Олигарх

Глава 20

Легко сказать, быстренько ставьте. Как протекает этот процесс я знал и видел. Но это всегда делали ветеринары и максимум годовалым бычкам, лишь однажды был полуторагодовалый бык. А здесь был пятилетний великан. Он правда был связан, но…

На царской мызе тоже были коровы и моему удивлению среди государственных крестьян нашелся нужный специалист. А Буян настолько оказался утомленным, что даже не сопротивлялся. Когда «экзекуция» закончилась его осторожно развязали, предварительно одев на шею крепкий ошейник с цепью.

Но бык оказался не только хорошим производителем, но и редкого ума. Было такое впечатление, что он как человек всё понял.

Когда его развязали, Буян встал не сразу, а только когда с ним «побеседовал» Прохор. В конце концов он встал. Очень жалобно помычал, как бы жалуясь и покорно пошел за своим спасителем.

Я всё это время наблюдал эту картину со стороны. Прохор скоро вышел из коровника и довольно доложил мне.

— Он, барин почти успокоился, лежит спокойно в стойле.

— У тебя хлеб для него есть? — вопрос явно был неуместен. Мне даже показалось, что Прохор на него обиделся.

— А как же, барин, у меня завсегда пара-тройка краюх в запасе есть. Я лучше сам не доем, а бычка или коровку угощу. Они, барин, знаешь какие благодарные.

— Пошли к Буяну сходим, только дай мне краюху.

Бык как будто понял зачем я пришел, встал и потянулся ко мне. Когда краюха была съедена он начал лизать мне руки и тихонько жалобно мычать. Как бы жалуясь.

— Вот, барин, видишь, какой он ласковый и умный, — довольный Прохор сиял как луна.

— Вижу, — засмеялся я. — У тебя чистая целая рубаха есть?

— Я, барин, сейчас эту зашью и постираю. А пока зипун сверху надену.

— Пойдем со мной.

Пока Прохор со специалистом занимались с Буяном, бурмистр Василий и сыровар Емельян всё мне рассказали.

Прохор был круглой сиротой, лет с десяти жил со своей старой бабушкой. А когда и она умерла остался на белом свет один как перст. Был он добрым и не унывающим, долго грустить не умел и на деревне его почти все считали не в себе.

Тем более, что у него была в жизни только одна радость и забота, уход за животными. Любил он всех животных и домашних и диких, со всеми находил общий язык, но главной его любовью были быки и коровы.

Когда Прохор остался один, то через какое-то время даже перестал ходить домой, а все время проводил на коровнике. Своего хозяйства у него не было, он даже не просил дать ему землю и оброк за него решили платить всем миром.

То, что потомство Буяна более продуктивное, заметил именно Прохор и вообще когда он вырос, а сейчас ему было ровно двадцать, то заметили насколько ценными бывают его советы и как он хорошо разбирается в скотине.

Выйдя из коровника, я спросил у Василия:

— Ты на дорожку мне баню обещал. Она готова?

— Рано еще, барин. Надо протопить как положено.

— А вода там горячая есть?

— Вода горячая у нас всегда есть, без неё никак. Сколько всего мыть надо.

— Отправь Прохора в усадьбу, пусть помоется и переоденется. Архип, — исполнительный камердинер был тут как тут. — Езжай с ним, проследи, чтобы все исполнили, да не обижали.

Моему распоряжению Прохор удивился, но молча подчинился. Когда они удалились, я спросил:

— Честно отвечать, задницами не крутить. Как у него с головой?

Первым ответил Емельян, предварительно перекрестившись и поклонившись в пояс.

— Хорошо у него все с головой, добрый очень и руки золотые, а глаз какой. Вот его за это и обговаривают, те кого зависть гложет, — бурмистр не добавил ни слова, только что-то пробурчал и закивал головой, соглашаясь.

Мой учитель снайперской стрельбы всё это время был рядом со мной и молча зорко наблюдал за происходящим. Я подметил, что он очень наблюдательный и его суждения о людях очень правильные.

