Феникс. Начало
- Автор: Роман Путилов
- Жанр: Альтернативная история / Боевик / Попаданцы / Самиздат, сетевая литература
Читать книгу "Феникс. Начало"
Глава 20. Шалости судебного приказа.
Постояв минутку в дверном проеме, я сделал маленький шажочек назад, потом еще один, потом впереди меня сомкнулось плотное построение активистов, что ждали решения судьи, а я двинулся в сторону туалета. Помещение уборной было на одного посетителя, никто не мог помешать мне в моем интимном деле. Я запер дверь на шпингалет и достал телефон, который был добыт мной в честном бою по пути в суд.
Сообщение в управление полиции и жандармерии нельзя было назвать лаконичным: «Небесный учитель с гневом глядит на мерзости, что творят погрязшие в блуде и ереси жители языческого Города. Мы, братья — ученики Учителя, устали смотреть на мерзости, творимые властями. Сегодня в суде дистрикта Пограничный творится очередная мерзость — продажные судьи и прокуроры путаются освободить серийного убийцу, боевика организации „Дети Перуна“ Козлова, да проклянет Небесный учитель — это имя. Мы не дадим выпустить этого сына Черта Козлова, и заявляем всем — через полчаса очистительный огонь поглотит суд и всех язычников, что там находится. Да победит учение Небесного учителя во все мире, ибо оно верно.»
Реакция на сигнал о вероятном террористическом акте последовала незамедлительно. Уже через пять минут судья выпростала из глубоких складом форменной мантии навороченный смартфон, выслушала короткое сообщение и коротко ответила «Я поняла». После этого на всех этажах здания суда зазвучали сигналы пожарной тревоги, и посетители бросились на выход.
Приставы, окопавшиеся в комнате охраны в ожидании помощи из спец полиции, бросились по инструкции открывать пожарный выход и эвакуировать людей. К сожалению, конвой свое дело знали туго. Они не бросили пребывающего в полнейшем охренении от творящейся вокруг него дичи, Михаила Козлова, а окружив его с трех сторон, погнали арестованного в сторону черного хода, стимулируя своего подопечного быстрее перебирать ногами всеми имеющимися у них стимулами.
Через пять минут здание суда было очищенно от публики и служащих, людей отогнали за ограду, арестованного увезли обратно в изолятор, и теперь все ожидали акта номер два — прибытия саперов с боевыми роботами и собаками.
— Ты где был? — Вадик Стеблов занял для меня козырное место в первом ряду — на ограде, окружающей суд и теперь приглашающе хлопал по металлической перекладине рядом с собой.
— В туалет отходил. –чуть смущенно ответил я. Не буду же я сообщать своему приятелю в окружении десятка внимательных пар ушей, что в ближайшей подворотне я сжигал китайский телефон без названия, по которому я и обеспечил для почтеннейшей публики представление с показательным выступлением саперов и пиротехников полицейского управления.
— Че, обосрался от страха, когда все побежали? Гы! — заржал мой, рискующий стать бывшим, приятель, но увидев мое лицо, осекся и сменил тональность: — Я сам чуть не обоссался, когда на выходе пробка образовалась. Стою у самой двери, а выйти не могу, люди впереди. И я как представил, что в этот момент под нами бомба взорвется. Мне страшнее всего под завалами лежать. У меня вообще сразу клаустрофобия начинается, когда тесно вокруг.
— У меня тоже! — я похлопал Вадика по плечу: — Вы, если что, с пацанами до дома доберетесь без меня?
— Да доберемся, а что?
— Да у меня еще дел куча.
— Ну давай, пока! — Вадик сунул мне на прощание руку уже отвлекаясь на более важное дело — из броневика саперной службы полиции выскочила поисковая бригада — два спаниеля и невысокая немецкая овчарка.
— Владимир Алексеевич! Вы в отделе? А пойдемте, покурим. Я угощаю.
— Это кто? — полицейский детектив господин Новицкий был крайне недоволен щедрым предложением неизвестного пока собеседника.
