Феникс. Начало

Глава 9. Ночной переполох.

К замкнутому квадрату домов, обжитых переселенцами, я подошёл со стороны парка около полуночи. Небо на западе уже потемнело, что давало мне шанс на успешную инфильтрацию на территорию интересующего меня объекта. Отведя в сторону колючую ветку ели, я долго наблюдал за затихающим человеческим муравейником. Створка одного из окон на третьем этаже длинного фасада здания, обращённого к парку, было приоткрыто, из-под пластиковой рамы, на фоне серой панельный стены, вяло шевелила рукавами, вывешенная сушиться на прохладный ночной ветерок, черная рубаха, оговоренная, как сигнал от странной девушки с именем Адиля, что все благополучно. Я пару минут продолжал наблюдать за окружающей обстановкой, а потом, не торопясь, прогулочным шагом, прошел в темноту арки.В арке долго стоял в тени бетонного столба, прислушиваясь и принюхиваясь к ароматам и звукам вступившей в свои права летней ночи. Но, несмотря ни на что, признаков наличия засады мне уловить не удалось — ни запаха человеческого тела или табака, ни сдерживаемого дыхания — ничего не доносилось из замершей в ночном покое арке. Дядя Володя, не знающий куда себя деть в жутком волнении за судьбу родной дочери, пытался заставить меня пойти навстречу с моим визави сразу после захода солнца, около одиннадцати часов вечера, но я его порыв не оценил, холодно пояснив ему, что в чужое логово я полезу тогда, когда посчитаю это максимально безопасным для себя. За прошедший час народ, населяющий дома, угомонился. Большинство окон темнело угрюмыми, черными провалами — коммунальные платежи и электрическая энергия стоила дорого. Была бы моя воля, я бы пошел на опасное задание не раньше трех часов утра, когда сон людей наиболее глубок, а солнце лишь подбирается к горизонту на востоке, предупреждая о своем появлении тонкой светлой полоской на краю черного неба, но думаю, что к утру дядя Вова бы просто задушил меня.

Наконец окрестные дома погрузились в тишину, только часовые на въездном КПП и у теплового узла продолжали жечь костры в железных бочках, весело переговариваясь и, как мне показалось, собирались жарить мясо на огне, чтобы ночное дежурство не было таким скучным. Убедившись, что все вокруг спокойно, я на корточках, прячась в тени от плотно припаркованных машин, двинулся в нужном мне направлении. Адиля ждала меня, сидя на ступеньках лестницы возле своего шифоньера, что служил ей кроватью.

— Ты пришёл? — мне даже показалось, что первым порывом девушки было броситься ко мне, но она сдержалась и осталась сидеть на бетонных ступенях.

— Как видишь. Твой хозяин домой приехал?

— Да, вчера днём.

— Один?

— Нет, не один. Девочку привёз какую-то.

— И где девочка?

— Девочка в квартире Магарова. Ее заперли в кладовке. Как я поняла, в последний момент она передумала, бежать попыталась, не у нее, конечно, не получилось. Бить ее хозяин не захотел, пока заперли до утра, утром решать будет, что с ней делать. Я ее видела — еду ей носила.

— Понятно. К Магаровым как войти?

— Если стену взорвешь, то войдешь. Я тебе вчера говорила, что там две двери стальные, и ночью они никому не открывают. Даже мне не откроют.

— Ладно, Адиля, а как до оружия добраться? Туда я смогу пройти?

— Если постараешься. Через вход ты в подвал не войдешь, там дверь стальная, на замке, а у двери четверо часовых все время находятся. И четверо часовых в воротах постоянно стоят, и они все время друг за другом наблюдают. С противоположной стороны от двери есть вентиляционное окно, там большой вентилятор все время крутится. Если вентилятор снимешь, ты сможешь пролезть в эту дырку, она большая, ты как раз войдёшь.

— Значить придется сейчас ползти к вентилятору, смотреть, на чем он крепиться, а потом уходить за инструментом. Тогда, наверное, я сегодня уже не успею, придется на завтра переносить.

