Караул устал

Глава 16

21 июня 1979 года, четверг

Лагерь на опушке

Прогресс мешает искусству. Иногда.

Взять хотя бы кино. Снимается фильм. Время действия — одна тысяча девятьсот первый год. Место действия — российская глубинка. Попросту — село. Казалось, чего-чего, а сёл у нас во множестве, на любой вкус. Ан нет! Всюду телеграфные и прочие столбы, линии электропередач, над избами, порой живописными, торчат телевизионные антенны, в полях — трактора и прочая машинерия…

Положим, с трактористами договориться можно, но сами-то поля — бескрайние, безбрежные, никакой чересполосицы, никак не тянут на жалкие клочки земли крестьян-единоличников.

Вот и ухищряются операторы, выискивают ракурсы, где антенны и фермы высоковольтных линий в кадр не попадут, где артист мужиковатого вида, в лаптях и зипуне, на фоне родных берёз под заунывную песню о тяжкой доле погоняет хворостиной ледащую коровенку (их у нас есть). На базар ведёт, глотая слёзы. Продать, чтобы заплатить недоимки. Вроде всё для съёмки подготовлено: и место от зевак огорожено, и транспорт в обход пущен, а всё равно нет-нет, да на заднем плане, вдали, у горизонта, проедет могучий К-700, видом своим показывая преимущество социалистического строя перед строем прежним, царским.

А потом, при просмотре фильма, зрители, видя трактор, хихикают, снижая пафос эпизода.

Нехорошо? Нехорошо!

И вот нам подыскали натуру — всем натурам натура! Не будет ни тракторов, ни столбов, ни антенн! В этом заверил Паша Пахтюженский, а он район знает не по должности, а по велению души. У Паши душа краеведа, и нет другого такого человека, который настолько проникся историей района и мест, к нему прилегающих. Он даже хочет написать энциклопедию Каборановского района, собирает материалы, но не знает, кто возьмется за издание.

Да вот хотя бы и я! То есть не лично я, а «Молодая Гвардия». Только энциклопедию нужно подготовить как следует, с привлечением лучших специалистов, чтобы получилось не «мейд ин колхоз», а хорошая, солидная книга, которую не стыдно в «Ленинку» отправить.

На эту тему мы говорили с Пашей ещё две недели назад.

— Но начать, мне кажется, нужно с локфикшена — сказал я.

— С чего?

— Американский термин: книга о месте. Суть краеведческой. Не очень объемной, с множеством фотографий, хорошо изданной. Таинственные истории, обычаи, легенды, тосты… Чтобы интересно было простому человеку, работяге, студенту, пенсионеру. Энциклопедия — это для квалифицированного читателя, да и работа надолго, на годы. А локфикшн можно написать за три-четыре месяца. В Америке это работает. Я был в небольшом городке, Лоун Пайне, куда меньше Каборановска, так там продается книга об истории городка. С индейскими легендами, с городскими легендами, ну, и география, история, экономика. Приезжие покупают, сам видел, и сам купил. Дам тебе, как пример. Ты ещё о фильме напиши, как снимали. С фотографиями. Интервью у Высоцкого возьми, ну, и у остальных тоже. Раскупать будут влёт. Сначала тысяч пять тираж выпустим, на пробу, а дальше будет видно.

— Но это… сложно ведь? Издать?

— Сложно написать, так что старайся. А издание мы осилим. Напишешь до сентября — издадим зимой. К Новому Году

— Так быстро, зимой? Это невозможно!

— Для комсомола нет преград. Отдадим финской типографии, у нас наработанные связи. Ты, главное, давай пиши.

Я и в самом деле считаю, что дело стоящее. С Высоцким любая книга пойдёт нарасхват. Конечно, начальство к публикациям о Высоцком относится настороженно, да что настороженно, просто ходу не даёт. Но это будет публикация о нашем родном крае и нашем фильме, по книге Ольги Стельбовой, с продюсером Ольгой Стельбовой. Продавим, как чеснок через пресс.

И вот Паша подсказал место:

— Деревня Стожары, вот что вам подойдет.

