Каждый мародер желает знать…

Глава 21. Морально-мистический выбор

— Это травы, которые прорастают из мира мертвых в мир живых, — сказала Натаха, глядя в никуда пустым взглядом. — Их шаманы выращивают, когда ловят беспокойные души.

Натаха замолчала. Я тоже молчал и смотрел на нее, ожидая продолжение. Потому что продолжение явно было, причем не просто байка, а, похоже, что-то более близкое к сердцу.

— Мы пришли на эту землю, получается, совсем недавно, — Натаха вздохнула. — Всего-то лет четыреста назад. А местные народы здесь жили уже многие тысячи. Мне иногда так стыдно, что я так мало о них знаю. Ну, бродят какие-то узкоглазые, что-то там щебечут на своих птичьих языках...

Натаха снова помолчала. Потом вздохнула, сцепила руки в замок и посмотрела на меня.

— Их шаманы стоят одной ногой в нашем мире, а другой — в мире мертвых, — сказала она. — И следят, чтобы когда человек умер, его дух не остался болтаться в мире живых. Они ловят таких в семена трав и цветов, а потом высаживают их в землю. Когда трава пускает корни, то беспокойная душа вместе с ними уходит в мир мертвых, а растение навсегда остается... отравленным.

— Звучит так себе, — хмыкнул я. — Но как-то очень уж... сказочно что ли. Сейчас у меня в грузовике четыре свертка с ночными травами. Я должен их отдать тому обрыгану из Уржатки. Если я их ему отдам, то что? А если не отдам, то что?

— Вот ты вопросики задаешь, Боня, хоть стой, хоть падай! — Гиена заржал своим мерзкий кашляющим смехом. — Кто ж его знает? Я никогда ими не торговал. Только в общих чертах это дело знаю.

— А шарик это резной — это что такое? — спросил я.

— Шарик? — нахмурился Гиена. — А, это... Ну, в общем, это вещица напрямую вроде бы с ночными травами не связана. Их и отдельно крутят. Есть какая-то особая порода дерева... Натаха, может ты лучше объяснишь?

— Это тоже шаманская штука, — сказала Натаха. — Когда шамана вызывали к больному, который был на пороге смерти, он совал ему в руку такой вот шарик.

— Только с угловатыми узорами, — уточнил Гиена.

— Да, — Натаха покивала. — Круглые — это уже наши придумали делать.

— И для чего это? — я подобрал с земли камешек и покрутил его в руках. — Чтобы с того света вернуть?

— Ну... почти, — Натаха дернула плечом. — Чтобы запереть беспокойную душу в теле, пока не найдется семечко ночной травы, чтобы потом... Слушай, может тебе лучше Синильгу вашу об этом расспросить? Она должна лучше знать...

— Вот вы мне задачу нисколько не упростили, — вздохнул я.

— Да что тут думать-то, Боня? — ухмыльнулся Гиена. — Эти все штуки придуманы не нами. Если ты не передашь эти пакеты по назначению, то другой кто-то передаст и денежку заработает.

— А что насчет охотников за этой отравой? — я закинул камешек в кусты. — Они мне как, голову открутят или пустят на удобрение для этой их ночной травы? Это кто такие вообще?

— Монахи это, — сказала Натаха. — Какое-то особенное братство. Только живут они не в монастыре, а бродячие. И искореняют всякое... такое.

— И в Томске такие есть? — спросил я.

— Они везде есть, как тараканы, — скривился Гиена. — Стоят со своими мисочками для подаяний, вроде бы такие юродивые, тупенькие. А на деле уши развесят и слушают, что вокруг происходит.

— Ладно, я примерно все понял, — я встал и отряхнул штаны. — Натаха, а ты-то сама как относишься к этому делу? Монахи осуждают и искореняют, на кого-то вся эта шаманская чертовщина наводит ужас. Это мне как-то безразлично все. Мнение Гиены я услышал. А ты что думаешь? Выкинуть этот потусторонний мусор? Или отдать адресату?