— А вы, Иван Васильевич, что скажите?

— Ума у него, ваша светлость, поболее чем у многих будет. Особенно у тех, кто его дурачком и малохольным числит.

— Согласен с вами, сударь, целиком и полностью. А теперь вот у меня какой вопрос. Кто будет в деревне старостой? — я знал, что у князей Новосильских давно было заведено играть в сельскую демократию и старост они назначали только из тех, кого предлагали сами крестьяне. И обычно для этого собирался сельский сход.

Но сейчас сход было не собрать, большая часть моих мужиков была в отлучках на промыслах, а толпа наблюдателей была почти из соседских крестьян.

— Тут, барин, и думать не надо, — сразу же решительно заявил бурмистр и показал на сыровара, — только Емельян Матвеич. А ежели я не прав окажусь, то пусть, пока вас не будет, Анна Андреевна прикажет меня пороть каждый день.

Я рассмеялся, предложение мне понравилось, особенно про ежедневную порку.

— Хорошо, будь по-твоему. А ежели есть желание, так я напишу и Анна Андреевна десятка два-три плетей и так будет тебе выписывать.

Часа через два, походив по деревне с бурмистром и новым старостой, я спросил:

— А без Прохора с Буяном справишься? — Емельян Матвеевич понял, что вопрос относится к нему и хитро посмотрел на меня, да так будто насквозь просветил.

— Справлюсь. Ты барин, не сомневайся. А как ты его беспартошного с собой возьмёшь?

— Ты, Емельян ежели не знаешь, лучше помолчи. Есть у Прохора паспорт. Помнишь его в прошлом годе царский управляющий хотел с собой взять, когда к немцам за коровами ездил? — новоиспеченный староста что-то подтверждающе пробурчал. — Так вот их светлость Андрей Алексеевич разрешили и паспорт Прохору выправили. Но когда Государь умер, поездка отменилась, а паспорт остался на царской мызе. Их управляющий уехал с Питер и за него остался Аким Федотыч. Он из мужиков и мы с ним подруживали. Так вот он мне прошкин паспорт отдал.

Бурмистр замолчал, но я видел, что он хочет еще что-то сказать. Я фамильярно подмигнул ему.

— Договаривай давай, обещаю убивать не буду.

— Вот, барин, Аким Федотыч об этом и говорил. Суров твоё новый барин и рука у него тяжелая.

— «Понятно», — подумал я. — «Земля, как говорится, слухами полнится. Ну что же это даже и неплохо.»

Вслух я конечно сказал другое.

— Отлично. Это всё упрощает. Хотя, — я усмехнулся, — не думаю, что в России кто-то будет проверять есть ли паспорт у лакея светлейшего князя.

Я еще немного помолчал, глядя как молодые бабы поят двух телят.

— Ты, Емельян, вот что сделай. От Буяна есть взрослые коровы?

— А как же, барин, есть. И два бычка есть. Их оставили на племя, с царской мызы очень просили. Они уже годятся коров крыть.

— Пока не продавайте. А кройте ими телок и коров, которые от Буяна. И Буян пусть их тоже кроет, — я много раз возил всякую всячину по разных агрохолдингам и в силу природной любопытности многим интересовался. Некоторые мне много показывали и рассказывали. Поэтому, что такое инбридинг я знал.

Емельян повернулся к бурмистру и с обидой сказал:

— Вот, слышишь, что барин говорит. А вы все парня давай дурачить когда он сказал, что такие коровы молока больше дают. Прохор, ваша светлость, — староста почему-то решил перейти на официальные рельсы, — иногда ходил помогать на царскую мызы и там то же такую штуку подметил. А его на смех подняли.

— А учет надоев ведется? — ответ я почти наверняка знал. Но всё равно решил спросить.

— Да какой учет, барин, во всей деревне грамотных всего ничего. Десятник у рыбаков, да Емельян с сыном, — махнул рукой бурмистр.