— Деревня?

— Пятое отделение колхоза «Изобильный», дальнее. Там нет электричества, и связи тоже нет, она маленькая, деревенька, людей ещё меньше. Типичный прошлый век.

Съездили. Посмотрели. Точно — девятнадцатый век. Деревня в сорок дворов, но живут тридцать человек, чуть больше. Все пенсионного возраста, и по этой причине в колхозе не работают. А кто работает? А никто. Деревню признали неперспективной, трудоспособных переселили на центральную усадьбу, в пятнадцати километрах, а кто-то вовсе уехал далеко-далеко. Остались упёртые. Пенсионеры, не пожелавшие бросать свои дома, приусадебные участки и деревеньку как таковую в целом. Решили остаться. Их уговаривали, но не слишком долго: нет, значит, нет. Меньше расходов и хлопот.

За старшего в Стожарах Брантер, танкист, Герой Советского Союза, дослужился до генерал-майора, после войны впал в немилость, но успел по болезни уйти вчистую, из Москвы переехать сюда, и тем от назойливого внимания избавиться: никто его не трогал, и даже наоборот, поощряли. На районном уровне. В колхозе он стал председателем, подтянул дисциплинку, навел порядок, и так до шестьдесят третьего года и председательствовал. А в шестьдесят третьем сказал — всё, хватит. Устал, и старые раны дают знать. Шестьдесят пять — деда маленький опять. Рыбалка, лес, посиделки с друзьями, ну, и по хозяйству в меру сил.

Завел пасеку, небольшую. Глядя на него, потянулись на отдых и другие. Так и стала деревенька вещью в себе.

Земля там неважная, всё больше неудобья, заниматься ею некому, народ и с лучшей земли бежит в город, и потому пустили всё на самотёк. Как не пустить? Задания пенсионерам не дашь, план не стребуешь. Тут было с райкома поехали, принялись агитировать, взвейся да развейся, сдавайте мясо, молоко, зерно и прочее в закрома Родины, а Брантер им прямо: какое от нас, престарелых, мясо? Какое зерно? Мы свое отработали. И пугать нас не нужно: можете расстрелять, так расстреливайте, а иного мяса с нас не получишь.

И оказалось, что у Брантера остались в Москве старые друзья. В больших чинах.

Райком, понятно, задний дал, вы-де нас не так поняли, мы помочь хотим, чтобы вы не чувствовали себя оторванными.

На том расстались.

Поначалу наладили в Стожары автолавку раз в неделю, но деревенские отказались, мол, не стоит вам утруждаться. Хлеб пекут сами, живут с огородов, а нужно что купить — отправляются на центральную усадьбу. Они по прежнему числятся колхозниками, хоть и на пенсии. Потому и пятое отделение формально существует, пусть большей частью на бумаге. Для порядка стожарцы сдают кое-что, в основном мёд, но самую малость. В обмен на овес для лошадей. У них два мерина в хозяйстве, а мерины едят овёс и сено. Любят это дело. Сено стожарцы косят сами, его вдоволь, а овёс берут в колхозе. Такая вот экономика.

Всё это, понятно, рассказал нам Паша.

И вот мы раскинули лагерь в полутора километрах от Стожар. На небольшом холме — берёзовая роща, и мы на опушке рощи решили остановиться. На постой к деревенским напрашиваться не стали — бесполезно, не берут они постояльцев, да и незачем: погоды тёплые, а нам тут не век вековать. Да и не так уж далеко от Каборановска, и по сухой поре дорога вполне проходима для наших колёс. Питание подвезут.

Поставили четыре палатки, УСТ-56, и творческий состав стал готовиться к съемкам, напитываться духом места, проникаться и попадать в резонанс.

Технический состав стал эти съемки готовить.

