Оазисы

Глава 7. Искатели смерти

Сознание ускользало от Алана, не покидая его насовсем. В ушах шумел прибой, перед глазами плыл туман, тело будто растворилось в небытии. Эмоции слабым дуновением колыхались на границах сознания, а мысли обрели текучесть и поразительную логичность. Алан еще никогда не мыслил столь беспристрастно.

Он думал, что Рыцари Дебрей поймали их. Пилигримы проиграли и, вполне вероятно, скоро умрут. Кассия умрет также. Это скверно. Старик говорит с акцентом, а тот, что убил Эмиля, акцента не имел. Это странно, но объяснимо. Старик — житель Зэн Секай, а убийца — нет. Но оба они — одного поля ягоды, взять хотя бы палки, которыми они дерутся, и черные костюмы.

Сколько продолжалось бесцельное плавание на грани сна и реальности, Алан сказать бы затруднился, но придя, наконец-то, в себя, он обнаружил, что лежит на открытой веранде какой-то старой лачуги, а черное небо полно звезд. Рядом кто-то проворчал басом:

— Алан очухался… Интересно, чем это его приложили?

Голова у Алана кружилась. Он с трудом приподнялся, оперся на локоть и замер от отвратительного чувства, что пол под ним встает на дыбы. Под навесом тускло горели бумажные светильники, и в их свете просматривалось прямоугольное пространство веранды, устланное набитыми соломой тюфяками. На них в разных позах лежали и сидели Пилигримы. Что-то в их позах Алан почудилось странным, но мысль не успела оформиться: Кассии среди них не было.

— Где она? Где Кассия? — хрипло спросил он, пытаясь найти взгляд Матиаса. В полумраке сделать это было сложно.

— У старикашки, — ответил Матиас. — Они держат ее внутри дома.

Алан замычал и вскочил на ноги. Выпрямиться не получилось, что-то с силой дернуло его на пояс, и он повалился обратно на соломенный матрас. Тонкая и скользкая на ощупь веревка обвивала его за пояс и приковывала к стальному крюку в полу у стены. Длины веревки не доставало, чтобы выпрямиться. Алан сообразил, почему позы друзей показались ему странными: они должны были сидеть возле своих крюков у стены, а лечь, выпрямившись, мог только один из них. Алан схватился за шпагу — ее не было. У него забрали оружие.

— Не дергайся, братишка, — сказал Димитрий. — Мы уже пробовали. Веревку не разорвать, не протереть, не прокусить. Эти проклятые зэн-секайцы умеют плести веревки.

— Что им он нее надо?! — вскричал Алан.

— Ты, парень, совсем сдурел, как эта девчонка появилась среди нас, — прорычал Димитрий. — Надо говорить: “Что им от нас надо?” Мы все в одной упряжке, сечешь?

Алана посетило сильнейшее желание ударить Димитрия прямо по бородатой физиономии. Понадобилась вся сила воли, чтобы подавить это желание. Димитрий был, в конце концов, прав.

— У нас не было шансов, — спокойно сказал Матиас. Алан подумал, что спокойствие напускное. — Они дерутся как боги войны.

— Рыцари Дебрей дрались так же, — прохрипел Алан.

Матиас покачал головой.

— Сомневаюсь, что это они. Рыцари Дебрей были Пилигримами, а эти — Оседлые.

Алан уселся со скрещенными ногами, как Тэн, который сидел с закрытыми глазами, словно воплощенная невозмутимость. Происходящее его будто бы не касалось.

Головокружение у Алана, кажется, прекратилась, хотя слабость осталась. Действительно, чем его приложили? Он помнил лишь легкое прикосновение к шее. Он потрогал шею; ни шея, ни другая часть тела не болели.

— Люди в черном разоружили нас и посадили сюда, как слепых щенков, — рассказал Матиас. — Кассию тот дед увел в дом. Никаких звуков мы не слышали.

— Каких еще звуков? — набычился Алан.

Димитрий вдруг загоготал и издал несколько звуков страсти и похоти, сопровождая их недвусмысленными движениями. В его исполнении пантомима выглядела омерзительно. Даже у Тэна задергалось закрытое веко.

