И аз воздам

Глава 20

Событие пятьдесят шестое

Ещё не отлита пуля, способная меня сразить!

Наполеон I Бонапарт – император Франции

Мишени сделали простые, приблизительно торс человека в натуральную величину, потом их просто покрыли тонким слоем глины, чтобы было сразу видно, что пуля попала, ну или наоборот, что товарищ – мазила. Мишеней сделали много, больше двух десятков. По совету Брехта чуть в стороне от «врагов», по которым стреляли джигиты – аскерчи с трёхсот шагов, за валунами прятались дети. Кода первая партия отстреляла, то каждый юный воин подошёл к своей мишени, проверил, есть ли след от пули и поднял красный платок, если попадание есть, и чёрный, если его нет. После чего той же глиной след от пули замазал.

Таким образом, можно было за пару часов снизить количество стрелков в разы. А потом ведь всё быстрее и быстрее этапы пойду, количество конкурсантов будет резко снижаться по мере удаления мишени.

Но первый этап затянулся. Нет дисциплины, и никто не бросался её наводить. Промахнувшиеся стрелки не принимали поражения и требовали повторить выстрел или вообще говорили, что попали, а пацаны, мол, специально против него окрысились, потому, что он им конфет не дал. Ну, может и не про конфеты кричал аскер промахнувшийся, но по смыслу именно к этому сводилось. До самого вечера эти две тысячи с лишним черкесов стреляли. Результат закономерен. Половина всё одно отсеялась.

Возобновилось пальба с рассветом. На этот раз чуть быстрее пошло. Никто уже сам не пытался бежать к мишени, всё же четыреста шагов туда и обратно это приличное время. Старшие на недовольных прикрикнули несколько раз и вчерашние разборки показали, что пацаны – они же судьи, вполне честно себя ведут и ни кому не подсуживают или наоборот не засуживают. До обеда с этим этапом управились, и осталось всего около двухсот стрелков. Пётр Христианович из своего нарезного длинноствольного афганского карамультука легко попал. Пуля Петерса легко практически без отклонения преодолевала эти двести восемьдесят метров. Ветерок был очень слабый и попутный. И граф ведь целый месяц в Студенцах из этого именно ружья и на такие именно дистанции и тренировался. То, что ружьё у него афганское поведал ему один из пщы. Он подошёл, Зубер представил его как князя Эльбуздукова. Осмотрев винтовку, он и сказал, что это работа афганцев. Здесь такие не делают, ни турки ни персы.

– Хорошее ружьё, продай. Большие деньги дам. – Предложил седобородый князь.

– Зачем мне деньги? – развёл руками Брехт.

– Хорошо, кроме денег отдам пять русских, что находятся у меня в рабстве.

Ну, твою же налево. Как отказать? Пять человек спасти.

– Когда поедем назад из Дербента.

– Ты собираешься в Дербент, урус? Зачем? – князь свёл брови. Допрос в «застенках кровавой гебни».

А почему правда не сказать? Это всегда полезно, ну, когда не вредно.

– Хочу пригласить к себе мастеров из Кубачей.

– Ха. – Перестал следователя из себя корчить князь. – Хорошие мастера. Я дам тебе своего раба, он турок. Это в придачу к русским рабам. Он делает кинжалы даже лучше кубачинских. Вот смотри, – и Эльбуздуков достал из-за пояса кинжал. Ну, что сказать?! Чеканщик, или как уж эта профессия называется, был мастером. Тончайший красивый узор по ножнам и рукояти, да ещё со вставками драгоценных камней, пусть и обработанных в виде кабошонов. Наверное, сапфиры? Синие чистые камни.

– Я подумаю, мне все одно надо в Дербент ещё по другим делам.

– Через чечню. Ты смел урус. Я со своими воинами поеду с тобой, провожу, не хочу, чтобы моё ружьё досталось чеченам. Оно мне самому нужно. Ну и твоя голова нам нужна. Жалко будет лишиться. Она у тебя говорит правильные и красивые слова.