— Это почитатель красоты вашей прелестной дочери.
— Это ты что ли, балбес? Подожди, сейчас за отдел выйду.
Полицейский вышел через три минуты и поволок меня в густые кусты, разросшиеся на задах спортзала отдела полиции.
— Владимир Алексеевич, а вот это обязательно делать? — я, пригнувшись, пробирался за крупным, широкоплечим оперативником в самую глухую часть кустов по узкой тропинке сомнительной различимости.
— Если бы это не вызвало подозрений, я бы просто зонтиком сверху прикрылся, но вот это точно вызовет начало проверки. А то, что я с пацаном в кусты полез, та это сейчас не криминал, это даже приветствуется. Давай, рассказывай, что хотел.
— Владимир Алексеевич, да что случилось? Зачем мы в кусты то залезли.
— Саша, если бы я знал, что случилось, я бы тебе сказал. Только над зданием полиции второй день беспилотник кружит, мы его случайно заметили, он видно в воздушную яму попал… Короче, высоту потерял, чуть на крышу соседнего дома не упал, и его засекли. С противоположной стороны, на улице Гайдара, третий день машина Горводоканала стоит, только на ней антенн чуть побольше, чем надо и в канализацию никто из работников не лезет ремонтировать, чего там положено, только люк открыли и оградили его. На ночь они люк закрывают, и машина уезжает, а утром, как у нас рабочий день начинается, машина на прежнее место возвращается. Так что, зная тебя, я лучше с тобой в этих кустах пообщаюсь, среди говнища и мусора, здесь нас точно не услышат. Давай, задавай свои стремные вопросы.
— Владимир Алексеевич, в рамках курсовой по обществоведению спрашиваю — если у человека срок предварительного задержания заканчивается в сем часов утра, а решения о аресте пока нет, что с человеком будет.
— Этот ты про Козлова что ли, хотел узнать?
— А вы слышали?
— Конечно слышали. Слава Богу, лет пятнадцать, как перестали весь отдел на такие сообщения отправлять, сейчас только саперы и оперативная группа выезжает. Но, слышать то — слышал.
— И что теперь будет?
— Что будет? Никто его выпускать не будет. Завтра прокурорский помощник, что сегодня в суде был, с утра, в изолятор приедет и просто препроводит Козлова на служебной машине в прокуратуру или к нам, в полицию, а там его или снова в суд арестовывать повезут, или по какой — ни будь левой шняге по новой закроют. В любом случае его из изолятора в семь часов напнут на свободу, а на пороге его помощник прокурора и примет в свои заботливые руки.
— Владимир Алексеевич, а если, теоретически, помощник прокурора опоздает, или вообще не приедет, то что будет?
— Саша, а ты знаешь, по какой причине помощник прокурора может не приехать?
Да, что вы, Владимир Алексеевич, я чисто теоретически спрашиваю, ведь в учебнике обществоведения ответа на этот вопрос, я уверен, нет, а мне надо, так сказать, соединять теорию и практику.
— Ну если копнуть чистую теорию…- Владимир Алексеевич задумался на несколько секунд: — Но это чисто между нами. Если помощник к семи часам утра приехать не успевает, он должен обязательно позвонить в изолятор, предупредить, что он опаздывает, но скоро будет и всю ответственность берет на себя. Тогда условного Козлова в изоляторе просто придержат под тем или иным предлогом.
— То есть, если помощник прокурора опоздает, человека не выпустят?
— Нет, конечно, кому надо из –за какого Козлова ругаться с прокуратурой, тем более, что работу изолятора проверяет прокуратура.
— И что, ничего нельзя сделать?
— Ну, если бы я сидел в изоляторе, и у меня был адвокат, то, если бы мой адвокат не ломился бы в дверь изолятора с требованием меня выпустить, то я бы потом сделал такому адвокату очень больно. Ну ты понял мою мысль?
— Спасибо вам большое, Владимир Алексеевич — я изобразил почтительный поклон в японском стиле: — вы очень продвинули меня на пути познания такого важного предмета, как обществоведение. Теперь я буду вас называть сэнсей.
