Отцы наши

4

Позже в тот вечер Томми спросил у Малькольма:

— Ты не возражаешь, если я воспользуюсь стиральной машиной?

Он стоял в дверях кухни, скрестив руки на груди — защитный жест, как показалось Малькольму.

— Конечно.

Томми, посомневавшись, добавил:

— Я не взял с собой много одежды. Не знаю почему. Наверное, я спешил и… не подумал.

— Можем сейчас загрузить машину, — ответил Малькольм. — Ну и я могу одолжить тебе кое-что из вещей.

Он видел, что Томми колеблется, очевидно взвешивая, что хуже: носить дядину одежду или не носить никакой. В конце концов он согласился:

— Хорошо, спасибо.

Пока Томми закладывал одежду в машину, Малькольм порылся в шкафу в спальне и извлек старые джинсы, несколько футболок, свитер, носки и трусы (вот это было особенно неудобно, но он решил, что не может же Томми ходить без трусов). Он сложил одежду аккуратной стопкой на кровать Томми и спустился вниз, чтобы проверить, справится ли племянник с капризами древнего агрегата.

— Вот, подсоедини эти два шланга к кранам и проверь, что нигде не капает, прежде чем открывать их, — проинструктировал он Томми.

— К кухонным кранам?

— Ага. Она не подключена к водопроводу. И нужно зафиксировать дверцу тросом перед включением. Защелка сломана. А иногда она останавливается на половине, тогда надо ее как следует стукнуть, и она обычно продолжает работать. — Он сделал паузу, потом добавил: — Да, и не обращай внимания на грохот, там внутри что-то разболталось, но вреда от этого вроде нет.

— Малькольм, — сказал Томми, грустно глядя на потертый трос. — Я бы не хотел переступать черту, но…тебе не кажется, что, возможно, пришло время купить новую машину?

— Ты говоришь как Хизер, — покачал головой Малькольм. — И я тебе отвечу так же, как отвечал ей. Если она отстирывает одежду, то какие проблемы?

— Она была терпеливой женщиной, — пробормотал Томми, проверяя, что дверца плотно прилегает, и осторожно включая сначала краны, а потом саму машину. Кухня немедленно наполнилась оглушительным грохотом и лязгом. От неожиданности Томми подпрыгнул и тут же рассмеялся.

— Нелепая машина, — сказал он.

Малькольм решил не обижаться. Ему нравилось видеть, как Томми смеется. Поднимаясь по лестнице, он все еще ухмылялся и качал головой.

КОГДА ТОММИ СНОВА ПОЯВИЛСЯ на кухне, Малькольм уже занялся ужином. Томми был одет в старые вещи Малькольма, и это, похоже, его смущало. Малькольм не стал ничего ему говорить, но был рад, что Томми надел более подходящую одежду, особенно толстый свитер.

— Тосты с фасолью подойдут? — спросил Малькольм.

— Ну, — ответил Томми. — Конечно. Спасибо.

Малькольм заметил, что выговор племянника слегка изменился, теперь он говорил почти как шотландец.

Пока Малькольм разогревал фасоль, Томми болтался на кухне, время от времени предлагал свою помощь, перелистывал газету, лежавшую на столе, но, кажется, на самом деле не читал ее. Надо было взять пива в магазине, пожалел Малькольм. Что-то предложить Томми, чтобы разрядить принужденную атмосферу, которая опять у них установилась. Но когда он извинился и пригласил завтра сходить за пивом, Томми отказался:

— Нет. Спасибо. Я не пью.

— Да ты из рода ли Бэрдов? — воскликнул Малькольм и сразу же пожалел о сказанном. — Я и сам не особенно употребляю, по правде говоря, — поправился он.

— Я пил, — ответил Томми. — Вообще-то, я много пил. Недавно завязал. Это стало… выходить из-под контроля.

О боже, подумал Малькольм. Вот ведь какое дело.

— Мудрое решение, — сказал он, стараясь говорить нейтральным тоном.

Когда он положил еду, Томми оценил: «Выглядит аппетитно» — и на некоторое время вновь погрузился в молчание.

Тарелка Томми уже почти опустела, и только тогда он произнес:

— А большинство… — остановился он и начал заново: — Как ты думаешь, меня тут все помнят?

Малькольм взглянул на него.

— Да.

— На пароме со мной ехал мужчина, — продолжал Томми. — Он живет здесь. Росс что-то там.

— Росс Джонстон, надо полагать.

— Он разговаривал со мной, — сказал Томми. — Много.

— Тогда это точно он.

— Он, кажется, узнал меня. А потом, когда я назвал свое имя…

Надо к этому привыкнуть, подумал Малькольм. По крайней мере, можно быть уверенным, что Росс за пару дней разнесет новости по всему острову, даже без помощи Кэти и Фионы, так что люди, встретив Томми, не будут на него пялиться.

— Ты не помнишь его? — спросил он.

— Вообще-то нет.

— Он любит поговорить, что есть, то есть.

— Да уж, — произнес Томми с чувством.

— Мы, наверное, все к нему уже привыкли, — сказал Малькольм. — Но как он меня бесил! Я даже с ним однажды подрался.

— Не может быть.

— Трудно поверить, да? Мы были подростками. Это был единственный раз в моей жизни, когда я дрался. — Не считая отца.

— А в чем было дело? — поинтересовался Томми. — Я уже и не помню.

— Девушка?

Малькольм рассмеялся.

— На острове никогда не было столько девушек, чтобы из-за них драться. Нет, я не помню, в чем было дело. Но уверен, что это была какая-то глупость.

Томми отхлебнул воды и сказал:

— Не могу себе представить, чтобы ты с кем-нибудь дрался.

— Ну, это было всего один раз.

Томми посмотрел в сторону, глянул в окно, хотя там не было видно ничего, кроме темноты.

— А я часто дрался, так ведь? Когда стал жить у вас.

— Ну, — осторожно ответил Малькольм. — Время от времени.

— Я разбил нос Ангусу Макинтайру. И кажется, сломал его.

— Так и было. Ты его сломал. — Это не было последней каплей, но одной из последних.

— Мне всегда было за это стыдно, — признался Томми.

— Ты был еще ребенком.

У Малькольма были свои стыдные воспоминания.

В тот последний год с Томми, а еще больше — когда он уже уехал, Малькольм часто задумывался, винил ли Томми их в случившемся так же, как они винили сами себя, не поэтому ли он так часто терял контроль над собой, как будто бы их ненавидел. Хизер хотела, чтобы Томми опять стал ходить к психологу на большой земле — он прекратил это делать, когда ему исполнилось девять, и ни в какую не желал начинать снова, — кричал, ругался и даже швырял мебель, так что Хизер пришлось отступиться.

Конечно, они должны были настоять на своем.

— Он не на нас злится, Мэл, — сказала Хизер однажды после одного особенно неприятного скандала: они слышали глухие удары, Томми, как обычно, колотил стены своей комнаты. — Он просто злится. И ему ужасно больно. И только на нас он может отвести душу. Никого больше не осталось. У него больше никого не осталось.

И все-таки, все-таки, они его подвели.