Царь нигилистов 4

А потом землю купили в Никольском у нашего бывшего барина Гаврилы Рюмина. И там построили мануфактуру. И мануфактуры в Богородске, Москве и Твери. Всё на ручных станках. Только десять лет назад Кноп нам паровые машины поставил в Никольском и завез англичан. Теперь у нас там Англичанская улица.

— И вы сами всем эти управляете? — спросил Саша.

— Нет, Ваше Высочество, старшие сыновья Елисей и Захар давно уже отделились, а тем, что осталось Тимоша управляет, младший мой.

— А почему Тимофей Саввич? — спросил Саша.

— Тимоша родился свободным, — сказал Савва Васильевич, — после того как мы выкупились.

— Это важно? — поинтересовался Саша.

— А как же? — усмехнулся Морозов-старший. — Он другой человек. Без страха.

— У вас по-прежнему шелковое производство?

— Нет, полностью на хлопчатую бумагу перешли.

— Среднеазиатский хлопок?

— Среднеазиатский?

— Из-под Бухары и Хивы?

Савва Васильевич с Тимофеем Саввичем переглянулись.

— Там неспокойно, — заметил Морозов-младший. — И хлопка мало. Они его и не продают почти.

— И где покупаете? В Персии?

— Да, немного, — кивнул Тимофей Саввич, — Но в основном в Североамериканских штатах.

— Из-под Ташкента, мне кажется, будет дешевле возить, — заметил Саша.

— Кокандское ханство… — Тимофей Саввич с сомнением покачал головой. — Кокандский хлопок коротковолокнистый. Хороший они сами в Америке закупают.

— Я не специалист, — признался Саша. — Но нельзя на одну Америку надеяться. Там тоже может стать неспокойно.

— Пока Бог миловал, — сказал Савва Васильевич.

— А вы паи Никольской мануфактуры не продаёте? — поинтересовался Саша.

Савва Васильевич переглянулся с Тимофеем Саввичем, а Тимофей Саввич — с Марией Федоровной.

— Смотря кому, — резюмировал Тимофей Саввич.

— Если вдруг будете продавать, то мне это интересно, — сказал Саша.

Конечно, не так перспективно, как нефтяная вышка, зато надежно. Полвека точно протянет. Судя по особняку с башней, украшенной ракушками, которую построят в конце 19-го века напротив того места, где еще полвека спустя появится метро «Арбатская».

Упомянутый особняк Арсения Морозова, одного из потомков Саввы Васильевича, Саше, откровенно говоря, нравился, хотя и назывался в народе «Дом дурака». Якобы матушка владельца, увидев сие чудо, заявила сыну: «Раньше я одна знала, что ты дурак, а теперь вся Москва об этом знает».

Господа Морозовы умели найти своим деньгам применение и похуже. Вот на кой надо было финансировать большевиков?

— Учтём, — пообещал Савва Васильевич, — как соберемся паи продавать.

Саше выделили большую комнату, отделанную в классическом стиле и обставленную дорогой и тяжелой мебелью. Больше всего его радовала нормальная широкая кровать (вместо родной раскладушки) и тот факт, что Гогелю отвели отдельное помещение.

На сон грядущий, они сели в Сашиной комнате за круглый чайный столик у высокого окна на предмет решения финансовых вопросов.

За окном горел газовый фонарь, освещая отцветающий куст сирени и влажные от росы булыжники мостовой.

Начали со шкатулки, заполненной штатными походными подарками. Имелось золотых часов с двуглавым орлом: больших 3 штуки и двое поменьше. Брошек пять штук, булавок золотых с камушками (жемчуг, бирюза и гранат, вроде) — четыре штуки, перстней золотых с камнями (разными) — пять штук, табакерок золотых — три штуки, портретов Сашиных в возрасте лет двенадцати, миниатюрных, в медальонах, в золотой оправе с мелкими бриллиантами — три штуки.

— Здесь никак целое состояние! — поразился Саша.

— Ну, что вы, Александр Александрович! — возразил Гогель. — Ничего дороже 600 рублей.

Григорий Фёдорович протянул Саше опись.

Ну, да, на четыре с лишним тысячи. Для кого-то и состояние. Цены брошек начинались, как ни странно, от сорока рублей, булавок — от сотни. А золотых часов — от ста пятидесяти.

Саша вынул двое покрупнее и сказал:

— Для Саввы Васильевича и Тимофея Саввича. Альфонскому такие же ушли?

— Ректору — да, — кивнул Гогель, — но он действительный статский советник. Понимаете, Александр Александрович, есть определенные правила. Цена подарка должна соответствовать чину. А Морозовы не при чинах. Они даже не мануфактур-советники.

— Почему?

— Старообрядцы, — объяснил Гогель.

— И что можно подарить человеку не при чинах? — поинтересовался Саша.

— Что-нибудь рублей за 40–50, — проинформировал гувернер.

— За 40–50? — переспросил Саша. — Купцам первой гильдии?

— Таковы правила, — возразил Гогель.

— К чёрту правила! — сказал Саша. — Эти господа могут золотыми часами ёлку рождественскую наряжать, а мы им безделушки будем дарить за 40 рублей?

— Дело не в том, сколько стоит подарок, а от кого получен.

— Это купцы! Уж эти умеют деньги считать. Не дай бог обидим!

— Ну, можно и за 100, — смирился Гогель.

Саша глянул в опись. «Часы золотые большие» стоили по 450 рублей.

— То, что я выбрал, — отрезал Саша. — С папа́ сам объяснюсь.

Гогель вздохнул.

Саша извлек из шкатулки ещё одни большие золотые часы.

— Это Гучкову, — прокомментировал он. — Ефим Федорович — мануфактур-советник.

— Мануфактур-советник соответствует восьмому классу, — возразил Гогель.

— И какова цена подарка для восьмого класса?

— Рублей 150. Максимум.

— Не пойдет, — сказал Саша. — У него влияние генеральское. Табель о рангах отстает от времени.

Гогель, кажется, смирился.

— А теперь Ульяна Афанасьевна с Марией Федоровной… — продолжил Саша.

И задумался. Жалко, что нет с собой дамы проконсультировать. Вот бы Жуковская не помешала.

И на свой страх и риск выбрал две брошки по триста рублей за штуку: одну с опалом и одну с бирюзой. И дополнительную булавку с жемчужиной для Ульяны Афанасьевны. Ну, платок закалывать.

Полупрозрачный опал сиял в свете свечей радужными вкраплениями. Бирюза была гладко отшлифована, покрыта узором из черных прожилок и оправлена в золото.

Ну, будем надеяться, что дамам понравится.

И Саша подумал о том, что остановиться в гостинице было бы значительно дешевле.

— Ну, с этим расправились, — заключил он. — Теперь вы мне обещали о моих доходах и расходах отчитаться.