Царь нигилистов 4

* * *

Надпись в нижней части конверта гласила: «От академика Ленца Э. Х.»

Саша был уверен, что его корреспондента давно нет в живых, а где-нибудь в коридорах Санкт-Петербургского универа стоит его бронзовый бюст.

Ну, что ты ещё будешь думать об ученом, физические законы которого ты проходил в школе сорок лет назад, и авторе учебника, который вышел при Николае Первом и выдержал N изданий.

Письмо было на немецком.

Саша понял обращение «Eure Kaiserliche Hoheit». И то из-за освоенных за год местоимений, ключевого слова «Kaiser» и похожести на английское «Your Highness». В остальном тексте — только формулы и отдельные слова, которые отказывались складываться во что-то осмысленное. Нужна была помощь зала.

Никсу Саша нашел в его кабинете с золотистыми обоями, синей мебелью и овальной картиной с плывущими по морю лошадьми и собакой.

Рихтер был тут же, что Саша счел хорошим стечением обстоятельств: Оттон Борисович лучше знал немецкий.

Присутствующие были веселы и что-то горячо обсуждали.

— Знаешь новость? — спросил Никса.

Саша посмотрел вопросительно.

— Ведень взяли, — сказал брат.

— Ведено? — переспросил Саша.

— Да-а, — протянул Рихтер. — Так говорят на Кавказе.

— В который раз его берут? — поинтересовался Саша.

— Ведень — в первый, — ответил Рихтер.

— Но не в последний, — заметил Саша.

— Брали другой аул Дарго, откуда Шамиль отошел в Ведень, — объяснил Рихтер, — он назвал её «Новое Дарго», но это другое селение далеко в горах.

— У тебя не так уж хорошо с пророчествами, — упрекнул Никса брата.

— А что?

— Папа́ сказал, что ты предсказывал пленение Шамиля. Ты ошибся: Шамиль ушёл.

— В этот раз ушел, — уточнил Саша.

Он выложил на синюю скатерть письмо с именем отправителя на конверте.

— Я конечно лучше помню немецкий, чем прошлым летом, но не настолько, — сказал он. — Так что спасайте.

Никса взял конверт и вынул письмо.

— Честно говоря, думал, что Ленца уже нет в живых, — сказал Саша.

И сел рядом с братом.

— Эмилий Христианович сейчас возглавляет физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, — просветил Рихтер.

— Как это ему удаётся без знания русского языка? — поинтересовался Саша.

— Все знают немецкий, — сказал Оттон Борисович.

— Ваше Императорское Высочество! — начал переводить Никса.

— Это я понял, — прокомментировал Саша.

Никса тонко улыбнулся и продолжил:

— Мне передали ваш вывод уравнения, связывающего давление и средний квадрат скорости частиц, который вы озаглавили «Никакого теплорода не существует». Это довольно остроумно, однако ничего не доказывает, к тому же вы ссылаетесь на несуществующий закон никому не известного Авогадро.

— Понятно, он тоже не слышал про Авогадро, — вздохнул Саша.

— А кто это? — спросил Никса.

— Итальянский физик. Странно, что никто о нём не знает.

— Ваше изложение темы «Свободное падение» мне также передали, — продолжил Никса. — Ваш интерес к физике и высшей математике может только радовать, однако для переписывания моего учебника у вас маловато научных заслуг.

— Он просто дерзок, — заметил Рихтер.

— Да, ладно! — сказал Саша. — Честно говоря, никаких заслуг нет. Я даже мечтать не мог, что мне напишет академик.

— Академик тебе регулярно ставит тройки, — заметил Никса. — Яков Карлович Грот его зовут.

— Ладно, — кивнул Саша. — Давай дальше.

— То, что изложение на основе интегрального исчисления кажется вам более простым, чем моё объяснение, — продолжил Никса, — достойно уважения, однако вряд ли найдётся много гимназистов такого же уровня.

— Льстит, — сказал Саша. — Найдутся.

