Конторщица-2

Глава 21

Утро понедельника 21 июля 1980 года началось бравурным мотивчиком из динамика, свежим, разгоняющим ночную духоту, ветерком и неожиданно приподнятым настроением. Призрак счастья буквально парил над нами. Но недолго. Потом всё пошло слегка наперекосяк, чтобы не сказать больше. В общем, сначала я, как и все нормальные люди, спустилась на завтрак в ресторан гостиницы.

Мне повезло, ресторан еще был полупустой, так что за столиком я оказалась одна. Улыбаясь (вспомнила как вчера несколько ватерполистов одновременно ухватились за мяч и ушли под воду, дрыгая ногами, словно лягушки), я пододвинула к себе тарелку и принялась за еду. Уже после второй ложки я почувствовала — что-то не так. Я взяла еще ложку — да, молочная каша не имела вкуса. Отодвинув от себя тарелку, я переключилась на жаренную яичницу с колбасой. Колбаса здесь хорошая, докторская, настоящая. Я медленно прожевала кусочек. Капец. Опять вкуса почти нет. От слова совсем!

Божечки, опять эта же хрень со мной начинается. У меня уже около двух месяцев периодически то пропадает, то появляется вкус и аппетит. Иногда я неделями не могу ничего есть — еда никакая, как несоленый омлет, даже самая-самая. И это при том, что я точно знаю, что продукты в этом времени вкусные. А мне вообще никак.

Вчера, когда мы вернулись с соревнований по водному поло, я набросилась на ужин, словно вернувшийся на каникулы к бабушке студент из общаги. Съела все, что дали, и докупила еще порцию. Но и того мне показалось мало, так что я прихватила еще два пирожка с повидлом и вечером с удовольствием их затоптала. Может, это я вчера переела и сегодня вот так? Но все остальное время тогда что со мной?

Как бы там ни было, а завтракать перехотелось. Я отпила немного чая и хотела уже вставать из-за стола, как тут ко мне подошел ответственный товарищ Николаев.

— Разрешите? — он кивнул на пустое место рядом со мной.

— Да, пожалуйста, — я незаметно покосилась на полупустой ресторан, но вежливость проявить пришлось.

— А где это вы вчера пропадали, Лидия Степановна? — сходу наехал на меня Николаев, расставляя тарелки на столе. — На футболе вас не было.

— Так я же была на водном поло, — ответила я, демонстративно отставила недопитую чашку и встала из-за стола.

— Подождите-ка, — остановил меня Николаев непреклонным тоном.

Я села обратно и изобразила внимательный вид.

— А на каком это основании вы прогуляли футбол и самовольно поперлись на водное поло? Вы должны были быть на футболе!

— Я не поперлась, а пошла. Люди ходят, — уточнила я, смягчив фразу вежливой улыбкой, — на футболе и так было много болельщиков, и дежурная попросила нас пойти на водное поло, чтобы заполнить трибуны. Все же хотели на футбол. Вот и пришлось проявить сознательную гражданскую позицию.

Николаев скривился.

— Если бы не я, тогда вас или других рьяных болельщиков отправили бы туда, — пояснила я и показала штампик в книжечке. А так — всем хорошо.

— Что-то вы темните, — прищурился Николаев.

— Да нет, — пожала плечами я, — в принципе, я люблю водное поло. С детства.

Николаев ничего не ответил и лишь задумчиво помешивал ложечкой чай. Наконец, он отмер и пододвинул к себе тарелку с большим куском отварной говядины.

— Сегодня вы должны быть обязательно, — сказал Николаев строгим голосом, намазывая хлеб маслом, — вечером опять футбол, в 20.00, и чтоб без этих ваших штучек. Это, надеюсь, понятно?

Я кивнула.

— Так. Утром у нас на выбор — стрелковый спорт в 9.00, гребля академическая в 10.00. Или парусный спорт, в это же время.

— Только не парусный спорт, — поёжилась я, поддерживая ранее выбранное амплуа глуповатой склочницы, — там дует.

Николаев посмотрел на меня с такой досадой, словно энтомолог Василий на особо мерзкий подвид ветвистоусых дафний, а я выскользнула, наконец, из ресторана.