— Как хочешь. — равнодушно, пожалуй, плечами Адиля: — Вот я какой-то инструмент нашла, не знаю, подойдёт тебе или нет.

На ладони девушки лежал большой мультитул, с широкой рукоятью и множеством приспособлений и инструментов.

— Слушай, наверное, я попробую сегодня в подвал проникнуть. Мне от тебя нужна ещё помощь…

— Говори, если смогу –сделаю.

— Если сможешь, как светать начнет — подожги какой ни будь мусор. чтобы народ перепугался и побежал смотреть или тушить. Неважно где, лишь бы горело.

— Я постараюсь, только, смотри, когда будешь с вентилятором возится, чтобы тебя часовой с угла не увидел.

— с какого угла?

В угловых квартирах на ночь, на самых высоких этажах, тоже часовые сидят. Они за улицей наблюдают и за двором. Если увидят, что во дворе или в воротах часовые спят и это на видеокамеру заснимут, то утром часовых, кто уснул палками по пяткам бьют, а тем, кто непорядок заметил — по сто долларов дают.

— А у этих, у угловых — оружие есть?

— Есть конечно, они же часовые. Ты главного не понял — тут четыре дома, четыре рода живут. Каждый дом за своим родом. Они друг друга очень не любят. У ворот и у подземного хранилища от каждой семьи по одному человеку, чтобы друг за другом следить. А на последних этажах у каждого рода свои часовые.

— Ну да, ты тут совершенно права, это совсем другой расклад получается. Слушай, я, наверное, вниз не пойду, пойду наверх, постараюсь часовых в угловой квартире достать.

— Иди, потом увидимся, если Бог будет к нам милостив — черная тень, сверкнув на прощание белками огромных глаз, шурша тяжелой материей, двинулась по лестнице вниз, а я осторожно двинулся вверх.

Никаких понятий о технике безопасности у местных обитателей не было выход на плоскую крышу здания был открыт нараспашку. Я двинулся сначала налево, но остановился буквально через несколько шагов, пригнулся и ругаясь про себя, стал красться назад — на моем пути, укрытые какими-то тряпками, на крыше, спал с десяток людей, расположившись на раскиданных в беспорядке матрасах.

Вернувшись к будке листового хозяйства, откуда я вылез, я посидел пару минут молча, пытаясь уловить шум, издаваемый людьми, расположившихся на моем пути. Все было тихо, лишь где-то внизу, во дворе, негромко шутили и смеялись часовые, расположившиеся возле теплового узла. Я пригнувшись, шел по плоской крыше, перебираясь через какие-то провода, металлические заграждения, пару раз над моей головой пролетала какая-то ночная птица. Все когда-то заканчивается, мой путь до угла здания также закончился

Часовых из угловой квартиры я услышал сильно заранее. Двое молодых мужчин, распахнув угловые окна квартиры, сидели у окна, любовались звездным небом, что начало уже светлеть на востоке, курили какую- то сладковатую дрянь и болтали. Я медленно, аккуратно ставя подошвы, подошел к краю крыши в высунул голову.

До распахнутого окна было около двух метров. Один из часовых — молодой парень с черным ежиком волос, высунувшись из окна до пояса, курил какую-то самокрутку, периодически сплевывая вниз темную, тягучую слюну. Его собеседник был мне не виден, но он стоял где-то рядом с окном, я хорошо слышал его голос.

— Дед, что будем делать? — прорезался в голове голос внука.

— Вон видишь кабель электрический? — я показал на черный, толстый, как тело гадюки, кабель, связанный аккуратной бухточкой: — Привяжем его к поясу, а второй конец к вот этим железякам и прыгнем в окно соседней комнаты. Чтобы не изрезаться стеклом в руки возьмем вот эту беду — я дотронулся коском ботинка до большой облицовочной плиты, что неведанным путем попала на крышу, вперед себя выставим, она вынесет стекло, и лицо с туловищем защити тот порезов.

— Не получится.

— Почему не получиться? Ты высоты боишься?