— Я бы не отдавала, — сказала Натаха. — Но не потому что я такая идейная и хочу воевать на стороне добра. Просто я эту дрянь в деле видела, еле ноги унесла. Хорошо, если в Уржатке живет придурок, который эту траву скурит, как табак, об видения порадуется, а потом сдохнет от сгнившего нутра. А если нет? Если им это надо, чтобы вытащить кого-то из бродящих в сумерках?

— Вроде той твари, которая внутренности пожирает? — спросил я.

— Там много всякого бродит... — отмахнулась Натаха.

— Ага... — задумчиво протянул я и почесал в затылке.

Реально, вот хрен его знает, что теперь делать. С одной стороны, вроде как, никакими дополнительными обязательствами я не связан. Отдал — забыл. Один раз, как говорится, не пушер. С другой — денег я пока что не видел, но одним только фактом того, что тащу в тайниках своей машины эту дрянь...

— А если, например, я найду такого монаха и сдам ему адресата и отправителя? — спросил я, направляясь уже к машине. — Эти загадочные монахи перебьют мистических наркоманов?

— Да как же, держи карман! — фыркнул Гиена. — Они бы может и рады их перебить, но силенок не хватает. Вычистить Уржатку от всякой дряни или, скажем, Семибратово сравнять с землей они только в мечтах могут. У них же нет имперских шагоходов.

До Томска мы доехали без приключений. Никаких кордонов из монахов нам не встретилось, призраки беспокойных душ из рассованных по тайникам пакетов не полезли. Я высадил Стаса рядом с Метрополем, Натаху и Гиену — у дома. А сам покатил в университет. Остановился перед воротами на парковку, посигналил. Никто мне не ответил. Я плюнул, выбрался из машины, подошел к воротам, постучал в них кулаком. Хотя вроде сигнал звучит громче, если там кто-то есть, то должен был слышать... Может, Гриша, или как его там, просто в столовую ушел?

Но неожиданно глазок открылся.

— Ты кто? — раздался с той стороны угрюмый незнакомый голос.

— Серьезно? — хмыкнул я. — Вот же машина, я на ней приехал, даже знак университета намалеван...

— Кто такой, говорю? — перебили меня из-за ворот.

— Да ладно, не шуми, — я отступил на шаг, чтобы подозрительному незнакомцу было лучше меня видно. — Богдан Лебовский, мародер. Исторический факультет, а это моя шишига.

— Ладони покажи! Открытыми! — скомандовал незнакомый сварливый голос. Странный какой-то. Я пожал плечами и повернул руки ладонями к нему.

Засов заскрипел, и ворота распахнулись.

— А где этот, как его... Гриша? — спросил я, разглядывая тощего как жердь и лысого как коленка мужика. На лысине — замысловатая татуировка. Вроде как дракон, но хвостов несколько штук, а на каждом хвосте тоже морда дракона. Одет в черную хламиду до колен и черные же штаны. Хламида подпоясана широким кожаным ремнем с множеством кожаных мешочков, кошельков и подвесок странной формы.

— Там, куда я пока не тороплюсь, — сказал он неприветливо, разглядывая меня с ног до головы. — Откуда приехал?

— Из Белобородово, — безмятежно сказал я. После недавнего разговора упоминать Егорьево мне пока что не хотелось. А Белобородово все равно в контракте прописано, про то, что я туда уехал, куча народу знала, нет смысла скрывать. — А сам-то ты, кстати, кто такой?

— Эркек-шулам, — буркнул он. Честно говоря, я не понял, это было имя, должность или он меня так на хрен послал. Но переспрашивать не стал. Внешний вид его вообще не особо располагал к доверительному трепу. И даже не потому что я как-то его опасался, просто он вел себя как неприветливый мудак, который меня в чем-то подозревает. А я таких не люблю.

— И тебе хорошего дня, — сказал я. — Так где Гриша-то? В запое что ли?

— Гришу нашли сегодня утром, — сказал лысый.

— Без внутренностей? — почему-то спросил я.