— Вообще-то я подумал, что ее будут пытать, — пояснил Матиас. — Но вроде бы обошлось. Наверное, дед — джентльмен и предложил Кассии… более комфортные условия.

Димитрий снова разразился смехом.

Алан дотянулся до него сапогом и ударил по бедру.

— Заткнись!

Димитрий вскочил с неожиданной для его громоздкой комплекции легкостью. Веревка не позволила выпрямиться, и бородатый Пилигрим застыл на полусогнутых ногах, являя собой зрелище одновременно страшное и комичное.

— Я сам тебя сейчас заткну, щенок!

— Закрой рот или… — начал Алан, тоже вскочив и стоя на полусогнутых. Кровь стучала в груди и висках.

— Или что? — заорал Димитрий. — Убьешь меня, да? Из-за девки? Ты же, салага, вырос рядом со мной, Эмилем и другими, а стоило этой стерве покрутить задницей, и ты расстался с остатками разума! От этих бешеных дикарей она отобьется, не сомневайся, я-то помню, как она заехала мне локтем! А не отобьется — так хоть кто-то научит ее, как правильно вести себя с мужчинами.

— Димитрий, прекрати, — сказал Матиас, не поднимаясь.

Тэн открыл глаза, но не сменил позы.

— Кто тебе сказал, что ты мужчина? — тихо произнес Алан. — Ты до сих пор помнишь, как она заехала тебе локтем за то, что ты лапал ее!

— Ах, вот как? — прошипел Димитрий. — Значит, ты у нас заделался настоящим мужиком, а остальных ни во что не ставишь? Как выберемся из этой заварушки, мы с тобой поговорим по-другому.

— Договорились, — сказал Алан, кипя от злости.

— Да что с вами такое…

Договорить Матиасу не дала невысокая и тоненькая девушка, завернутая в белый, украшенный цветами лотоса, халат, что появилась из дома. Она отодвинула дверь, почему-то сидя на коленках, потом подняла с пола поднос с чашками и дощечками, на которых лежала какая-то еда, и переместилась через порог. Ее черные блестящие волосы были уложены в высокую прическу, из которой торчали деревянные спицы.

Она снова опустилась на колени, аккуратно подоткнув под них полы халата, и поставила поднос между Пилигримами.

— Кусати, — сказала она тонким, нежным голоском. Очевидно, так в ее устах звучало слово “кушать”.

Димитрий воззрился на нее, борода раздвинулась в широкой улыбке.

— Скажи-ка, детка, что вашим мужикам от нас надо? Мы ведь вам ничего не сделали! Как-то вы невежливо поступаете с гостями.

Девушка улыбнулась, ее черные глаза блестели, как две смородины.

— Кусати, — повторила она певуче. — Говоричи потом.

— Да когда “потом”? Эй! — Димитрий схватил повернувшуюся, чтобы уйти, девушку за широкий рукав.

В следующую секунду произошло нечто удивительное. Девушка развернулась, перехватив руку Димитрия, который скривился и осел на пол. Стройная нога девушки описала быстрый, как взмах крыла бабочки, полукруг и придавила лицо Димитрия к полу. При этом девушка не выпускала вывернутую руку Димитрия.

— Я сказара “кусати, говоричи потом”, — внушительно повторила она, не переставая улыбаться. — Хоросё понимара?

— Да-да, я хорошо понял! — прохрипел Димитрий из-под ее маленькой ступни.

Дверь отодвинулась. На веранду вышел старик.

— Нани да окотта? — спросил он. — Назе коре ходо созоси?

Девушка выпустила Димитрия, поклонилась старику и удалилась в дом.

Димитрий медленно, постанывая, встал, растирая запястье.

— Дьяволица!

— Куноити — дьяволицы! — согласился старик. — Аико — лучшая ученица! Зря вы сопротивлялись ей. Лучше кушайте. Потом поговорим.

— О чем? — крикнул ему вслед Матиас. Но старик, проигнорировав вопрос, ушел в дом.

Ничего не оставалось, кроме как подкрепиться. Тем более, есть хотелось всем. Алан съел несколько рисовых валиков и кусочков сладкой рыбы, стараясь не смотреть в сторону Димитрия.

Ссора произошла как-то неожиданно, Алан вовсе не хотел, чтобы дело дошло до такого поворота.

