестал считать себя хуже других. А ты вчера всё это уничтожил одним словом! Так что иди теперь и объясняй отцу, что ты просто хотел его позлить.

Кир слушает меня, пожёвывая губу, потом обречённо кивает и направляет лошадь к стойлам. Моя, к счастью, идёт следом.

На полпути нас накрывает большая тень. Задираем головы и видим, что на стоянку метит приземлиться какой-то незнакомый унгуц. Переглядываемся и прибавляем ходу. Лошади нервничают. Пока мы огибаем крутой склон и взбираемся по кривой тропинке, унгуц как раз садится, и из него вытряхивается Арон. О боже. Он ведь собирался прилететь, чтобы пойти на охоту. Я прямо чувствую, как у меня вытягивается лицо.

— Хотон-хо-о-он! — радостно приветствует меня деверь. — Никак встречаете?

— Честно говоря, мы тут просто гуляли… с Киром. Я даже не знала, что ты сегодня прилетишь…

— Как же! — Арон разводит руками. — Мы с Азаматом ведь договаривались. Он, что ли, забыл вам сказать?

Пожимаю плечами.

— Может, и говорил, да я забыла.

— Ну ничего страшного! — радостно отмахивается Арон. — Я пилота отпущу, как вы думаете? Вернёмся-то вместе, наверное?

Я мысленно кривлюсь, представив себе отпуск в одном доме с Ароном, ну да ладно, если сильно достанет, вызовем ему из столицы другого пилота, а то ещё этого придётся куда-то девать.

— Да, отпускай, конечно, — мило улыбаюсь я. — Что же ты собственным унгуцем до сих пор не обзавёлся?

Арон при помощи незнакомого мне пилота вытаскивает из багажника несколько огромных сумок с вещами. Не иначе, зимовать тут собирается.

— Ой, да не люблю я все эти машины с кнопками, того гляди сломаются.

Я дёргаю Кира за рукав.

— Видишь, как твой отец своего брата разбаловал? — шепчу. — И тебя так же разбалует, потому что не может сказать "нет".

— Я не боюсь кнопочек, — ворчливо шепчет Кир.

— Зато ты боишься не оправдать его надежд.

Кир прожигает меня взглядом.

— Что? — оборачивается Арон.

— Я говорю, куда ты наволок столько одежды? — повышаю голос. — У нас тут и пойти-то в ней некуда.

— Ой, да я не глядя всё свалил, не на себе же тащить. Кир, сынок, помоги, а то рук не хватает.

Кир вздыбливает шерсть на загривке от обращения, но послушно шагает вперёд подхватить последнюю сумку. Я его останавливаю.

— Вон лошадь возьми и навьючь, на неё всё сразу влезет.

— Ой, точно, — спохватывается Арон и принимается довольно бестолково вешать мешки на спину второго серого коня, который смотрит на него, как на назойливое насекомое. Кир не выдерживает и всё-таки идёт помогать, а потом загоняет наших коней в стойло и закрывает. Я тем временем оставляю орнаментальный автограф на лобовом стекле унгуца, выслушивая медовые речи пилота, которому внезапно подвернулась счастливая возможность посмотреть на меня вблизи. Наконец можно идти домой.

Арон всю недлинную дорогу весело треплется о том, как замечательно выздоровела его дочка, хотя жена по-прежнему боится к ней подходить, о динамике цен на овец и дифжир, о погоде и поставках фруктов с юга. Я киваю и рассеянно поддакиваю. Как же он не вовремя…

Азамат удивлённо привстаёт из-за стола.

— Арон? Ты уже приехал? А я думал, ты только в первое новолуние соберёшься.

— Так ведь уже первое новолуние! — радостно улыбается Арон.

Азамат хмурится и прижимает какую-то кнопку на часах.

— Нет, до него ещё два дня.

— Да? — поражается Арон. — Ого, значит, я обсчитался? Вот это да! Ну это же ничего страшного, правда?

— Конечно, — улыбается Азамат. — Я всегда рад тебя видеть. Кира ты знаешь, так ведь?