На пятьсот шагов стреляли после обеда. Это уже триста пятьдесят метров и те стрелки у кого простое гладкоствольное оружие просто не могли рассчитывать на хороший результат. В итоге количество стрелков сразу сократилось до четырёх десятков. При этом опять разгорелись страсти, и воины требовали дать им право выстрелить ещё раз, придумывая тысячи причин, то ветер подул именно в это время, когда джигит нажал на спуск, то мальчишки крикнули под руку, то конь его заржал, то сосед не вовремя стрельнул. Практически всегда, даже второй раз выстрелив, абрек мазал и, наверное, поминая иблиса становился простым зрителем и болельщиком за своих земляков. Среди оставшихся были Брехт и почти все пшы. Именно у них и были длинноствольные нарезные ружья. Ну, и у них, видимо, был опыт обращения с этим оружием.

Сразу без раскачки мишени поменяли. Эти были в два раза меньше и уже не были фигурами человека. Просто круг, размером приблизительно с голову, чуть побольше.

Брехт стрелял первым. Сам напросился. Во-первых, ветер стих, и этим нужно было воспользоваться, кто его знает, может через пару минут снова дунет. Он хоть и почти попутный, но порывами и рассчитать, как себя пуля поведёт, очень сложно. Попал. Хоть и в самый край мишени. В самый низ, а целился выше мишени. Притянула мать – сыра земля пулю. Нет, бинокля нет, подзорная труба, увеличивает всего в четыре раза и толку от неё на расстояние в триста пятьдесят метров чуть. Пацаны по цепочке, Брехтом и организованной, по опыту стрельбы в Студенцах, передали. Ну, и красным флажком махнули.

Кроме Брехта попали ещё пять человек, в том числе и Марат Карамурзин.

– Что дальше, генерал? – подошёл к нему Пшышхуэ.

– Давайте, отойдём ещё на пятьдесят шагов. – Пожал плечами Пётр Христианович. То, что кто-то попадёт, уже не верилось. Эти-то пятеро, по большей мере, случайно попали, мишень почти не видна. Маленькая точка.

– Хорошо. Отходи и стреляй. – Хлопнул его по плечу главный черкес.

Брехт отсчитал шаги. Прицелился. Нет, бесполезно. Мишень просто не видно. Он поднял ружьё, усмехнулся и выстрелил в облако, проплывающее над ними. Снайпера тоже стрелять не стали. Повторили стрельбу по небесам.

– Всем пятерым я вручу по рублю с портретом императора Александра и по тысячи рублей ассигнациями. – Развёл руками Пётр Христианович.

Какой гвалт поднялся. На ужин Брехта пригласили к костру князей, жарился на вертеле целый баран, и, несмотря на запрет Корана, в рогах, украшенных серебром, плескалось что-то хмельное. Это точно не было виноградным вином.

– Что это? – поинтересовался Брехт у Марата.

– Называется Буза́. Делается из слегка забродившего проса с добавлением сахара. Пей, не бойся, генерал, он вкусный и полезный. И мы не турки, людей не травим.

Брехт вспомнил, про это пиво, что местные делают из проса и кукурузы без добавления хмеля, как-то один из его диверсантов, казак с Кубани рассказывал. Стоять! Бояться!

– Марат, а вы выращиваете кукурузу?

– Что это?

Ну, вот, опять можно попрогрессорствовать.

– Кукуруза – это… Царица полей.

Событие пятьдесят седьмое

А если ты не уверен в себе, ничего хорошего никогда не получится. Ведь если ты в себя не веришь, кто же поверит?

Борьба началась с самого утра. Что-то там переключили в интернете, и всем до единого мужчинам Кабарды пришла на айфон весточка, что нужно стрелой лететь в Нальчик, там проводятся всекабардинские соревнования по борьбе. Практически чемпионат мира по эпщэры-банэ, что выдают там золотые пояса чемпионские и кучу денег за победу, а ещё, что бороться с каждым будет русский генерал. Гей, славяне … А, гей аскерчи поехали, поборим русского. Совсем уже напоследок в интернете было и вовсе запредельная новость. Мол, десять лучших бойцов поедут в Петербург охранять царя от его Правительства, и за это каждый месяц будут давать сто рублей и графиней попользоваться или баронессой, а лучшим так и княжён дадут. Гей!

