Олигарх

Глава 14

Накануне поездки я долго стоял перед зеркалом из которого на меня смотрел явно не шестнадцатилетний юноша. За месяц с небольшим, после попадания и «выныривания» из небытия, со мной произошли огромные внешние перемены: я просто сильно повзрослел и теперь выглядел даже не юношей, а молодым мужчиной, которому явно за двадцать. Юношеский пушок на щеках сменился жесткой взрослой растительностью, которую надо было брить ежедневно, на лбу наметилась первая складка и в глазах появилось знакомое жесткое выражение.

Вглядевшись в свое отражение я невольно ахнул, в лице юного князя явственно проступали черты другого человека, мои образца будущих веков. Это меня не расстроило и не порадовало, а всего лишь позабавило. А вот то, что я внешне так повзрослел мне очень сильно понравилось. Все-таки как не крути к шестнадцатилетнему безусому юноше отношение по-любому еще как к ребенку. Правда мелькнула тревожная мысль, а не произойдет ли моё стремительное старение до моих тех, двадцать первого века лет?

И тут же в голове прозвучало насмешливо:

«Не переживай, князь, жить ты будешь долго, а счастье от тебя зависит».

Голос я узнал сразу, не испугался и не удивился. Спасибо, как говорится и на этом.

Мне совершенно не спалось, визит к Болотову был на мой взгляд судьбоносным, я очень из-за этого волновался и поднялся с постели очень рано.

К моему удивлению Андрей Тимофеевич оказался еще более ранней пташкой и до завтрака я подробно рассказал ему о своих проблемах и ожиданиях от визита.

После завтрака Болотов продолжил начатую вчера лекцию, сопровождая её, насколько это было возможно в зимних условиях, показом в своем саду и огороде и парке.

Вторую ночь в гостях мне опять не спалось, я был потрясен услышанной лекцией. Не меньше меня поразила выдержка и самообладание хозяина: муж младшей дочери Екатерины был декабристом и был под арестом. Поэтому дома не было жены Болотова. Она, несмотря на преклонные годы, уехала к дочери за день до нашего визита вместе с сыном Павлом. Сам Андрей Тимофеевич об этом не обмолвился ни единым словом, просто ночью я явственно вспомнил рассказ экскурсовода во время посещения музея -усадьбы.

После завтрака мы отправились домой. Андрей Тимофеевич дал мне сотню клубней картофеля и семена томатов.

Перед самым отъездом я решился поговорить с Болотовым на эту щепетильную тему.

— Андрей Тимофеевич, ради бога, не сочтите за наглость и бестактность мой вопрос. Подпоручик Александр Семёнович Пестов, арестованный по делу 14-ого декабря ваш зять? — Болотова мой вопрос не удивил и мне даже показалось что ждал его. Вероятно ему было известно участие моего родителя в этом деле. Ответил он быстро и односложно.

— Да.

— Когда я вернусь в Петербург, то попробую поговорить с генералом Бенкендорфом. Он проявил участие в нашем горе.

Андрей Тимофеевич буквально пронзил меня взором и дрогнувшим голосом сказал:

— До свидания, князь. Если будет возможность, приезжайте летом. И присылайте ко мне кого-нибудь на обучение.

Что бы гарантированно сохранить драгоценные клубни я приказал их раздать всем и спрятать под одежду. Себе я тоже взял десяток семенных картофелен.

Через несколько часов погода начала портится, поднялся ветер, чистое с утра небо затянули тучи, потом резко потеплело и пошел сильный мокрый снег. Но мы успели к тому времени достичь небольшой деревни Озерки, от которой была дорога до нашего имения и вскоре были уже в Новосёлово.

И как во-время мы это сделали! Буквально через пару минут после того, как мы зашли в тепло дома, повалил страшный снежина, поднялся сильный ветер, да такой, что задрожали стекла и началась непредсказуемая февральская метель.

Снег валил почти сутки, когда он закончился всё оказалось завалено снегом, ни пройти не проехать. Некоторые избы оказались завалены так, что проблема была выйти. Случившееся ненастье больше всех расстроило Осокина, ему надо было домой, а сделать это было ну ни как.

Такого количества снега в Европейской России я не видел и расчистка имения от снега длилась целую неделю, до самой Масленицы. Вся сытная и весёлая неделя перед Великим постом прошла в трудах.

Всеми работами руководил Ян и я порадовался за себя, что последовал совету Сергея Петровича: новый управляющий оказался блестящим организатором и неутомимым тружеником. Он тоже чистил снег и казалось не знал усталости.

Я трудился вместе со всеми. Моя бригада из четырех человек: Осокин, Архип, Петр и я расчищала спуск к переправе через Оку. Пару лет назад здесь была еще пристань местного значения, но должного ухода за ней не было, причалы подгнили и остался только паром.

Натянутый поперек реки трос зимой и весной опускали ниже, чтобы человек переходящий реку по льду мог ухватиться за него, если проваливался под лед. Редкий год обходился, что бы весной кто-нибудь не оказывался в ледяной воде. Четверо паромщиков круглый год и днем и ночью строго бдили службу и несчастных случаев на переправе не было уже несколько десятков лет.

Такую переправу устроили почти пятьдесят лет назад и строго за ней следили. Несколько раз за день я вспоминал станционного смотрителя и его механизму и твердо решил при первой же возможности довести его изобретение до ума.

Пока мы расчищали спуск к реке, паромщики чистили дорогу через Оку. Через несколько часов работы я в подзорную трубу увидел как несколько человек пробиваются к реке с другого берега. Осокин попросил разрешения то же посмотреть в трубу и возвращая её с гордостью сказал:

— Это мои сыновья с зятьями, барин, — у него уже было четверо взрослых детей, две дочери и два сына.