А я решил послонялся по округе. Искал единения с Родиной. Это входит в подготовку к матчу с Карповым — моральная закалка. Моральная, нравственная, физическая и, наконец, собственно шахматная. Я изучаю дебютный репертуар Анатолия, ищу неожиданные повороты, готовлю сюрпризы. Он это знает, и в свою очередь изучает мои партии, и тоже готовит подкопы. Я знаю, что он знает, и учитываю это при подготовке. Он знает, что я знаю, что он знает, и тоже учитывает. Я знаю, что он… далее до бесконечности. А поскольку бесконечность — это много, поскольку объять необъятного никто не может, то лучше и не тратить силы впустую. А их, силы, копить. Аккумулировать. Они, силы, очень даже пригодятся там, в Западном Берлине. В каменных капиталистических джунглях я буду вспоминать эту берёзовую рощу, эти луга, это небо, и мне сразу станет лучше. А вспомню хороших и верных товарищей, то и вовсе превозмогу всё.

Нет, ирония иронией, но истинная привязанность не к берёзкам, а к людям. Вот я, положим, могу купить себе виллу где-нибудь на острове в южном море, перевезти туда девочек, старших и мелких — но ведь будет скучно и тоскливо. Что за счастье, если кругом чужие? То есть внедриться в общество можно, люди там преимущественно добрые и почти всегда — вежливые, если места знать. Но всё равно чужие. Это как жить в отеле, пусть самом роскошном — не своё, и всё.

Хотя зависит от характера. Некоторые и в отелях преспокойно живут, и на островах, и в Парижах не теряются. Борис Васильевич Спасский, агитирует и агитирует, скучно, мол, Миша, давай, брат, ко мне.

Вот: скучно ему.

У нас не заскучаешь. То в колодец полезешь, то в кино снимаешься. Эпизоды со мной уже сняты. Ролька у меня крохотная, немецкий фон-барон, но для фильма Чижик — это хорошо. Привлечёт внимание. Хотя по сравнению с Высоцким я маленький пригорочек рядом с Эльбрусом. Но тактика накопления мелких преимуществ должна сработать.

Я дошёл до деревни.

Брёл по улочке. Кое-где вяло брехали собаки, не пугая незнакомца, а давая знать, что здесь место обжитое, хозяева справные, ведите себя пристойно.

Веду. Глазею, но не откровенно.

Избы крыты соломой, точно в стародавние времена. Хотя выглядят и неплохо, видно, солома не старая, не гнилая. Сами избы невелики, но не сказать, чтоб уж совсем крохотные. На игрушки непохожи, никаких резных наличников, никаких флюгеров с петухами. Чисто, практично. Всякий двор окружен плетнём, тоже на вид вполне годным, готовым стоять долго. Надворных построек не заметно, может, за домом прячутся. Растут подсолнухи, растут большие ромашки, растут георгины, и прочие цветы. Помидоры, впрочем, тоже растут. Но огороды, похоже, тоже за избами, в тылу.

Занавески на окнах шевелятся. Смотрят за мной: что за человек? зачем он здесь?

На улице — колодец, закрытый. Нет, не на замок, просто дверцей. День стоял жаркий, можно бы и напиться, но я не решился. А вдруг здесь староверы живут, пришло в голову, и не любят, чтобы чужие пользовались ведром и кружкой? Нет, Паша бы сказал. Ну, тогда просто — не пью я сырой воды. Никто не пьёт, во избежание поносов. Жара же, а память о холере жива. Да хоть и не холера. И вообще, довольно с меня колодцев.

Где-то готовили кашу. Пшенную, чую по запаху. На летней кухне. Что ж, тоже еда, углеводы, немного белков. Энергия!

Так я прошёл Стожары из конца в конец, прошёл, и никого не встретил. Может, час такой у них, час всеобщего отдохновения, сиеста.

За околицей вид живописный: невдалеке рощица, почти двойник той, в которой мы разбили лагерь. Чуть сбоку — река, вернее, речка, речушка, по берегам которой обильно росли кусты и деревья, всё больше ивы. И луга. Трав здесь в изобилии, дух над лугом медовый, и неудивительно, что люди пчеловодством занялись. И да, пчёл здесь немало, но они — создания занятые, на меня внимания не обращали. Летали туда, летали сюда, все в хлопотах, что им какой-то Чижик?