— А сам-то грамотный? — спросил я и тут же вспомнил его собственноручные письма-отчеты. — Хотя да, я вспомнил твои письменные отчеты. Так вот, Василий, такое положение дел никуда не годится. Учет что бы наладил везде. Удои. Уловы. Когда и кем какую корову крыли, сколько посеяли и другое. Я Анне Андреевне напишу, а она тебе бумагу пришлёт. Дальше, — я зачем-то повернулся и посмотрел на солнце, оглядел окрестности, зачем-то потряс плетень, как бы проверяя его прочность. И только после этого продолжил давать свои ЦУ.

— На мызе всех обучить грамоте, письму и счету. Если нет учителей, напишешь Анне Андреевне. И не дело, что у вас храма нет. Помощь нужна будет — не откажу, но начинайте сами.

Больше говорить мне не хотелось и до дома нового старосты, где меня ожидал Иван Васильевич я шел молча.

Молодой кобыле, выбранной для меня опытными татарскими конюхами, явно хотелось движения и она радостно заржала, увидев меня.

— Инспекция закончена, пора собираться в дорогу. Прохора я беру с собой. Пусть посмотрит заграницу, глядишь, что нибудь дельное узрит.

Прохор известие о своей «командировке» воспринял совершенно спокойно, даже можно сказать равнодушно. Я посмотрел его паспорт, извлеченный бурмистром из своего «секретного» сундука, где он хранил всё нужные ему документы и бумаги.

Прохор Филиппов Крючков, двадцать лет ему исполнилось несколько дней назад, больше ни какой полезной для меня информации там не было.

Архип доложил, что всё готово к поезде, я распорядился насчет Прохора и мы с Иваном Васильевичем отправились в баню. Затем был скромный ужин. Разговаривать мне почему-то не хотелось.

Никакого волнения перед очередной поездкой в Европу у меня не было. Старушку я знал как свои пять, всё-таки в дальнобое я начал работать еще при махровом «совке» и быстро попал по блату «Совтрансавто», где по сути и проработал все свои десятки лет до «попадания». Был небольшой фактический перерыв, когда я пару лет ездил два-три раза в год, совмещая приятное с полезным, свой бизнес с работой по найму, но официально я не увольнялся.

Бывший СССР и Европу за эти годы я исколесил вдоль и поперек, бывал во многих Азиях и Африках. А в Америках, Австралии и Океании просто бывал в качестве туриста.

Поэтому чего мне волноваться. У меня даже не было особого интереса к Европе доиндустриальной эры. Единственное, что мне очень хотелось посмотреть, так это девственный домигрантский Париж, когда он был еще настоящим французским городом.

А всё остальное так, увижу хорошо, не увижу тоже неплохо. Иван Васильевич в Европе то же бывал, немного правда по-другому, с ружьем на плече, но волнения от предстоящего вояжа он не испытывал.

А вот мои камердинеры явно волновались, особенно самый молодой, Герасим. Он и краснел, и бледнел, а пару раз казалось, что вот-вот упадет в обморок.

За ужином Иван Тимофеевич попросил на время дороги отдать ему на обучение Прохора, естественно я такое «щедрое» предложение принял.

Угомонились всё ближе к полуночи. А мне предстояла еще одна почти бессонная ночь, надо было все возникшие на мызе мысли собрать и кучу и внятно изложить на бумаге.

Прохор поделился со мной еще одним наблюдением. На царской мызе иногда бывали большие хлебные отходы и их отдавали коровам. Так вот он заметил, что от этого повышались удои, особенно когда был белый пшеничный хлеб.

У нас в доме то же были хлебные отходы и то же было много пшеничных. Все они резались. Сушились и кому-то продавались за очень умеренную, можно сказать смешную, цену. Просто это был один из семейных «тараканов», один из представителей княжеского рода когда-то в ссылке выжил только благодаря заготовленным с осени сухарям. И своим детям завещал хлеб ни когда не выбрасывать, а сушить на сухари.