Царь нигилистов 4
А история катится вперед по проторенной дороге: завершается завоевание Кавказа, близится освобождение крестьян, Герцен по-прежнему издает «Колокол», Пирогов оперирует и руководит киевским учебным округом, Бакунин в сибирской ссылке, Достоевский вернулся в Петербург, Никса учится, дядя Костя путешествует и играет на виолончели.
Война далеко, но слышны ее отголоски.
Новые знакомства, новые увлечения, новые проекты и новые препятствия (куда же без них). И непонятно удастся ли сдвинуть хоть на йоту этот неповоротливый локомотив, упорно катящийся в пропасть.
- Автор: Олег Волховский
- Жанр: Альтернативная история / Попаданцы / Стимпанк
- Дата выхода: 2024
Читать книгу "Царь нигилистов 4"
— Не останется, — пообещал ректор.
Небо было ясное. Выше догорающей полосы заката горел тонкий месяц и две первых ярких звезды.
— Которая из них Венера? — спросил Саша.
— Сейчас та, что ближе к горизонту, — ответил Витя. — Юпитер выше. Хотя бывает и наоборот.
И ответил он таким голосом, словно был готов расплакаться.
— Мы как раз хотели вам спутники Юпитера показать, Ваше Императорское Высочество, — тем же тоном продолжил сын ректора.
— Давайте, — кивнул Саша.
— Обсерваторию создал ректор нашего университета Иван Алексеевич Двигубский, — устало объяснил Альфонский. — И поручил нашему выпускнику магистру математики Александру Бугрову. Результаты наблюдений публиковались в газете «Московские ведомости». Но Александр, к сожалению, рано умер.
— Болезнь? Несчастный случай? — спросил Саша.
— Покончил самоубийством.
— Почему?
— Никто не знает, — сказал Альфонский. — Он подавал надежды, опубликовал пару научных работ, готовился ехать учиться за границу и потом получить профессорское звание. У нас тогда выходил журнал «Новый магазин естественной истории, физики, химии и сведений экономических». Там была опубликована его статья о солнечном затмении в августе 1820 года. И ровно через год после затмения он застрелился.
Саша внимательно посмотрел на ректора. Не зря он это рассказывает…
— Мне кажется, как бы не было плохо, всё может измениться, — заметил он. — Поэтому мне всегда горько о таком слышать. А что за журнал?
— Из лучших научных изданий России. Между прочим, там была опубликована первая работа Герцена, когда он ещё не оставил науку ради политики.
Они поднялись на террасу, Витя настроил телескоп, и Саша посмотрел в окуляр.
Вокруг яркой белой звезды в наклонную линию выстроились четыре маленьких звездочки: две с одной стороны и две с другой.
— Все четыре видны, — прокомментировал Витя.
— Все? — переспросил Саша. — Их всего четыре?
— Да, конечно. Не помните?
— Помню: Ио, Европа, Ганимед, Каллисто. Ио, кажется, ближе всех к Юпитеру, а Ганимед — самый большой.
— Да, — согласился Витя.
— Просто думал, что их больше, — признался Саша.
Там, в покинутом будущем, лун Юпитера было известно штук восемьдесят или около того.
Альфонский стоял, опершись на балюстраду и опустив голову.
И Саше горячо захотелось, чтобы ректор действительно ни о чем не знал.
Что будет с Витей, если его отец пойдет под суд? Выгонят из универа?
Может, свечку поставить в Исакии и помолиться о том, чтобы Альфонский все успел исправить за месяц, и не пришлось исполнять угрозу? Это же очень правильно с христианской точки зрения, молиться о том, чтобы грешник вернулся на путь истинный.
К ректору подошел слуга и что-то ему шепнул.
— Ужин готов, Ваше Высочество, — сказал Альфонский.
— Нет, — ответил Саша. — Я сыт.
— Вас проводить в вашу комнату? — спросил Витя.
— Да, пожалуйста.
По дороге Саша рефлексировал о том, почему ему так легко выгнать буфетчика и эконома и так трудно прямо обвинить ректора. Даже не потому, что вина буфетчика очевидна, эконома — практически очевидна, а ректора — только предполагается. Просто буфетчик и эконом далекие и непонятные, а ректор — свой, из той же социальной страты.
Ну, кто такой эконом? Что-то вроде завхоза?
А с профессорами, там в будущем, он запросто попивал винцо где-нибудь на даче в Кратово. На такой же террасе, только деревянной и увитой девичьим виноградом с багровыми по осени листьями. И шумели сосны над пламенеющей полосой заката.
А они трепались о политике, полностью понимая друг друга, точнее, перемывали косточки власти.
И Саша подумал, что тумблер «свой-чужой» срабатывает где-то глубоко на подсознательном уровне. И что в корне неправильно делить людей по этому принципу.
У двери комнаты ждал Гогель.
— Александр Александрович, нам надо поговорить.
— Да, конечно, Григорий Федорович.
Свой или чужой Гогель? Военные, офицеры, генералитет — близкая социальная страта, конечно. Но не совсем та. Чуть в сторону.
Дом через дорогу. И посиделки в саду под яблоней, и треп под водочку или собственного изготовления самогон. На ту же тему, хотя грубее и с матюжком. И оценки те же. Но все равно не так комфортно, как на профессорской даче.
И Саша подумал, что Пирогову было гораздо легче гонять за воровство кригс-комиссаров, чем ему — университетскую публику.
Витя открыл дверь, и Саша с удовлетворением отметил, что кровать одна. Значит, у Гогеля своя комната.
— Проходите, Григорий Федорович!
Они сели за стол у окна, где здания университета чернели на фоне синего неба и уже горели газовые фонари.
— Я вас слушаю, — сказал Саша.
— Аркадий Алексеевич показывал университет? — издалека начал Гогель.
— Да, очень красивое здание.
— Не обсуждали конституцию?
— Нет, не в малейшей степени.
— Александр Александрович, объясните мне, как я должен рассказывать о вашем выступлении на вокзале? — быстро дошел до сути гувернер. — Великий князь устроил студенческую сходку, забрался на балюстраду и сказал речь?
— Пламенную речь, — поправил Саша.
— Вы ещё смеётесь!
— Ну, что вы, Григорий Федорович! Все было совсем не так. Когда Великий князь вышел из поезда, он обнаружил, что его верноподданически встречают толпы студентов. В знак верности государю и династии они подарили ему гору цветов в форме венков и букетов. Великий князь был так растроган народной преданностью, что вскочил на балюстраду и сердечно поблагодарил студентов за теплый прием. Всё.
— Ну, как это всё! — воскликнул Гогель. — У вашего батюшки Третье Отделение есть!
— Третье Отделение вечно делает из мухи слона, у них работа такая. Хотя действительно не всё. Когда полицейский патруль, подойдя, спросил, что происходит, великий князь, дабы показать студентам пример послушания властям и уважения к закону, пообещал тут же покинуть платформу, как только это будет необходимо. Что и исполнил в точности. Теперь всё.
Гогель вздохнул.
— Думаю, что папа́ гораздо больше верит Зиновьеву, чем Третьему Отделению, а Зиновьев верит вам, — заметил Саша.
— Но это же враньё!
— Ну, какое враньё? Где конкретно я погрешил против истины? Умолчание — не враньё.
После того, как гувернёр покинул помещение, Саша завалился спать. Но ворочался до глубокой ночи, несмотря на усталость.
А утром его разбудили голоса.
— Великий князь почивает! — отшивал кого-то слуга.