— Предложенная вами размерность — метры в квадратные секунды, которую вы выводите из формулы — непонятна и не отражает реальности. Что такое квадратные секунды? Гимназисту легче понять, что скорость каждую секунду увеличивается на 32 фута, и это гораздо полезнее, чем бездумно подставлять цифры в формулы.

— Ну, наверное, он лучше знает, что легче понять гимназисту, — хмыкнул Саша.

Хотя, честно говоря, в последнем пассаже академика была некоторая сермяжная правда.

— Ответ писать будешь? — поинтересовался Никса.

— Чуть позже. Его надо обдумать.

У Саши были определенные мысли о том, кто ему поможет с написанием ответа. На Никсе и Рихтере свет клином не сошелся в конце концов. Есть и другие люди, знающие немецкий.

— И что там с Ведено? — спросил Саша. — Есть подробности?

— Пока была только телеграмма для папа́, — сказал Никса. — Подробности через несколько дней.

— На Кавказе есть телеграф? — удивился Саша. — Где? В Грозном?

— В Грозной, — поправил Рихтер. — Нет. Ближайший в Симферополе, но это немного в сторону.

— Телеграмма пришла из Ростова-на-Дону, — уточнил Никса.

— Оттон Борисович, а что мы вообще туда полезли? — поинтересовался Саша. — Защищать кого-нибудь? Грузию?

— Не только. Тридцать лет назад в 1829-м закончилась война с Турцией и был заключен мирный договор: Адрианопольский трактат. Порта отказалась от всего восточного берега Черного моря и уступила черкесские земли. Но кавказские племена, которые султан считал своими подданными, ему не подчинялись. Признавали духовным главой и падишахом всех мусульман, но не платили податей и не ставили рекрутов. Эти земли можно было взять только силой.

— То есть султан дедушку нае… то есть обвел вокруг пальца? — поинтересовался Саша.

— Ну, не совсем, — попытался выкрутиться Рихтер. — Султан от них отказался, хотя на бумаге они принадлежали османам.

— А на самом деле?

— Турки занимали несколько крепостей на побережье, горцы терпели их, как единоверцев, но не давали вмешиваться в свои дела и били без пощады при любой попытке вмешательства.

— Ага! И повелитель правоверных сбагрил их русскому царю… — резюмировал Саша. — И мир заключил, и сделал вид, что что-то подарил, и от проблемы избавился — и всё одним махом. Королева в восхищении! Блестящая восточная дипломатия во всей красе. Нам ещё учиться и учиться.

Никса усмехнулся.

Рихтер вздохнул.

— Местные племена не поняли этой уступки, — сказал он. — Они считали себя независимыми. Говорили: «Султан никогда не владел нами и поэтому не мог нас уступить». Десять лет спустя после победы над Турцией генерал Раевский, который командовал черноморской береговой линией сказал шапсугским старшинам, приехавшим спросить его, почему идет он на них войной: «Султан отдал вас в пеш-кеш, — подарил вас русскому царю». «А! Теперь понимаю, — отвечал шапсуг и показал ему птичку, сидевшую на ближнем дереве. — Генерал, дарю тебе эту птичку, возьми ее!»

— Да, жаль конечно от подарка отказываться, — хмыкнул Саша. — Нашим же записан.

— И оплачен русской кровью, — буркнул Рихтер.

— Это очень известное заблуждение, Оттон Борисович: не бросать то, за что дорого заплачено. Кажется, еще чуть-чуть — и все будет наше. Это как игрок, который проигрался в рулетку, ставит еще и ещё в надежде выиграть, и отдает последние штаны.

— Кавказская война уже почти выиграна, — возразил Рихтер. — Пять лет назад по военно-грузинской дороге было невозможно проехать из-за нападений горцев. Тогда Шамиль смог захватить в плен внучек грузинского царя, фрейлин императрицы, жену князя Чавчавадзе с детьми и вдову князя Орбильяни с годовалым ребенком, так что их пришлось обменять на его сына Джамалуддина.

— Сына Шамиля? — спросил Саша.

— Да, — кивнул Рихтер.