Но радовалась я слишком рано. В дверях столкнулась с не менее ответственным товарищем Ивановым.

— Доброе утро, Лидочка! — расцвел улыбкой он. — В это чудесное утро вы столь прелестно выглядите, что у меня просто нет слов! Вы же не будете против, если я стану называть вас Лидочка?

Связи я не видела, но у некоторых мужчин порой своя логика, редко подвластная логике человеческой.

Ладно.

Но нужно было что-то отвечать.

— Буду, — сказала я, мрачноватым голосом.

Иванов изобразил на лице вселенскую скорбь, обиду, горе и непонимание.

— Думаю, окружающие неправильно поймут, — осторожно заметила я, надеясь, что прокатит.

Не прокатило.

— Ну и что? — с милой улыбкой проявил настойчивость товарищ Иванов, — меня совершенно не интересует мнение окружающих, когда рядом такая красивая девушка, как вы. Кстати, называйте меня Эдуард. А еще лучше — Эдик.

— Но я замужняя женщина, — решила не сдаваться я, — не думаю, что мой супруг будет в восторге, если я начну слишком дружески общаться с посторонними мужчинами.

— Вы в разводе, — с упреком покачал головой Иванов. — И я не посторонний мужчина.

— Нет, — не согласилась я. Фразу о «не постороннем мужчине» я проигнорировала.

— А у меня сведения, что вы в разводе, — чуть нахмурился Иванов и посмотрел на меня укоризненно.

— Мы подали заявление на развод, — грустно вздохнула я и для убедительности растерянно похлопала ресницами.

— Ну вот, — расцвел улыбкой Иванов.

— И ничего не «ну вот», — поморщилась я, — знаете, товарищ Иванов, мы регулярно подаем заявление, а потом забираем, — прояснила нашу непростую семейную ситуацию я, — игра у нас с супругом такая. Высокие отношения. Можете, кстати, проверить по своим источникам.

— Эдик. Называйте меня Эдик, — чуть добавил металла в голос Иванов. — Пожалуйста, Лидочка. Мне это будет приятно.

Меня аж передернуло, но я красноречиво промолчала.

— Кстати, слышал, вы подали заявление в Партию, — нарушил затянувшуюся паузу Иванов.

Его ухмылка мне совсем не понравилась.

— Рекомендации и мнение опытных и авторитетных членов Партии вам не помешают, Лидочка, — многозначительно взглянул на меня он.

— Я хочу принести пользу Родине, — с небольшим пафосом в голосе произнесла я, — думаю, что Партия поддержит мою кандидатуру.

— А это уже все только от вас зависит, Лидочка, — окинул меня оценивающим взглядом Иванов.

Мне это еще больше не понравилось.

Не знаю, куда бы зарулил наш разговор, но тут в дверях показалась одна из журналисток из газеты, вроде ее звали Тамара, но точно не помню.

— Лидия Степановна! — с апломбом провинциальной гранд-дамы сказала она, — вам Иван Тимофеевич говорил, что статья в колонку должна быть сдана вовремя? У нас директива! Срок истекает завтра. Вечером мы будем передавать материалы, как раз появилась такая возможность. Если вы поторопитесь, я могу приложить ваш текст в общий пакет.

— Да, конечно, — обрадовалась я, — мне только вычитать осталось. Давайте перед футболом я отдам?

— Что еще за материал? — нахмурился товарищ Иванов и подозрительно посмотрел на меня.

— Это по газете, — величественно пояснила Тамара (или не Тамара, блин, я ее имя забыла!) — Лидия Степановна у нас внешним корреспондентом работает.

— Не знал, что у вас столько талантов, Лидочка.

Тамара изумленно посмотрела на меня. Иванов посмотрел оценивающе, а я не придумала ничего лучше, чем развернуться и просто уйти.

Я вышла из ресторана, и облегченно вздохнула. До академической гребли еще час времени, я вполне успею прошвырнуться в магазинчик на разведку, тут рядышком. Какой-то продуктовый, вроде.