И приехали, пока два дня проводили соревнования по стрельбе, лагерь вокруг Нальчика вырос до размеров крупного города, а население его увеличилось с нескольких сотен человек до пяти, а то и шести тысяч. Так это только аскерчи, туда же ломанулись торговцы. Кормить нужно эти пять или шесть тысяч воинов и их коней. В общем, Октоберфест отдыхает.

Брехт хоть и находился в теле графа Витгенштейна уже полгода, но до конца так с размерами этого тела не свыкся. Уж больно оно, это тело – громоздкое. И почти не тренировано. При малейшей возможности Брехт пытался это исправить, подтягивался, бегал, каты всякие катал, но нет, не родное пока. Она (тушка) и команды чуть с замедлением выполняло, а то и вовсе самостоятельно хрень вытворяло. Отдаст он команду руке лопатку почесать, а та, бамс, и не дотягивается.

Не всё, конечно, так плохо. Если, скажем, даст команду, кусты оросить телу, то оно именно кусты и орошает. А отдаст команду если удобрить, то не только воздух портит, но и удобряет.

Ну, да уж чего. Назвался, полезай. Судьи записали с помощью гусар и добровольцев из русских, обученных грамоте, всех желающих на бумажки и время от времени кидали эти бумажки в папахи и вытаскивали две из них, выгоняя в центр поляны бороться. И полян таких граф Витгенштейн и Пщы организовали почти полсотни. Тот, кто выигрывал схватку, получал назад бумажку со своим именем и мог бросить её в следующую папаху. Графу тоже пришлось. В первой жеребьёвке ему не повезло. Попался настоящий богатырь, нет, он на десяток сантиметров пониже был Петра Христиановича, но в плечах зато поширше точно. И весь такой кривоногий и плотный, как настоящий борец.

Боролись обнажёнными по пояс. Брехт легко сорвал захват соперника, Сам взялся поудобнее за руку богатыря и чуть толкнул его, чтобы он перенёс центр тяжести и упёрся. Отработанный приём. Тот и упёрся, но при этом правую ногу далеко вперёд выставил. Сработал многолетний опыт самбиста и дзюдоиста и Брехт ему сделал замечательную подсечку. Бычок рухнул на травку и хрюкнул. И как давай блажить на неизвестном матерном. Не отходивший от генерала Зубер перевёл, что рус, мол, шайтан и он его маму, потому что тот правила нарушил. Борются только выше пояса.

– Пардоньте. Моя путала. Моя твоя больше не будет подсекать. Моя будет бороться честно. Твоя вставай и не блажи.

Встали и по новой начали. Брехт на этот раз решил инициативу кабанчику отдать. Тот взял захват и пошёл на приём, похожий на мельницу, толь с захватом пояса, а не ноги. Ну, такие «коряги» тут не проходят. Пётр Христианович присел и, обхватив джигита за пояс, приподнял и запустил на траву с хорошей такой амплитудой, и тело подвело, чуть не докрутило соперника, самому гибкости не хватило. Богатырь черкесский рухнул на спину, а надо было на живот. Но рухнул на грешную землю, а не на маты и с высоты в два метра. Плюх такой, что и земля покачнулась.

Вставал каракалпак кабардинский из Черкесии тяжело. Сначала лежал тяжело, потом, дышал тяжело, потом, сел тяжело, потом, глядел на Брехта тяжело, вот потом попытался встать. Тяжело! Но встал, и снялся, пошёл, не тот глагол, порысил, теряя центр тяжести, к судье, требуя адекватного соперника, а не этого русского шайтана.

– Я если чё, то немец. – Сказал судье граф Витгенштейн.

– Ты, рус, выиграл, соперник сдался. Вот тебе твоя бумажка. Жди следующего соперника. Вон туда ходи, сюда не ходи, там второй круг будет.