— А как его сын оказался у нас? Тоже был взят в плен?

— Не совсем, — заметил Никса. — Он был выдан дедушке в качестве аманата, заложника, в знак верности императору.

— Мда… — сказал Саша. — Россия — всё-таки не совсем Европа.

— Мы имеем дело с совсем не Европой, — возразил Никса. — Дедушка стал опекуном Джамалуддина, тот окончил кадетский корпус, выучил русский, немецкий и французский языки и увлекся науками, особенно математикой. И хотя Шамиль нарушил слово, Джамалуддина никто не тронул. Его даже не заставили креститься, дедушка решил, что, став совершеннолетним, Джамалуддин сам решит вопрос веры. Когда его согласились вернуть отцу, он уже был поручиком русской армии.

— Он долго думал, — продолжил Рихтер. — Поскольку не очень хотел возвращаться. Покойный государь не стал его ни к чему принуждать и предоставил выбор.

— Вернулся? — спросил Саша.

— Да, — ответил Никса.

— Значит теперь у Шамиля есть европейски образованный и умный военачальник, — предположил Саша.

— Нет, — сказал Рихтер. — Джамалуддин умер летом прошлого года.

— По-моему, он должен был быть еще молод, — заметил Саша.

— От чахотки, — уточнил Оттон Борисович. — Не дожив до тридцати.

— Как-то это смотрится… — проговорил Саша.

— Чеченцы конечно говорили, что его отравили русские, — усмехнулся Рихтер. — Но нам это было совсем не выгодно. Джамалуддин изучал, как живет его народ, осматривал аулы, оружие и укрепления. И все ему не нравилось, он хвалил русскую армию и убеждал отца примириться с Россией, потому что силы не равны. Боевые действия почти прекратились. Но в 1857-м наместником на Кавказе стал князь Барятинский — сторонник решительных мер против Шамиля, и туда были переброшены дополнительные войска. Тогда от Джамалуддина отвернулись и братья, и отец, и наибы Шамиля, и соплеменники. Среди русских офицеров ходил слух, что Шамиль сажал сына в яму, чтобы очистить его от русского духа. И что Джамалуддин постарел, похудел и раскаивается в своем решении вернуться к отцу.

— Отчаявшись вылечить сына, — продолжил Рихтер, — Шамиль послал за русским врачом, отдав за него в заложники пятерых мюридов. Но русский полковой врач смог только диагностировать чахотку и убедиться, что болезнь неизлечима.

— Жаль, — заметил Саша. — Может быть, стал бы хорошим математиком или инженером.

— О грабежах, заложниках и прочих бесчинствах чеченцев сейчас даже подумать смешно, — сказал Рихтер. — Аргунское ущелье взято, местные племена вытеснены далеко в горы и вот теперь завоевана Ведень.

— Вы ведь участвовали там в боях, Оттон Борисович? — спросил Саша.

— Не в Дарго. В Аргунском ущелье, в Шали, в Герменчуге. Последний аул, кстати, действительно уже брали, за четверть века до этого. Это было в августе 1832 года. Герменчуг — самый большой чеченский аул с тремя мечетями, лучшая из которых была построена на деньги, пожалованные генералом Ермоловым.

— Это мало соответствует тому, что я слышал о Ермолове, — заметил Саша. — Говорят, чеченские женщины его именем пугали детей.

— Это правда, — согласился Рихтер. — Непокорные аулы стирали с лица земли, и чеченцев все дальше оттесняли в горы. Но Герменчуг не был непокорным аулом. Алексей Петрович Ермолов рассчитывал, что вокруг красивой мечети соберется много жителей, и не ошибся. Население аула увеличивалось с каждым годом и не принимало участия в грабежах и разбоях. Но в 1831-м и они были вовлечены в общее восстание. Укрепили селение и ждали прихода русских. Имамом тогда был еще не Шамиль, а Кази-Мегмет, именно он убедил чеченцев испытать силу оружия и лично привел им на помощь восемьсот конных лезгин. Самих чеченцев было около трех тысяч.