Бастард Ивана Грозного — 2

Обычное человеческое зрение Саньке нравилось больше, чем радужные круги перед глазами, но внутреннее зрение возможностей давало больше.

Санька посмотрел на «свои» руки и ополоснув их в медленно текущих водах реки от песка, набрал воду в ладошки и плеснул «себе» в лицо. К удивлению он почувствовал прикосновение прохладной воды. Некоторые капли попали на тело, и его пробрала дрожь. Санька осторожно шагнул правой ногой и пальцами задел камень. Больно!

— Как интересно, — вдруг вырвалось у «него».

Оказалось, что и речевой аппарат был тоже под его контролем.

— Привет, Пётр Юрьевич. Не пугайся. Я ненадолго. Посмотрю тут всё и снова улечу.

Петька молчал. Он вообще никак не проявлялся. Александр шагнул ещё раз и ещё. Пётр плавал плохо и реки боялся. Санька реку любил и переплывал туда и обратно. Поэтому Александр смело шагнул ещё несколько раз и лёг на воду, оттолкнувшись от песчаного дна ногами.

Течение сразу повлекло, берега медленно поплыли мимо.

Санька с брасса перешёл на кроль. Его руки работали как лопасти колеса на водяной мельнице. Тело у Петра было крепким и сильным, но Санька почувствовал боль в плечевых связках. Потянул, подумал он и снова перешёл на «брасс», развернувшись к правому берегу. Его значительно снесло по реке, когда он выбрался на песчаный пляж. Жёлтое солнце уже взошло и даже пригревало. Санька поднял чужие руки вверх, подставил лицо тёплым лучам и рассмеялся.

Он добежал до посёлка быстро. Ступни Петра, не такие «дубовые», как у Ракшая, всё же вытерпели пробежку по песчано-каменистому берегу реки без особых повреждений. Мокрые подштанники хлопали по ногам, и неприятно натирали промежность. Все прикосновения к этому телу Санька чувствовал так же четко, как если бы оно было его телом. Он бежал и думал, как можно использовать эти возможности? Но на ум шло только подглядывание и подслушивание.

Вернувшись к месту, где Пётр раздевался Санька ослабил контроль и вышел из тела. У Петьки подкосились ноги и он упал на колени.

— «Ух ты! Извини!», — сказал он мысленно.

— Да ладно, — сказал Петька и поднялся.

Ноги и руки его затряслись.

— Ты чего? — спросил Санька.

— Боязно! А вдруг ты не царь, а бес какой?! Боязно! Николи про такое не слышал. Не сказывал никто.

— Кто ж расскажет?! — засмеялся Санька. — Чтобы к бесноватым приписали?! И ты не говори никому. А то, что я тот, кем называюсь, сегодня тебе в грамоте пропишу. А сам ты к вечеру с этой грамотой приезжай во дворец. Тут и поговорим. Да к Лёксе с Мокшей зайди. Я в грамотке и про них пропишу. Зачтёшь и гостинцы от меня передашь. Всё понял?

— Всё понял, государь!

— То-то же. Прощай пока.

— Прощай.

Александр вернулся в своё тело, и некоторое время ходил по своей спальне возбуждённый. Потом он быстро написал письмо Петру, в котором передал привет Лёксе и Мокше, потом достал из маленького сундучка подарки: деревянную машинку с вращающимися колёсами для старшего брата шести лет от роду, плетёную из лыка куклу, для старшей сестры, и вертушку на палочке из бересты для младшего. Приложил к подаркам три леденца и крикнул Марту.

Та в царской опочивальне не ночевала. Они засыпали вместе, но утром Александр просыпался один. Дворцовая охрана, с воцарением Саньки, свои форму и содержание изменила. Ему хватало тридцати кикиморок, чтобы организовать пропускной режим к своей персоне и обеспечить личную безопасность в круглосуточном режиме. Категория боярских рынд отмерла, так как слушать кикиморки кроме Саньки никого не хотели. Бояре, все, кроме Адашева, повозмущались-повозмущались и успокоились.

Свободный вход имели только Адашев, Макарий, Юрий Алтуфьев и Сильвестр. Все остальные, даже думские бояре, входили, прежде записавшись, или по царскому повеленью.

Санька попросил Марту позвать Алтуфьева или его старшего стремянного. Алтуфьева нашли быстро.

