Следак 2

Глава 22

Ольга точно не могла сказать, когда она помимо раздражения начала испытывать к Чапыре симпатию. Может в тот момент, когда он провернул ту дерзкую аферу с залогом, а может когда начала получать от него букеты алых роз, каждый раз, чувствуя на себе завистливые взгляды коллег, или в тот вечер, когда он вытащил из окна ту дурацкую курицу.

Но в какой-то момент она стала замечать, что то и дело о нем думает, гадает, чем он в это время занимается, вспоминает ли ее. А затем она поймала себя на попытке умыкнуть у коллеги дело, что расследовали в райотделе, где он служит. И ей стало тоскливо.

Тоскливо от понимания того, что если даже и возникнут между ними отношения, то продлятся они недолго. А после ее ждет намного более длительный период страданий. Ольга этого не хотела. Лучше вообще не доводить до отношений, чем мучиться от их завершения. И она начала его избегать. Вот только не очень успешно у нее это получалось. Не могла же она не предложить ему помощь, когда у него начались проблемы на службе из-за убийства бандита, и сегодня, когда узнала, что он вновь попал в перестрелку, она не смогла не приехать и не выяснить подробности.

И как итог она лежит в его постели.

Ольга приподняла голову, чтобы посмотреть, как он спит. Он дышал ровно, черты его лица разгладились, приобрели умиротворение, и он больше не напоминал угодившего в ловушку хищника.

Когда она увидела его сегодня утром, немного испугалась его вида. Впалые щеки, от чего скулы казались слишком острыми, темные круги под глазами, мрачный взгляд, чем-то сильно разозленного человека. Сперва она решила, что причина в усталости, все же дежурство вышло не из рядовых, но затем, когда они немного пообщались, стала подозревать, что проблема глубже.

Она попыталась выяснить, но от ее вопросов, он отмахивался шутками, а за высказанные опасения целовал.

Вздохнув, Ольга вновь положила голову на его плечо. За окном уже начало темнеть, рабочий день заканчивался, а значит не было причин вставать.

Проснулся я с первыми лучами солнца. Опять вчера забыл задернуть штору. Когда поворачивался, чтобы спрятаться от яркого света, задел спящую рядом Ольгу, и настроение сразу скакнуло.

Свершилось! Столь долгих ухаживаний в моей практики еще не было. Ольга побила все рекорды. И меня распирало от осознания победы. Так что пришлось будить девушку.

— Чья это квартира? — ожидаемо спросила Ольга за завтраком.

— Моя, — я улыбнулся ей и дал откусить свою вафлю.

Вкусные, кстати, сливочные и чувствуется, что натуральные. Все же есть в этом времени и хорошие моменты. Моя улыбка стала еще шире. Я смотрел на Ольгу и любовался. Она отлично смотрелась в моей рубашке на голое тело.

— Ты ведь сегодня выходной? — уточнила она.

— Надо съездить на пару часов, а потом можешь располагать мною до понедельника.

— Куда это ты собрался? — Ольга красиво изогнула бровь.

— Не поверишь, — начал я загадочно, — на комсомольское собрание.

— Пропустить нельзя? — она заговорщески подмигнула.

— Можно, но тогда меня выпрут из комсомола, — рассмеялся я.

Ольга отнеслась к моему заявлению не столь легкомысленно.

— Нет, такого допустить нельзя. Это равнозначно краху карьеры.

На ее предостережение я равнодушно пожал плечами.

— Съезди, я подожду, — начала она меня уговаривать, думая, что я не передумал ехать.

— Но за это ты обещаешь не одеваться и встретить меня в таком же виде, — прошелся я по ее фигуре заинтересованным взглядом.

— Планируешь все выходные в постели провести? — поддержала она игривый тон.

— Зачем так однообразно? Есть не менее интересные места. Я тебе покажу, — пообещал я.

Оделся я, как бы мне не хотелось иного, быстро. Время «Ч» неумолимо приближалось.

Ольга мне помогала. Бескомпромиссно отвергла джинсы и указала на костюм. Как-то по-особенному намотала мне на шею шарф.

Оглядев дело своих рук, вынесла вердикт, что я красавчик.

— Что это? — услышал я ее напряженный голос, когда завязывал ботинки.

Я посмотрел наверх.

Девушка закаменевшим взглядом смотрела на надписи на стене.

Черт! Забыл!

— Да это шутка, — уверенно заявил я, поднимаясь, и, поскольку Ольга смеяться не спешила, добавил, — дурацкая.

— То есть мне тоже нужно здесь отзыв оставить? — спросила она ровно.

— Нет, конечно. Говорю же это всего лишь неудачная шутка. Забудь, — я попытался притянуть ее к себе, но получил отпор.

— Не трогай меня!

— Оля, да ты чего? Это же фигня полная! — пытался я до нее достучаться.

— Это не фигня! Это неуважение! — припечатала она.

— Причем здесь неуважение? Чего ты опять начинаешь из мухи слона лепить?

— Опять значит?! — процедила Ольга. — То есть ты не хотел меня унизить, когда так оригинально сообщил, что я у тебя не одна?!

— Да ничего я тебе не сообщал! Нет у меня никого. Они до тебя были. И нефиг было читать чужие обои, — от душевного раздрая выдал я какую-то дичь в конце.

— Нефиг было к тебе ехать! — парировала она.

— Оль, в чем проблема? Я не понимаю. Да, у меня были девушки, и что с того? Сейчас же я с тобой. Давай мириться, а? — я раскинул руки в примирительном жесте.

— Да пошел ты!

Девушка рванула в комнату и начала там быстро одеваться.

— Вот знала же, знала! — причитала она, застегивая блузку.

— Оль, мне никто кроме тебя не нужен, — я попытался ее обнять, но меня вновь оттолкнули.