— Я высоты боюсь, но после того, как ты меня сюда завел, я понимаю, что высота — не самое страшное.

— а в чем тогда дело?

— Стекло не разобьется. Это пластиковое окно, там несколько слоев стекла одним пакетом. Мы с тобой слишком легкие, чтобы его разбить, даже с этой хренью.

— Ты уверен?

— Уверен, в этом я точно уверен, дед.

— Ну, значит будем прыгать в открытое окно.

— Как, там же эти, часовые. Может уйдем, пусть полиция сюда сама лезет.

— Ладно, я только попробую все примерить и пойдем. — Я не стал спорить с подростком, привязал кабель к металлической рогулине, торчащей из черного битума крыши, затянул второй коней на толстом кожаном ремне, что был вдет в петли брюк и, подхватив тяжелую керамическую плитку, нырнул вниз, за кромку парапета.

Рывок кабеля был сильнейшим, я думал, что выпаду из брюк через штанины, передо мной появилось изумленное лицо любителя самокруток, в которое я ударил керамической плиткой, после чего, лопнувшая плитка, кувыркаясь в воздухе, полетела вниз, а я вцепился в плечи и спину обмякшего часового и пополз по нему в проем открытого окна. В темноте кто-то вскрикнул, я, оттолкнувшись от Теда лежащего на подоконнике часового, прыгнул в темноту, вцепился в кого-то мягкого. Человек, испуганно взвизгивая тонким, приглушенным голосом, старался отпихнуть меня и отодрать мои руки от совей одежды, но я как клещ, полз вперед, отталкиваясь ногами от тела часового и подтягиваясь все ближе к шее запаниковавшего врага. Внезапно человек, до горла которого я почти добрался, захрипел, обмяк и стал падать вниз. Мы оба упали, причем я больно ударился лицом о его подбородок. Когда яркая вспышка в глазах ушло, и остался только хоровод ярких звездочек, кружащихся перед глазами. Я привстал на четвереньки и огляделся — подо мной лежал и тяжело дышал мужчина лет сорока, с круглым лицом, одетый в какую-то стеганку и черные штаны с карманами. Рядом с ним лежал автомат, что мне внук показывал в интернете, с блестящими шляпками обойных гвоздей, что образовывали сложный растительный узор на прикладе.

Я охнул — немыслимо так относиться к вверенному тебе оружию. Сзади, на подоконнике и на полу, под окном, никого не было. Похоже, используя тело часового как опору, отталкиваясь от него ногами и цепляясь руками, я нечаянно спихнул человека вниз, через подоконник.

По-хорошему стоит отправить туда же и второго, что без сознания сопит на полу, подо мной, но тут восстал внук, что-то завопивший в моей голове о гуманном отношении к пленным и каких-то конвенциях.

Я, не обращая внимания на протесты гуманиста, нащупал у двери комнаты тумблер электрического освещения и щелкнул им — судя по раздававшимся на улице крикам, терять нам было особо нечего, тревога уже поднялась. В небольшой комнате стоял стол и стул, а также шкаф с какой-то посудой. Тут же, к шкафу, был прислонен второй автомат, с треугольным металлическим прикладом, на который была намотана лента черного цвета с какими-то иероглифами. Этот автомат выглядел поновей, чем с художественной деревяшкой вместо приклада, но я подхватил оба.

— Разгрузку возьми?

— Что?

— Вон, на стуле разгрузка висит, надень ее.

На стуле действительно висела плечевая портупея, но не кожаная, а сшитая из широких брезентовых лент, в на которой впереди было закреплено несколько таких же, брезентовых подсумков с длинными обоймами от автомата.

Я сунул голову между ремнями и накинул эту странную конструкцию на плечи, после чего автомат в деревянным зодчеством закинул за спину, повинуясь командам внука отомкнул длинную обойму от приемной горловины автомата со складным прикладом, убедился, что там есть патроны, примкнул ее обратно, до щелчка, потом, опустив вниз флажок предохранителя, оттянул назад ручку затвора.