Здравствуйте, дети, я ваша Яга

Глава 52

Я вообще перестала понимать что-либо. С Иваном это случается не впервые? Его личное проклятье? Он что же, в каждой школе, которую проверяет, сначала крадет казну?

— Поясни, — потребовала я. — Что такое случилось не впервые?

— Не волнуйся так, Милочка, — мягко улыбнулся Иван, приняв мою злость за нервозность. — Все дело в моей внешности. Эх, к моей бы красоте еще и магию…

Он совсем, что ли,ополоумел? Приболел? Или с рождения такой?

— Причем тут красота? — спросила, теряя терпение.

Существование школы под угрозой, казна пропала в неизвестном направлении, а этот тут про внешность свою рассуждает. К его красоте бы не магию, а ума побольше.

— Так это и есть проклятие, — охотно пояснил Молодец. — Все женщины от мала до велика в меня влюбляются. Вот и ты не устояла. Хотя казалась крепким орешком. А я таки украл твое неприступное сердце.

— Чего-о-о-о?..

От возмущения обычно теряют дар речи, а я его вдруг обрела. Моментально придумала такое проклятие, что никакая красота не спасет. Это же надо?! Так вот чего этот гад все ходил вокруг да около, решил, будто я в него влюбилась. Тьфу, мне такого добра ни с красотой, ни без красоты не надо. Я открыла рот, готовая высказаться.

Но Иван совершил новую ошибку.

— Так и быть, подарю тебе поцелуй, — пообещал он. — Если мне понравится, может, дальше чего замутим. Задержусь у вас подольше. Скажем, на недельку. А может, и на две.

Да я щас тебе так замучу, гад ты нудный! Ишь, чего выдумал!

Я тут со свободой успела попрощаться и с жизнью. А он думал, будто в любви ему собралась признаться? Ну, держись.

Я замахнулась. Но влепить пощечину не успела. Иван сделал это сам: прихлопнул севшую ему на щеку пчелу. Та его, естественно, ужалила. Щека, а после и все лицо стало раздуваться, как воздушный шарик.

— Ма-ма… — испуганно, едва шевеля губами, произнес Иван.

Весь затрясся. Ощупал собственное лицо и в его голубых глазах поселился неподдельный ужас и мольба о помощи. Кажется, кое у кого неслабая такая аллергия на пчелиный яд.

— Ма-ма… — повторил Иван, как заведенная кукла.

Рухнул на траву, точно подкошенный и, свернувшись в позе эмбриона, притих.

— Я тебе, конечно, не мама, но помогу. Так и быть, — проговорила ворчливо. — Но чтоб больше никаких гнусных намеков. Я в тебя не влюбилась и делать этого не собираюсь. А красота твоя бездушная только отталкивает.

Выпустила немного магии, чтобы облегчить Ивану дыхание. Хорошо, что успела попрактиковаться в лекарском деле, на всякий случай. Имея на попечении двенадцать озорных детишек, надо быть готовой к любым неожиданностям. Но вот уж не чаяла я, что испробовать лекарство придется на Молодце проверяющем.

С остальными процедурами пришлось повременить. Зелье сварить подходящее. Компресс из трав подготовить. А для этого Ивана следовало перенести в другое место, не оставлять же валяться в траве. Если его еще одна пчела ужалит, он такого не переживет.

— Идти можешь? — спросила у пострадавшего.

Он состроил такую гримасу, как будто я потребовала от него снега в разгар лета. И идти самостоятельно отказался. То ли от страха, то ли от шока из-за поруганной красоты, ноги его ослабли. Пришлось нести. Не на себе, конечно. Навыки бытовой магии подсобили. Из плотных стеблей душицы сплела некое подобие носилок, переложила на них пострадавшего от собственной безалаберности Ивана и понесла в свою избушку.

Васенька, конечно же, был не рад такому гостю.

— Этого зачем приволокла? — охнул котик-чертик. Обошел носилки с Иваном кругом, принюхался: — Жарить будем?

Молодец вздрогнул. Попытался что-то произнести, но из горла вырвалось лишь жалкое блеяние.

— Не будем, — отказалась я. Признаюсь, с легким сожалением. — Неаппетитный он какой-то.

Иван всхлипнул и принялся вновь ощупывать лицо. Отек слегка спал, но не настолько, чтобы вернуть прежние черты. Наш «красавец» обреченно простонал и, закрыв глаза, сложил руки на груди, кажется, готовый ко всему. Точнее, на что угодно, лишь бы вернуть себе прежнюю внешность.

— Васенька, растопи печь, — попросила я.

— У меня лапки, — закапризничал мохнатый.

Вздохнув, покосилась на него недобро.

— Не прикидывайся дурачком, ладно? С меня одного достаточно. Обращайся и помогай, коли уж назвался Оберегом. А то как по лесу до полуночи с Агнией обниматься, так у тебя не лапки, вполне себе человеческие руки. А как в хозяйстве подсобить, так сразу котик.

Укоренный правдивой отповедью, Васенька обернулся молодцем да пошел за дровами. Еще и подорожника пучок сорвал для припарок. Остальные ингредиенты хранились в избе с запасом.

Все то время, пока шли приготовления, Иван прикидывался умирающим. А вот когда мы с Васькой его к печи поволокли, вдруг очнулся.

— Не на-а-адо!.. — завопил не своим голосом. — Пощади-и-ите! Не губите добра молодца в расцвете ле-е-ет.

— Истерить перестал! — потребовала грозно. — Ничего с тобой не станется. Пара процедур, станешь как новенький.

— Так вы меня лечить тащите?.. — робко уточнил Иван. — Не жарить? Не жрать?

— Ой, дура-а-ак… — безутешно выдохнул Васька.

Уяснив, что никто его ни жарить, ни, тем более, жрать не собирается, Иван слегка успокоился. Позволил перенести себя поближе к устью печи. Правда, когда я жало пчелиное вынимала, орал да дергался, мешая процессу. И никакие уговоры на него не действовали. Пришлось связать и дополнительно запечатать рот магией. Только после этого пчелиное жало удалось извлечь. А ведь дело-то плевое и, благодаря волшебству, совершенно безболезненное.

— Ну и трус, — насмешливо фыркнул Васька, наблюдая за метаниями Ивана. — Давай, залезай теперь на печку, да не ори больше.

Я наложила на лицо Молодца компресс и заторопилась в школу. Кощей и дети наверняка волновались. Надо срочно сказать им, что все в порядке. Вряд ли в ближайшее время Иван о казне вспомнит. Ему сейчас дело только до своей подпорченной внешности.

Накинув на плечи платок, вышла на крылечко. И замерла на пороге. На верхней ступеньке сидел Кощей собственной персоной. Заслышав меня, обернулся и вопросительно изогнул бровь:

— Ты его там что, того?

И он провел по своей шее ребром ладони.