Девушка выскочила в прихожую, застегнула сапоги, накинула на плечи пальто и, схватив с полки сумку с шарфом и шапкой, вылетела в подъезд. Я все это время пытался объясниться, но она даже слушать не желала.

— Оля, да подожди ты! — не отставал я от нее, спускаясь по лестнице.

Даже не обернулась.

На улице я перегородил ей путь к машине.

— Просто уйди! — она сверкнула на меня влажными от слез глазами.

Пришлось отступить. Надо было ей дать время остыть.

На комсомольское собрание я все же опоздал. Когда входил в Ленинскую комнату, все уже были в сборе.

— Надо же, сам товарищ Чапыра осчастливил нас своим присутствием, — встретила меня наша комсомольская ехидна Светлана Павловна Грачева.

Она сидела во главе длинного стола под портретами Ленина и Брежнева. Прямо перед ней стоял графин с чистыми стаканами, а по правую и левую руку наши комсомольцы-активисты. Девушка Катя из отдела кадров и молодой парень, которого я как-то видел в коридоре в форме лейтенанта. Сейчас он, как и почти все присутствующие, был в гражданской одежде.

Остальной народ расположился вокруг стола, а тем, кому не досталось козырных мест, сидели на стульях, выставленных вдоль стены и окон.

Проигнорировав своеобразное приветствие, я присоединился к «неудачникам». Здесь, подальше от комсорга, можно было подремать. Так я тогда думал, вот только надежды не оправдались.

Напротив себя, возле окна, я увидел Скворцова с парой коллег из уголовного розыска. Их безучастные физиономии говорили, что те как раз пытаются вздремнуть. На остальных лицах коллег из других подразделений райотдела энтузиазма также не наблюдалось. Следствие же представлял только я, как самый достойный его представитель, ведь именно так мне было накануне заявлено. И я тоже не радовался субботнему мероприятию. Именно так под грифом «тоскливо» проходят все наши комсомольские собрания. Спрашивается, нафига они нам всем сдались? Но приходится участвовать в комсомольской жизни из-под палки.

— Товарищ Чапыра, что для тебя быть комсомольцем? — Грачева все же решила привлечь мое внимание.

— Взносы я выплачиваю, — начал я раздраженно. Не то у меня было настроение для дискуссий. С девушкой поссорился. Если бы не это комсомольское собрание, она может быть ничего бы не увидела. Так что на комсорга я сейчас смотрел как на врага народа.

— Ты пропустил целых два комсомольских собрания! — перебила она меня, не дав закончить мысль.

— Согласно уставу ВЛКСМ, посещать собрания — мое право, а не обязанность, — парировал я.

— Согласно уставу, ты обязан соблюдать комсомольскую дисциплину! — процитировала она другой пункт документа. Походу от желания меня пропесочить эта стерва все же не отказалась.

— А ты, как комсорг, обязана соблюдать дисциплину трудовую, — не повышая, в отличие от оппонента голоса, завернул я. — И не дергать людей в их законные выходные.

— Ну это уже слишком! — подняли голоса наши активисты. — Комсомолец обязан ставить общественные интересы выше своих!

Абсолютное большинство, судя по их посветлевшим взглядам, было на моей стороне, но проявляло комсомольскую сознательность и молчало в тряпочку. А, как известно, всякая революция без поддержки масс обречена. Но я решил додавить, хотя бы для того, чтобы отбить у комсорга раз и навсегда желание меня трогать. Поэтому я поднялся с места, чтобы меня видели и слышали все присутствующие.

— Товарищи, мы с вами не в библиотеке работаем, а служим в милиции. Мы не книги перебираем в тиши архивов и читательских залов. Мы работаем с преступниками и каждый день подвергаем свои жизни опасности. На сотрудника милиции общество накладывает особую функцию — быть на страже советского закона! Но какой страж из сотрудника, если его постоянно отвлекают от службы и не дают ему банально выспаться? Уставший сотрудник милиции неэффективен! Он может упустить преступника! Более того, в таком состоянии он может подставиться под его нож и даже пулю.

Комсорг по организации комсомольской работы среди сотрудников органов внутренних дел обязан учитывать эти обстоятельства, а не выбивать показатели любыми средствами, плюя на эффективность личного состава милиции. Как мне сегодня указали, что комсомолец обязан ставить общественные интересы выше своих! Так применяйте это правило и в отношении себя тоже! — в этом месте я заглянул в глаза Грачевой. — Хватит за счет наших жизней строить свою карьеру!

Получилось немного сумбурно, все же я не готовился сегодня выступать, но даже от этой самодеятельности эффект присутствовал. Специфический, конечно, с уклоном на советские реалии. Все смотрели на меня как на внезапно появившийся в комнате танк с медленно поворачивающей башней и настороженно молчали. Было слышно, как ветер задувает в окна.

Скрипнул стул. Со своего места поднялась донельзя возмущенная услышанным активистка Катя.

— Нужно немедленно на голосование поставить вопрос об исключении Чапыры из комсомола! — заявила она без всяких предисловий.

— На основании чего? Критики руководства комсомольской организации? — усмехнулся я. — Так комсомолец обязан смело критиковать, вскрывать недостатки в работе комсомольских функционеров и сообщать о них вплоть до ЦК ВЛКСМ, — это я тоже выдернул из устава ВЛКСМ.

— Катя, сядь! — одернула коллегу Грачева. — Разве не видишь, это провокация! Но мы, как старшие товарищи, обязаны указать комсомольцу Чапыре на его ошибочные суждения и общее непонимание сути комсомольской организации. Сколь уж вы, товарищ Чапыра, вспомнили об обязанности критики, — комсорг перешла на «вы», то придется вам ее и в свой адрес выслушать!