Сын на отца

Глава 3

— Да, и представить не мог, что такой «наперсток» летит вдвое дальше и втрое точнее. Но мишени сами за себя говорят, — Алексей в задумчивости посмотрел на щиты из досок, представлявшие из себя то человека в полный рост, то всадника на коне. Все они имели характерные вмятины от попаданий, причем зачастую глубокие — свинец из них приходилось выковыривать, тот был слишком ценен.

Бывшие дезертиры и охотники, составившие его Лейб-Кампанию, за несколько недель интенсивной подготовки превратились в хватких и умелых егерей, умеющих как долго ходить по лесу и передвигаться по нему бегом на лыжах, хорошо маскироваться в зарослях и снегу, так и наловчились прилично стрелять. Но тут все ложилось на имевшиеся у них практические знания и умения — практически все они долгое время скрывались в дебрях, и разбойничали на большой дороге, чего скрывать.

— Вот и принес я в этом мир новшество, что может изменить здешнюю тактику войны. А то лупят в друг друга со ста шагов и выносят шеренгу за шеренгой. Требуют стоять в полный рост и ждать пулю в грудь, а она грамм тридцать раскаленного свинца. А так дистанция боя увеличится до трехсот метров, тут иные порядки нужны. А ведь открытие то пустяковое, вот только люди своими мозгами почему-то не дошли.

Алексей покрутил в пальцах короткую коническую пулю, отлитую в усадебной кузнице на выпускавшиеся на оружейной мануфактуре в Туле фузеи. Царь Петр Алексеевич, надо отдать ему должное, всего за десятилетие сообразил насчет преимуществ, что дает единый калибр. Вот только вес всех фузей был совершенно различен, так как на производство ложей шло разное дерево. Так самое легкое ружье с ложем из вяза, весило до пяти килограмм, а из ясеня почти на «кило» больше.

Впрочем, такие «стандартизированные» фузеи в армии составляли, как сказали ему знающие люди, едва треть, а вот в большей массе царило удивительное разнообразие — разница в калибрах доходила до пяти, а то семи миллиметров. Да и сами ружья имели различное происхождение — английские, шведские, германские, «цезарские», голландские — где только закупались или были захвачены трофеями. «Иноземные» ружья и замки были получше качеством, но то не мудрено — с хорошими мастерами на Москве были проблемы, а в работники вообще приобщали принудительно, приписывая к мануфактурам целые селения и деревни.

Затурканные крестьяне брак гнали чудовищный, рабочий день продолжался у них по четырнадцать часов. Выходные дни были лишь на церковные праздники, причем значимые. Выматывались «пролетарии» жутко, смертность была чудовищной — их никто не жалел, ибо считали, что таких тружеников легко заменить новыми — у царя деревенек много, новую припишет к мануфактуре или заводу. Хорошим средством к «повышению квалификации» и «стахановских» темпов производства, служили розги и батоги — страх расправы за любую повинность считали лучшим стимулом.

— С такой порочной практикой нужно кончать как можно быстрее, так никакого народа просто не хватит, — Алексей задумался, стоя на снегу, и смотря, как егеря ловко продвигаются по лесу, почти незаметные среди ельника в своих зеленых кафтанах.

Необходимо было ввести восьмичасовой рабочий день, пусть даже продлить на час, но не больше. Это была отнюдь не прихоть, а голый расчет. Ведь главную часть продукции, причем лучшую по качеству, делают в первые четыре часа труда, а далее идет снижение, и в тоже время начинает расти брак. Два выходных по нынешнему времени просто невозможны по определению — немыслимая роскошь. Однако воскресенье нужно обязательно — людям важно посещать церковь, да и в субботу лучше отработать половину дня и шабашить — день банный. Так что по расчетам выходила круглая цифра в пятьдесят трудовых часов, при шестидневной рабочей неделе.

«Беречь нужно квалифицированных рабочих, сберегать всеми силами. Ладно, рабочим законодательством займусь после воцарения, на откуп этот важный вопрос фабрикантам и заводчикам отдавать нельзя. „Рабочую инспекцию“ нужно создавать, да те же профсоюзы — только не с моими знаниями в этот вопрос лезть, дров могу наломать».

Алексей посмотрел на солнце — оно начинало клониться к закату — зимний день короток. Давно переложил на капитан-поручика Огнева все дела по подготовке Лейб-Кампании, а также создание и отливку свинцовых пуль. На дядьку взвалил пошив нового обмундирования (благо у того имелись швальни), куда более функционального, чем заморская форма петровских фузилеров. Да к тому в чисто русском стиле, с «буденовками» в качестве головных уборов, типа новые витязи и богатыри.