Впрочем, подсознание шептало ехидно, что Димитрий нарывался давно…

Через полчаса на веранду снова вышел старик, руки сложены на животе, спрятаны в широких рукавах, морщинистое лицо растянуто в умильной ухмылке. Он спокойно уселся на колени рядом с Пилигримами, не волнуясь, что на него нападут. Не боится, потому что отобьется, подумал Алан, если вон у него ученица без усилий справилась со здоровенным Димитрием, то что говорить об учителе…

— Я имею к вам предложение, — заговорил старик. Акцента у него почти не было, но предложения он строил чуточку неправильно. — Нам надо победить Западного Дзёнина до летнего солнцестояния, и вы нам поможете.

— Кого надо победить? — спросил Матиас. Он хмурился, предложение ему не нравилось.

— Западный Дзёнин, — повторил старик. — Наш враг.

— А если мы не поможем, тогда что? — буркнул Димитрий.

— Мы вас всех убьем, — сообщил старик с прежней умильной улыбкой.

— Ну, я так и понял, — проворчал Димитрий.

— Зачем тогда спрашивал?

Бородатый Пилигрим не нашел, что ответить.

— Дзёнин, — продолжал старик, — это лидер секты, самый сильный синоби. Всего в Зэн-Секай две секты — Восточная и Западная. Я — Иси́ро, Дзёнин Восточной секты Зэн Секай.

— А твой враг — лидер Западной? — уточнил Матиас.

— Да!

— А почему вы враги?

— Потому что Рафу, Западный Дзёнин, мой хозяин, а я — его раб.

На веранде установилась тишина. В ночной темноте стрекотали сверчки, вокруг фонарей толклась мошка. Алан переглянулся с Матиасом.

— Ничего не понял! — сказал Матиас.

Старик мелко засмеялся. Потом погладил жидкую бородку и степенно пояснил:

— Синоби — дети войны. А какая война может быть в одном Оазисе? Как сохранить свое предназначение, как не утратить боевой пыл? С древних времен мы разделены на две части, чтобы соревноваться друг с другом, воевать, состязаться и остаться благородными воинами. Победитель повелевает, проигравший подчиняется. За три ночи до летнего солнцестояния можно использовать все способы, чтобы победить соперника и стать господином на весь следующий год. Сегодня первая такая ночь, и я хочу использовать вас.

Старик умолк.

— Но это же бессмысленно! — воскликнул Алан. — Война вам нужна, чтобы оставаться воинами, а воины нужны, чтобы воевать! Чушь полная!

— Для вас — да, — не стал спорить дзёнин. — Но для синоби это смысл жизни.

— Какой от нас толк? Мы не умеем драться так хорошо, как ваши люди. Наверняка и люди этого вашего Западного дзёнина сражаются не хуже ваших.

Старик махнул сухой рукой.

— Вы нам понадобитесь не как воины. Деретесь вы и правда неважно. У нас и своих воинов хватает. Вы нужны для другого. У меня есть план.

Тэн и Димитрий шевельнулись, видимо, собираясь полюбопытствовать, какой именно план придумал старик, но Алан их опередил с другим, более важным, на его взгляд, вопросом:

— Если мы сделаем всё, как вы хотите, нас отпустят?

— Да. — Дзёнин слегка поклонился.

— А если победит Западный дзёнин? — вмешался Матиас. В слабом свете бумажных фонариков он походил на чернильное изваяние; на лице поблескивали серебряные кольца, глазницы превратились в черные провалы.

— Я сделай всё, чтобы вы покинули Зэн Секай в целости. Я помогать вам бежать, чего бы это мне не стоило.

Эти слова здорово успокоили бы Алан, если б в завершении фразы старикашка не хихикнул. Издевается он над ними или это у него такая манера общения?

Кто-то позади Алана едва слышно выдохнул — кажется, Тэн. Дзёнин Исиро застыл с полуприкрытыми глазами и легкой улыбкой, давая, как видно, Пилигримам возможность переварить сказанное. Товарищи Алана не спешили высказываться, даже крикливый Каганович помалкивал. Ночные мотыльки бесшумно бились о тонкую бумагу фонарей, где-то в невидимой листве дерева пел козодой.