Прихватив сумочку, я мазнула светлим блеском по губам, накинула легкий пиджачок и вышла в коридор.

Но неприятности и не думали прекращаться:

— Лида! — на меня сердито смотрел Мунтяну. — Где манифест? Давай сюда.

— Роман, я сильно опаздываю, — попыталась обойти его я, — давай в обед я все отдам?

— Что-то мне твое поведение не нравится, — окрысился Мунтяну.

— Мне в этой жизни вообще многое не нравится, — печально вздохнула я и тихо добавила, — как, впрочем, и в прошлой.

Магазин возле гостиницы изобилием не поражал. Зато здесь, помимо обычного набора продуктов, продавали некоторые дефицитные деликатесы. Народу было немного, и я вполне успела закупиться конфетами аж десяти сортов, от «Грильяжа» и кофейных подушечек до каких-то совсем непонятных с начинкой типа «пепси-кола». Сама конфеты я особо не люблю, а вот Светке и Римме Марковне будет в радость.

Сумка оказалась тяжеловатой, и я поспешила в номер, чтобы успеть все выложить — не хотелось тащить с собой на греблю. Рядом, за углом, оказался еще один магазинчик, который плотно оккупировала толпа возбужденных граждан.

— Что дают? — поинтересовалась я у тщедушного дедка профессорского вида.

— Бананы, — с придыханием многозначительно сообщил он.

Хм, бананы — это хорошо. Но стоять такую очередь нет времени, да еще непонятно, хватит ли мне. Смотрю, народ затаривается неплохо так.

Я растерянно потопталась и уже решила-таки уходить, как меня вдруг окликнули:

Лидия Степановна! — откуда-то спереди хвоста мне замахала бухгалтерша из газеты.

«Нина Матвеевна» — вспомнила я и протиснулась сквозь толпу к ней.

— У вас червонец одолжить можно? — взволнованно затараторила она, смахивая со лба ручеек пота. — Можете себе представить, у меня деньги в номере остались. Кто ж думал, что здесь бананы будут давать! Я очередь заняла, как раз тогда мало народу было, все надеялась, что кто-то из наших мимо пройдет. Смотрю, а тут вы!

— Конечно, — я вытащила пару купюр. — Вот, пожалуйста. А не могли бы вы и мне взять пару килограмм.

— Конечно, — заулыбалась женщина. — Спасибочки, Лидочка Степановна, вот вы меня выручили. Бежать в гостиницу не могла — боялась потерять место в очереди.

Я подождала добрую женщину, и уже минут через двадцать мы, груженные продуктами, попыхтели в гостиницу.

— Лидочка Степановна, а давайте вы на минуточку зайдете, и я сразу денежку отдам, а то на греблю эту опоздаем, — она махнула рукой на дверь ближайшего номера.

Я согласилась, и мы вошли в ее номер.

— Дверь только прикройте, — сказала она.

Ладно, я закрыла дверь. Нина Матвеевна вдруг скинула босоножки, пододвинула стул к окну, влезла на него и ловко вытащила из полости карниза свернутую трубочку с деньгами.

— Вот, спасибочки вам большое, выручили, — протянула она червонец мне.

— А зачем вы так делаете? — не справилась с удивлением я.

— Как? — не поняла она.

— Ну, деньги в карниз засовываете.

— Лидия Степановна, ну что вы как маленькая прямо! Я же не буду все деньги с собой носить, а здесь так оставлять тоже нельзя. Вот и я храню. Раньше под матрас прятала, но здесь народ такой ушлый, так что я так больше не делаю. Неудобно, конечно, но все же лучше, чем позориться, как наша Акимовна.

— А что Акимовна?

— А вы что, вчерашнюю историю разве не знаете? — хихикнула Нина Матвеевна.

Я покачала головой.

— Ой, слушайте! Сейчас упадете! В общем, она кармашек изнутри под юбку пришила и, значит, носит с собой все деньги, а в универсаме кофточки индийские вчера выбросили, с люрексом такие и синими камушками, а очередь большая, и ей деньги пришлось из-под юбки прямо при всех доставать. Неудобно людей же.