— Раз уже слышал, зачем спрашиваешь? — глаза лысого типа неприятно сверкнули. Интересно, он случайно не из тех самых монахов? Носит черное, креста не видно, так вроде он необязательно должен быть во всю грудь поверх одежды. Лысый... Хотя татуха странная, видел вроде такие где-то. В музее, еще в прошлой жизни.

— Когда эта фигня случилась, меня в городе не было, — пробормотал я. — Я только вернулся вообще-то. Еще какие-нибудь вопросы ко мне есть? А то мне надо машину поставить и все такое...

Лысый еще целую минуту стоял посреди ворот, сверля меня взглядом. Чувство опасности даже не шелохнулось, кажется, оно считало этого парня скорее клоуном, чем источником беспокойства. А вот Гришу жалко, да... Если этот хрен не врет, конечно.

— Проезжай, — сказал он, освобождая, наконец, дорогу. — Но что-то ты мне не нравишься, парень. Что-то ты скрываешь...

— Так ты вроде не мой лепший кореш, чтобы я перед тобой душу распахивал, — я ухмыльнулся.

— Больно ты смелый, — лысый оскалился. Очевидно, это означало улыбку. Но зрелище было так себе. Сначала мне вообще показалось, что зубов у него во рту нет. Потом я подумал, что они гнилые. Оказалось — покрытые черной краской. Фу ты, блин.

Я запрыгнул обратно в кабину и заехал в ворота.

Откуда взяли этого типа, интересно? Завкадрами нашего университета надо бы голову уже оторвать за такую самодеятельность. Неужели во всем Томске не нашлось нормального мужика, способного открывать и закрывать ворота университетского автопарка, и вместо этого понадобилось нанимать этого вот... представителя альтернативной субкультуры?

Я заглушил мотор и выскочил из машины. Лысый стоял в паре метров и сверлил меня глазами. Да уж, открывать тайники и доставать пакеты в такой обстановке — сомнительная идея. Да и хрен с ним.

Я обошел шишигу. Ссскотина все-таки тот парень с шагоходом... Ну вот нафига было сразу стрелять? На тенте — длинный ряд круглых дырочек. Переходящий на кузов. Я сунул в одну из них палец и вздохнул. Надо будет чем-то заделать. И на тент заплатки поставить. Но потом.

Я сунул ключи в карман и прошагал к воротам обратно. Под бдительным взглядом этого Эркек-шмеркека. Интересно, кстати, а какой он национальности? Я как-то привык воспринимать местных аборигенов как лиц ярко выраженной монголоидности. Глаза у этого парня были широкие. Но смотрелся он все равно как-то чуждо. Почти как подземные жители.

Ворота за моей спиной захлопнулись, лязгнул засов, потом снова скрипнул глазок. Все еще наблюдает? Хм.

Первым делом я направился в библиотеку. Как-то автоматически. Не уверен, что прямо сейчас хотел бы обсудить с Синильгой шаманство, ночные травы и прочую мистику. Но у меня было письмо из пневмопочты, которое неплохо было бы расшифровать. Вдруг Синильга Азаматовна уже видела такие знаки раньше? Может подскажет, где искать...

— Интересно... — Синильга Азаматовна склонила голову и поводила пальцем по письму. — Ты где это взял?

— Где взял, там больше нету, — отшутился я. — Так что это за кривулинки? Что-то знаменитое или не очень?

— Это тайнопись общества «Лучезарная пирамида», — сказала она и вернула мне листок. — Где-то у нас есть дешифратор, надо только вспомнить, в какой из «Антологий тайнописи»...

— И чем прославилось это общество? — спросил я.

— В основном — непомерными амбициями и самомнением, — Синильга Азаматовна встала из-за стола и подошла к каталогу. Выдвинула один из деревянных ящичков и принялась перебирать карточки. — Лет сто пятьдесят назад графа фон Бреве не приняли в масоны, он обозлился, обозвал петербургских масонов толпой чванливых недоумков и основал свое общество.

— С блэкджеком и шлюхами? — усмехнулся я.

— Почти, — без тени улыбки покивала библиотекарша. — Азартные игры и беспорядочный секс в уставе упоминались.

— И? — подал я голос, когда она замолчала, уткнувшись в свои карточки.