Луна над рекой Сицзян

Пролетая по синему небу

перевод О.Ю. Сайфутдиновой

Он всего лишь голубь, но у него человеческое имя — Цзинцзин.

Проголодавшись, он уселся на карниз крыши, оглядываясь по сторонам и надеясь увидеть знакомую фигуру. Закатное небо постепенно темнело, и ветер разносил по округе ароматы готовящейся пищи. Обычно в это время человек уже возвращался, таща охапку дров, или неся на плече мотыгу, или держа в руках меч для рубки хвороста и насвистывая. Тогда Цзинцзин подлетал к нему, садился на влажное от пота плечо и, выпячивая грудку колесом, гордо озирался по сторонам, задевая хвостом лицо хозяина. Человек легонько поглаживал его и доставал из кармана горсточку риса или фасоли, а иногда и дикого винограда, так полюбившегося голубю.

Человек так часто называл Цинцзина по имени, что тот вскоре привык, что его так зовут. Иногда хозяин брал его с собой, каждый раз уходя всё дальше и дальше; голубь расправлял крылья, которые от раза к разу становились сильнее и крепче, взмывал ввысь и стремительно пикировал к земле. Ему требовалось всё меньше времени, чтобы пересечь озеро. Если прихватить с собой побольше пищи, думал голубь, хватило бы сил долететь и до того яркого, сверкающего в небесах серебристого зёрнышка.

Конечно, он не знал человеческого языка, но постепенно научился понимать, что хозяин имеет в виду. Например, свист, которым тот подзывал его к себе. Или несколько хлопков в ладоши, означавших, что хозяин отпускает его полетать на воле. А если после хлопков следовал возглас: «Лети!» — голубь должен был устремиться в сторону Бэйшаня, перелететь через перевал и найти в горной долине деревянную хижину. Там жила женщина — человек с длинными волосами. Она отвязывала с его лапки бамбуковую трубочку и извлекала из неё свёрнутую бумажную полоску.

Когда голубь возвращался от неё с новой запиской, хозяин встречал его широкой улыбкой. «Что, так быстро? Мне бы следовало зачесть тебе больше трудодней[27]!» — говорил он. А однажды даже сказал так: «Ты — мой дорогой дух счастья и удачи! Пожалуйста, сделай милость, не приноси дурных вестей!»

Пробежав глазами бумажную полоску, хозяин обычно становился весел, ерошил себе волосы, вскинув руки, проходился по земле колесом, а потом вытаскивал из кармана странную железную коробочку и прикладывал её к губам. И раздавались звуки, чудесные, словно расцветающая заря, словно бурлящий речной поток, словно лучи солнца, пробивающиеся сквозь густые заросли, словно капли дождя, стучащие по листве… Слушая их, голубь словно замирал на месте.

Но теперь голубь уже давно не летал к деревянной хижине, не слышал прекрасных звуков из железной коробочки, бывало и так, что хозяин даже не приходил кормить его в обычное время. Телёнок, наевшись, облизывал живот матери; птенцы, утомившись, прятались под крылья ласточки-мамы; люди собирались семьями под навесами своих домов. И только он, голубь, оставался один на один с голодом и холодом.

Надо найти человека, надо обязательно его отыскать. Голубь слетел на стол, на котором оставались лишь несколько дурно пахнущих окурков да миска с объедками. Выпорхнул на улицу к большому дереву, но человека по-прежнему не было видно. Даже если бы острый голубиный взор мог пронзить облака, то и тогда, как бы широко Цзинцзин ни раскрывал глаза, он не углядел бы знакомое круглое смуглое лицо…