Тристания

Лиз

Лиз садится на жесткий деревянный стул у себя на кухне, потому что мужчина, тот самый Оливер, который знакомит их с городской жизнью, настойчиво попросил ее присесть, выслушать его, ровно дышать и положить руки на стол.

— Я должен кое о чем тебе рассказать, — говорит мужчина, и Лиз смотрит в окно, за которым замерло неподвижное солнце.

— Да, слушаю, — отвечает Лиз.

Она поднимает руку, обхватывает солнце большим и указательным пальцами и сжимает его, словно апельсин. Но на стол не проливается ни капли сока.

— Твой муж здесь.

Лиз отпускает солнце.

— Ларс? — спрашивает она; имя мужа перекатывается во рту, точно острый камень.

— Да. Он приехал в Кейптаун.

У камня вкус извести и пепла.

— Он увидел в газете статью об извержении вулкана и приплыл сюда.

— Откуда?

— Из Англии.

Лиз издает один из тех звуков, которые издают люди, когда они растеряны, как звери, и забывают слова.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — участливо спрашивает Оливер.

Лиз машинально кивает, как будто ее шеей двигает пружина.

— Он хотел бы встретиться с вами. Завтра, если вам удобно.

— Удобно, не удобно… Я ведь считала, что он умер.

— Он очень даже жив.

— Что я ему скажу? Молодец, что вернулся? Твой сын ждал тебя?

— Вряд ли тебе придется говорить много. Скорее всего, говорить будет он.

Лиз гадает, что ей скажет Ларс, какой рассказ покажется ему достаточно длинным.

А впрочем, возможно, этот рассказ получится совсем коротким: поезд опоздал, Ларс не попал на корабль и снял номер в гостинице. Встретил в вестибюле женщину, обычной внешности, совсем не роковую красотку. Но Ларс разглядел в ней что-то такое и остался рядом с нею. Время шло, морские течения меняли свои маршруты, а женщина стояла у окна и смотрела на дождь.

Чем больше кораблей покидало гавань, тем легче Ларсу было отпускать их.

— Отпускать их, — произносит Лиз вслух, и Оливер смотрит на нее, как на ребенка, запутавшегося в сказке, которую сам сочинил.