— Ты, Юрий Яковлевич, отправь гонца с письмом к твоему сыну. Пусть зайдёт к моим приёмным родителям и гостинец передаст. Всё времени не найду для поездки в Коломенское. Надо бы как-то собраться.

— Соберёмся. Сразу и отправлять? Больше поручений нет?

— Нет! Сразу пусть едет! Но не загоняет лошадей.

Алтуфьев вышел.

Пётр приехал с вечерней зарёй.

Александр только что закончил ежевечернее совещание с Адашевым, Шуйским и Захарьиным. На совещании Санька узнал, что русские гонцы, посланные ещё из Усть-Луги к шведам с уведомлением о том, что новый царь возжелал пообщаться с послами, прибыли Москву. Гонцы, ездившие в Ливонию, прибыли много раньше.

Ещё Санька узнал, что в Усть-Лугу заходил английский торговый корабль, однако пришёл пустым, так как продал всё в Нарве, а закупаться ему русскими товарами не позволили. Сказали, пусть, де приплывают по осени.

Санька сидел задумавшись, когда охранницы впустили Петра Алтуфьева.

Тот вошёл насторожённо. Александр в письме поблагодарил Петра за то, что тот в Коломенском выполняет оставленную на него Ракшаем работу, и, что государь считает его своими глазами и руками.

— Проходи, Пётр, садись.

— Как можно, государь! — удивился парень.

— Между нами всё можно. Ведь ты сейчас мои глаза и руки. Ты не против?

— Ты, государь, только одно скажи… Ты вчера и сегодня был со мной? Там в Коломенском?

— Я, Пётр, не бойся. Ты сейчас один из избранных. Но приближения ко двору не жди. Ты нужен мне там, среди людей и в той работе, что предстоит нам с тобой делать. Вместе то сподручней!? Или нет?

— Сподручнее, мастер! Ой! Прости, государь!

— Не страшно. Я тоже не сразу привык к «своему величеству»!

Санька рассмеялся.

— А раз сподручнее, то и дело скорее пойдёт. Помнишь же, как как работа спорилась, когда я твоей рукой водил, а ты учился?

— Помню, государь. Сегодня тоже… Ты же знаешь, как я плаваю. Так я пополудни пошёл обмыться и решил поплавать… Как ты сегодня утром руками махал. И получилось. А раньше никак. Захлёбывался и всё тут. А сегодня — легко!

— И хорошо. Я тебе много передавать. Ума разума сам набирайся, а руки ноги твои я обучу. Ты ведь воинские науки не освоил?

— Не-е-е… Я всё больше по хозяйству. Но Мокша твой к кузне меня присоседил, так я, так молотом махал! Он хвалил!

— Правой машешь хорошо, а левая слабая. Вон, сегодня чуть плечо не вывернул. Но то не главное. Хочу тебя с послами в Константинополь отправить.

— Меня?! В Константинополь?! — удивился Пётр.

Глаза его загорелись, сердце забилось.

— Что делать?

— Поедешь как мой, государев, строитель судов. Твоя задача — смотреть, где и как строятся корабли. В Киеве ли, за порогами ли. Везде, где увидишь верфь, стремись туда попасть, но опасайся. Не на всякую верфь пускают, и не со всякой выпускают. Не возвеличивай себя, как судостроителя больших кораблей. Всем говори, что строил только малые струги да дощаники. Про наши паруса вообще не говори никому. Заявляй себя, как простого плотника. Мост построить, хату срубить.

— Понятно, государь.

— Пока посольство будет в Кесарии, смотри внимательно и как дома строятся, какие махины в порту работают? Всё замечай, записывай, зарисовывай.

— Так… Я не умею, рисовать как ты!

— Я помогу. Нам с тобой сейчас надо будет научится друг с другом взаимодействовать.

— Взаимо… Что?

— Вза-и-мо-дей-ство-вать. Взаимные действия совершать. А для этого постарайся, когда я буду твоими руками двигать, сопротивляться мне. Думай что-нибудь, говори. Мне нужен от тебя сигнал. Постарайся позвать меня, когда меня с тобой рядом нет. Понял?

Пётр, по его виду, не понимал, но уверенно сказал:

— Понял!

Сегодня ночуешь у меня. Будем учиться! А сечас иди с отцом повстречайся. Ему скажи, что я тебя пытал про Мокшин кузнецкий двор и постройку кораблей. Понял?

— Понял, государь! — обрадовался Петька.

— Вечерять тут будем!