Манглабит Варанги

Пролог

Порыв пронизывающего октябрьского ветра, налетевшего с моря, принес с собой неповторимый аромат йода и соли… Неприятно остудив тело Романа под кольчужной лорикой, добравшись до кожи даже сквозь стеганный поддоспешник! Зябко передернув плечами, восемнадцатилетний юноша нетерпеливо переступил с ноги на ногу — когда уже все начнется⁈ В сече хотя бы согреешься…

Молодой воин лишь прошедшим летом вошел в настоящую мужицкую силу — так, чтобы наравне со всеми держать свой щит в общей стене щитов, да охаживать соперников смертельными ударами секиры! Боевого опыта у него еще нет — зато хватает азарта, духовитости, желания себя проявить… И сейчас, словно в ответ на его мысли, над плотным строем варанги призывно заиграли трубы. После чего один из двух отрядов варяжской гвардии императора Алексея Комнина двинулся вперед, навстречу норманнам.

…Отец долго не хотел брать Романа в десяток, несмотря на яростное стремление последнего стать воином на службе императора. Да и что тут говорить, если у русича Добромила, прозванного греками за могучую стать и дикую, варварскую красоту «Самсоном», родился лишь единственный сын? И тот вне законного брака… Злые языки шепчут, что мальчишку родила портовая шлюха, пытавшаяся использовать младенца как предлог выйти замуж за видного, а главное, не бедствующего гвардейца! Впрочем, в самой варанге ходит совсем иной слух — что матерью Романа является некая греческая патрицианка, чья семья, между прочим, была вхожа в императорский дворец. Где и встретила могучего статью славянского богатыря, также не устоявшего перед чарами красавицы-римлянки… Иные же, кто хорошо знал Добромила в бытность его молодым воином, и вовсе утверждают не о сиюминутной страсти, а настоящей любви гвардейца! Против которой, увы, выступили родители-патриции, готовившие дочери куда как более выгодную партию… В высшем свете Царьграда непорочность невесты не была обязательным условием для брака — значительно важнее полезные обеим семьям связи. Но одно дело — грехи молодости, и совсем иное — внебрачный ребенок на руках… Забеременевшую девушку родители забрали в свои азиатские владения, родить ребёнка втайне, без огласки — но на следующий год их поместье разорили турки-сельджуки.

Больше Добромил никогда не видел возлюбленной…

Он так и не женился, этот видный, статный воин, с головой погрузившийся в службу — и проявивший невиданную храбрость и ярость в боях с сарацинами! Ныне Добромила прочат уже в сотники-манглабиты — и быть может, после будущей битвы его наконец-то отметят заслуженным продвижением… Однако, уже давным-давно потеряв любимую, славянин обрел иную любовь — младенца, нареченного Романом его матерью. Как кажется, Добромилу передали ребенка одновременно с известием о предполагаемой гибели несостоявшейся жены; причем гвардеец нисколько не сомневался в том, что это именно его сын! То ли при малыше обнаружился какой прощальный дар, хорошо знакомый славянину (сам Роман предполагает, что речь идет о золотом кресте искусной ромейской выделки). То ли человек, передавший корзину с младенцем и приведший в дом Добромила кормилицу, был хорошо известен последнему — и его слову можно было доверять без всяких сомнений. То ли и то, и другое разом…

Так или иначе, Добромил очень любил сына, души не чаял — хотя и старался не разбаловать. Но будучи воином варанги, в детстве Романа он проводил с ребенком не так много времени. В ту пору воспитанием мальчика занималась кормилица, затем нанятые отцом учителя, обучившие письму и счету юного «Самсона» (пошедшего в отца и варварской притягательностью, и статью)… Но как только юнец смог поднять учебный деревянный щит и меч — он начал буквально жить в гвардейской казарме, с младых ногтей обучаясь ратному искусству.

Потому-то его столь ранее поступление на службу не вызвало вопросов ни в десятке Романа, ни у старших начальников отца. Мало кто мог бы потягаться в учебной схватке с молодым Самсоном — хоть с копьем, хоть с мечом, хоть с секирой. Но если до недавнего времени юноша брал верх в учебных поединках за счет отточенной техники — то по прошествии последнего лета уже мало кто в сотне мог бы похвастаться более сильным ударом секиры!

Но все же отец, пусть и видит, что сын его — прирожденный боец, также не раз видел, как глупо порой гибли даже самые опытные и умелые воины! А потому Добромил все же старается поберечь сына; так, сегодня Роман занял свое место в последней шеренге варяжской гвардии…

Чуть менее ста лет назад князь Владимир Святославич, прозванный на Руси «Красным солнышко» за мудрую политику, нацеленную на укрепление государства и сплочение народа, отправил целых шесть тысяч воинов на помощь императору Василию «Болгарабойцу». Корпус наемников был как воздух нужен последнему для подавления мятежа полководца Варды Фока… Шесть тысяч отборных воинов, преимущественно варягов из полабских славян, служащих до того самому Владимиру, а также урманских викингов и восточных русичей, сыграли решающую роль в победе базилевса над узурпатором. Восхищенный боевыми качествами варягов — и в не меньшей степени их воинской честью, верности слову, простодушием — император Василий тотчас создал из них гвардейскую тагму, предложив всем русам остаться подле себя, в Царьграде. И многие воины, ослепленные величием красивейшего города в мире, это предложение приняли — а сам император, как видно, не прогадал с выбором. Ибо гвардейцы варанги стали самыми преданными боевыми псами всех последующих базилевсов! А в околовластных интригах был замечен лишь один из них — будущий король урман Харальд Хардрада, павший от английской стрелы в сече при Стамфордском мосту… После подавления мятежа Фоки варанга сражалась с болгарами, арабами в Сирии, норманнами в южной Италии и на Сицилии, печенегами на северных рубежах империи — и сельджуками на восточных. А затем «славянская» варанга (преимущественно состоящая из потомков воинов Владимира и пополняемая полабскими славянами да русичами) была истреблена в битве под Манцикертом… Тогда гвардейцы до последнего защищали базилевса Романа Диогена — и все до единого пали в схватке с многотысячной турецкой ордой.