Расчистка снега закончилась первого марта, а на следующий день мы устремились в нижегородское имение, приближалась весна да и времени было в обрез, первого апреля Матвей должен быть на службе.

Нижегородское имение было расположено в самом южном и дальнем уезде губернии — Лукояновском, в северной части треугольника образованного тремя дорогами соединяющими уездные городки Лукоянов, Починки и село Печи.

На тринадцатой версте от Лукоянова дорога, ведущая в Починки, пересекала какой-то безвестный ручей, там надо повернуть вправо и через пару верст по проселочной дороге выезжаешь к нашей усадьбе.

В поволжских губерниях было несколько имений князей Новосильских. После женитьбы родителей дед предложил им продать все имения кроме Новоселово, Нарвской мызы и небольшого имения в Лукояновском уезде. На вырученные деньги были скуплены все земли вокруг этого имения. Новое большое имение тоже стало принадлежать пополам родителям. С этих же денег были куплены дома в Лукоянове, Нижнем Новгороде и еще по одному в Питере Москве. Думаю, что дед это сделал из расчета двух наследников.

Вся эта покупочная эпопея была завершена как раз к двенадцатому году, когда уже на свет божий появились двое наследников, княжна Анна и князь Алексей. После вторых родов княгиня заявила, что больше детей у неё не будет. Но через пять лет, уже после смерти старого князя, появилась еще и Маша.

В истоке реки Арзинка была построена плотина и образовался достаточно большой пруд, скрывший исток речки. На восточном берегу пруда были построена господская усадьба и село вокруг неё. Крестьян дед не продавал, а выводил в создаваемое новое имение, Новосёлово и на Нарвскую мызу, а вот покупал и землю и крестьян. В итоге земли стало поменьше, а вот крестьян намного больше.

Село и новое имение назвали Арзиново, в итоге в нем оказалось почти шесть тысяч жителей. Была построена деревянная церковь и заложена большая каменная, но это оказался долгострой. К моему приезду она всё еще была недостроена.

В нижегородском имении князья бывали редко и наездами, поэтому господский дом был внешне простым деревянным бараком и хорошим крытым крыльцом и несколькоими балконами на втором этаже.

Почти за пятнадцать лет пруд с окрестностями и село можно сказать устаканились. Крестьяне обжились на новом месте, была построена господская усадьба. Пруд с окрестностями стал живописнейшим местом и украшением имения. К большому удивлению деда южнее оказалась еще одна река Арзинка и он, не мудрствую лукаво, веле вторую речку называть Орзинкой.

Сергей Петрович простудился в поездке по Оке и в снегоуборочной эпопее не участвовал. С собой я распорядился захватить много документов и он еще раз проанализировал всё касающееся Арзинова.

Вывод повторного анализа был крайне неутешительный, воруют и воруют с размахом. Первые лет десять в новом имении все обустраивалось, затем вроде бы началось неплохое развитие, даже появились первые успешные «капиталистые крестьяне», а мануфактурах речь пока не шла, несколько семей начали успешно торговать, появились в частности два трактира, в Лукоянове и Починках.

Но года два назад всё остановилось и даже начался регресс. Разговоры про мануфактуры заглохли, купцы-крестьяне стали терпеть большие убытки, а трактиры того и гляди закроются.

Дорога от Новосёлова до Арзинова заняла пять суток, летом возможно мы бы проехали быстрее, но сейчас и это было очень быстро. В Муроме мы сделали небольшую остановку и господин Охоткин доложил свои выводы.

— Должен вас разочаровать, Алексей Андреевич, в Арзиново точно воруют, последние три года без всякого сомнения.

За последние наши отношения немного изменились, думаю причиной этого была моя внешняя трансформация, но Сергей Петрович стал по мне обращаться чаще всего по имени-отчеству и отношение его стало каким-то более уважительным и серьёзным.

Да и сам он сильно изменился, глаза перестали быть злыми и колючими, в них появилась доброта и теплота и как итог с господином Охоткиным стало даже приятно общаться.

В Лукоянове мы были поздним вечером и решили остановиться в трактире, который держал арзиновский мужик.

Трактир стоял на южной окраине города. На втором этаже достаточно большого здания были оборудованы номера в которых могли останавливаться проезжающие.

Здание было не старым, но обшарпаным. Было видно, что тут начался ремонт, но он почему-то застопорился. Постояльцев в трактире не было, а поздних посетителей хозяин сразу разогнал, когда понял кто такие его запоздалые гости.

Можно было остановиться на ночь и в лукояновском доме, но было совершенно не понятно что с ним и я остановил свой выбор на трактире.

Номера оказались вполне приличные, всё пусть не новое, но чистое и свежее. Сергею Петровичу не здоровалось от самого Мурома, где нам из-за этого пришлось даже задержаться, и он попросил разрешения сразу удалиться на отдых. А мы с Матвеем в своё удовольствие неспешно поужинали.

Кухня в трактире оказалась великолепной, на ум приходило только одно, пальчики оближешь.

Трактир держал мужик лет тридцати, высокий под два метра ростом с черными как смоль волосами и такой же черной, как лопатой бородой. Мне он кого-то неуловимо напоминал.

Мужика звали Савелий. Он старался улыбаться своему барину, по получалось у него это не очень. Невооруженным глазам было видно, что он в плохом расположении духа. Правда когда мы похвалили его кухню он расплылся в довольной улыбке. Матвей в этот момент очень внимательно посмотрел на него и наклонился ко мне.