Постояв минуту, он почувствовал, как начинает донимать мороз. А потому вскочил в седло подведенного к нему коня. Путь до усадьбы занял четверть часа легкой рыси. Теперь, после нескольких месяцев бесконечных тренировок, ибо другого транспорта, кроме лошадей, он здесь не видел, держался в седле вполне уверенно. Да и не один был в этой поездке. Царевича постоянно сопровождали несколько драгун конного конвоя, во главе с проверенным в делах и схватках Никодимом. Бывшего дезертира, Алексей, недолго думая, произвел в сержанты. Вот если выучится грамоте, так и об офицерском чине можно будет подумать — мужик головастый…

В просторном дворе усадьбы коня подхватили под уздцы бдительные холопы, отнюдь не тяготящиеся своим положением в рабстве. Ведь как ни крути, но есть действительно невольники, их много — вот тем по-настоящему тяжко. А есть дворовые людишки, что при барине обретаются в усадьбах — на других холопов они смотрят с нескрываемым презрением, ревностно служат хозяевам, но при этом не считают зазорным его обкрадывать помаленьку, и врать понемногу. Такая вот милая патриархальность в быту, и нравы ей полностью соответствуют…

— А что вам нравиться читать, царевич?

Вопрос милой барышни застал его врасплох — княжна Екатерина попалась ему в коридоре, видимо вышла заранее из своего обиталища, завидев его прибытие через окно.

— Военное дело, история, устройство механизмов и прочие новшества, — Алексей пожал плечами, говоря, в общем-то, правду. Правда, если девица спросит его конкретно по книгам, то попадет он впросак, причем конкретный — из здешних книг он фактически ничего не прочитал — те, что ему попадались, были исключительно религиозного содержания. Нет, листал псалтырь, да заучивал молитвы — без этого тут никак. Да Библию изучал внимательно — и много поучительного оттуда извлек.

— Я у батюшки взяла труды фрязина одного, Николая Макиавелли — об управлении государством, и как вести правильно ремесло правителя и делать нужный политик, — ответ девушки его немного и ошарашил, и озадачил — ни хрена себе круг интересов.

— Не читал сию книгу, итальянским языком не владею, — нашелся, что ответить Алексей — имя Николла Макиавелли он где-то слушал, там говорилось о циничном и успешном правителе, что не брезгует никакими способами для закрепления своего правления и могущества. И хотя он напряг память, но ничего существенного так и не припомнил.

— У батюшки две книги — о правителе и об искусстве войны, — княжна говорила негромко. — Обе на латыни написаны, но ему перевод один фрязин сделал из Немецкой слободы — целый год работал, сорок червонцев попросил за труд свой, как перепишет.

Княжна смутилась, опустив взгляд в пол, но довольно бойко продолжила говорить дальше:

— Дедушка Федор Юрьевич его книги даже проверял, правильно ли все толмачил — сказал, что выдерет на дыбе за оговорки или разночтение. Однако все верно оказалось, потому и заплатил щедро и приказал копии сделать, писца посадил. Сказал мне, что царю чтение понравилось. Вот и я их прочитать тоже села — действительно, очень интересно.

— Нужно и мне просмотреть — думаю, книги сии полезны будут…

— Подождите немного, государь, я живо!

Девица открыла дверь и скрылась в отведенной ей светлице — в комнатенке было три окна. Хозяин отдал Ромодановским лучшие помещения, ведь с ними прибыло еще три женщины и бабка, что прислуживали княгине и ее юной дочери. Однако смотрели за ними бдительно, особенно за бабами — не дозволяли соваться куда нельзя, держали взаперти, под караулом. И никто не устраивал истерик, не возмущался арестом, и тем паче не протестовали в голос, хотя в закутках обсуждали.

Такому поведению Алексей вначале удивлялся, пока не осознал одну вещь — до женского равноправия должно пройти пара веков, не меньше. Сейчас за все отвечал муж, и за его вину страдали все — недаром ссылали не только виновника, но и жену, с чадами и домочадцами.

— Вот, царевич, эти две книги, — девушка вышла из комнаты, держа на руках две толстенные рукописи в переплете. Сунула ему в руки и с нескрываемым облегчением вздохнула. Пролепетала:

— Надеюсь, они вам помогут.

Княжна неожиданно покраснела, метнулась обратно и притворила за собой дверь. Алексей прикинул вес знаний — они тянули на пять килограмм, не меньше. Теперь можно перед сном почитать — по «умственной пище» он порядком соскучился. Но тут на память пришло видение смущенной княжны, что поспешила скрыться. И он пробормотал:

— Интересно — что это было?! И с чего бы это?!