Восстанавливающийся от полученной до того раны Добромил не участвовал в сражение — и именно поэтому остался жив. После Манцикерта ему удалось собрать лишь десяток воинов славянского происхождения… В то время как большую часть возродившейся варанги составили английский хускарлы (потомки викингов, осевших на острове) и собственно англо-сакские воины, оставившие родину после завоевания ее норманнами герцога Вильгельма.

И сегодня все они свирепо ликуют, предвкушая бой с давним своим врагом, норманнами Роберта Гвискара — и мечтая о мести!

Но время общей атаки еще не настало… Вместе с передовым отрядом гвардейцев, базилевс так же двинул вперед своих многочисленных токсотов — умелых ромейских лучников, вооруженных мощными составными луками восточного типа. Давно канули в Лету могучие римские легионы, в качестве метательного оружия использующие дротики-пилумы, а позже и плюмбаты! Восточная Римская империя, противостоящая вначале парфянам с их сильной и многочисленной конницей, после персам-сасанидам и, наконец, арабам, была вынуждена учиться сражаться с лучшими всадниками востока, перенимая их тактику, манеру боя, вооружение. А потому ушли в прошлое отряды легких застрельщиков-велитов с их дротиками, вспомогательные отряды пращников — уступив место более многочисленным токсотам. Да и главной ударной силой ромеев, зачастую приносящей им победу, стали тяжелые всадники клибанофоры и прочие курсорес, скопированные с парфянских и персидских катафрактов…

Впрочем, и пехоте находится место на поле боя — и ополченцам-стратиотам, вооруженным пиками-контарионами (правда, после Манцикерта в ромейском войске их стало заметно меньше), и собственно варанге.

…В очередной раз заиграли трубы, отдав приказ гвардейцам остановиться — в то время как токсоты продолжили движение вперед. Впрочем, приблизившись на сотню шагов к рядам норманнских воинов Роберта Гвискара (Хитреца), они также остановились — и, выровняв строй в трех шеренгах, первым же слитным залпом обрушили на врага сотни стрел! Однако лангобардская и норманнская пехота Гвискара еще не разучилась воевать в пешем строю — и, сцепив щиты над головами, большинство потомков германских и скандинавских завоевателей Италии благополучно переждали первый залп врага.

Но и ромеев не обескуражил давно уже известный им тактический прием северных варваров под общим названием «стена щитов». А потому вторым залпом на оборонительную формацию противника обрушились стрелы с долотовидными наконечниками, способные крушить не только доски щитов, но и железные шлемы варваров, и черепа под ними… А за тем последовал третий залп токсотов, следом четвертый. И норманны начали нести уже серьезные потери…

Но первый герцог Апулии, некогда вытеснивший ромеев из южной Италии и подчинивший себе лангобардов Салерно, не стал бросать навстречу токсотам своих немногочисленных арбалетчиков. Ибо получил свое прозвище «Хитрый» не только за подлость и коварство, но и за изрядный ум, и военный опыт. Нет, арбалетчиков с их убойными болтами, способными пробить броню даже тяжелых клибанофоров Комнина — но слишком медленно перезаряжающихся по сравнению с лучниками, Гвискар терять не пожелал. Нет — в атаку устремились норманнские рыцари под началом графа Амико, стоявшие до того на правом фланге войск Роберта!

Многочисленные всадники на рослых, крепких конях спешно ринулись в бой, бодря себя яростными кличами! Их жеребцы способны развить приличную скорость на короткой дистанции — а длинные копья несут смерть врагу на сверкающих остриях… Также норманнские рыцари вооружены длинными мечами-капетингами, секирами и боевыми молотами — а большие каплевидные щиты, вкупе с кольчужными рубахами-хауберками и стеганными поддоспешниками, дают надежную защиту от обычных стрел.

Но токсоты имеют средство борьбы против всадников — в том числе и тяжелых. И к слову, порой именно ромейские лучники решали исход важнейших битва — как например, при освобождении Италии от остготов, когда токсоты Нарсеса расстреляли многочисленных всадников короля Тоттилы еще на подходе! Вот и сегодня в колчанах ромейских лучников достаточно бронебойных стрел с узкими, гранеными наконечниками — способными поразить всадника, защищенного даже пластинчатой броней… И потом, в отличие от ромейских клибанофоров, чьи скакуны также защищены ламеллярными панцирями, норманнские рыцари еще не приучились облачать в броню своих коней.

…Стрела, пущенная из ромейского лука, сохраняет убойную мощь и за сто шагов. И всадникам Амико требовалось всего с полминуты, чтобы тяжелым галопом пролететь это расстояние до токсотов! Но три сотни лучников Комнина, ближних к атакующим рыцарям, за эти же полминуты дали пять слитных залпов — отправив во врага полторы тысячи стрел! Настоящий ливень их хлестнул по скачущим впереди рыцарям, поражая норманнов в открытые лица (ибо конические шлемы последних не имеют стальных полумасок), раня в руки и ноги, с легкостью пробивая кольчужное плетение хауберков… Но чаще всего разя именно скакунов. Уже после первого залпа множество вырвавшихся вперед всадников полетели на землю, после третьего — конница графа Амико была вынуждена замедлиться. Ведь не успевшие осадить жеребцов воины налетали на уже павших наземь соратников и их лошадей, и также летели на землю…