— Иди отсюда, ученик.
— Хитоми.
— Что?
— Хитоми по-японски — ученик. До свидания, Владимир Алексеевич, саенара.
Мне оставалось только согласовать с координатором группы «Спасем Мишу» наши совместные действия на завтра, встретиться со своими соратниками из «Банды четырех» и выяснить судьбу Тани Белохвостиковой и ее мамы.
Последний пункт разрешился раньше остальных. Таню я увидел, сидящую на лавочке, возле моего подъезда. Правда узнал я ее с большим трудом.
— Саша! — мне навстречу встала девушка, одетая в какой-то сэконд хэнд и с измазанным, какой-то желтой субстанцией, опухшим лицом.
— Таня? — моему удивлению не было предела.
— Я такая страшная, да? — девушка резко отвернулась, закрыв лицо руками.
— Ты совсем не страшная! — я инстинктивно ухватил Таню за плечи и прижал ее к себе: — Просто я только что думал о тебе, а тут ты, как в сказке.
— Чудище лесное? Не спорь, я знаю, как я выгляжу.
— Хорошо ты выглядишь, а если и есть отдельные недостатки, то завтра –послезавтра от них и следа не останется, я знаю. Я же сам неделю назад, с разбитой вдрызг мордой, в больнице лежал, а сейчас видишь, как новенький.
— Правда? — Таня робко потерлась щекой о мою кисть, лежащую на ее плече.
— Конечно правда. Давай, рассказывай, как у тебя дела? Я же ничего не знаю, вот, как раз собирался тебя разыскивать.
— У меня все плохо. Мы с мамой попали под взрыв на Мосту. Нам еще повезло. До цистерны с топливом, что взорвалась, было много машин, поэтому мы успели убежать. Мне стеклом лицо посекло, но врачи обещают, что шрамов не будет, вернее будут, но очень мелкие, видно почти не будет. А мама грудью о руль ударилась. Я ей говорила, чтобы она пристегнулась, а она сказала, что сейчас за Мостом будет снова досмотр, и не стала пристегиваться. Там топливо, горящее вылилось, но уклон был не очень большой, оно медленно растекалось и, поэтому, многие успели убежать. Я маму вытащила из-за руля и тащила на себе, сколько могла, она сама идти не могла. Машина и все вещи сгорели. Там люди горели, многие из машин не могли вылезти. Там некоторые, на Мосту, вместо трех рядов, в четвертый ряд влезли, и…они просто не смогли двери машин открыть, лезли, кто успел, через опушенные стекла и по крышам машин бежали. Многие подали с крыш…они так кричали! — Таня повернулась ко мне, ткнулась в лицо и глухо, содрогаясь, зарыдала.
Наконец она успокоилась, после чего вырвалась из моих рук и снова отвернулась.
— С мамой то что? — осторожно спросил я, боясь услышать ответ.
— С мамой? С мамой все в порядке. — в голосе Тани зазвучала наигранная веселость: — Мама в больнице, обследуют, прогноз благоприятный.
— А когда выписать обещают?
— Выписать? Не знаю? А куда, куда выписать? — судя по тембру голоса девушки, Таня плавно входила в истерику: — Скажи мне, Саша, куда выписываться? Я пыталась домой попасть — случайно ключи от квартиры в шорты сунула, иначе бы вместе с сумкой пропали, а попасть не смогла. Замочные скважины чем-то залиты, я не смогла ключи никуда сунуть, а на двери красной краской написано — «Шлюхи». Скажи, Саша, ты умный, куда мне маму выписывать?
— А ты куда собралась, да еще с вещами?
— С какими вещами? А! — Было ощущение, что Таня только что увидела, что у нее на руке висит цветастый пакет с какими-то тряпками.
— Это мне, Саша, больные собрали, я даже не знаю, что там.
Я заглянул. Через горловину пакета была видна упаковка какого-то сока, пачка печенья, и несколько разномастных яблок.