Застенец

Он сделал шутливое приветствие Игорю Вениаминовичу. Я не разглядел лица Максутова, лишь видел, как тот торопливо приглаживает усы, видимо, нервничал. А сам недоумевал. Нет, понятно дело поединки чести и оскорбление, которое можно смыть только кровью. Но две «двойки» из высшего магического эшелона, да еще под руководством Максутова. Неужели они не могли договориться? Не такое сейчас время, чтобы разбрасываться такими ценными кадрами.

Однако я стал приглядываться к претендентам. Галицкий оказался сухоньким мужчиной невысокого роста с прядью седых волос, зачесанных на лоб. Держался он скованно, будто прийти на поединок для него было смерти подобно. Мой тезка, граф Ерохин, выделялся на его фоне статью и молодостью. С его лица не сходило растерянное выражение, словно он сам не понимал, как именно здесь оказался. И оба претендента, само собой, были облачены в синие мундиры.

– Не нравится мне это, – тихо произнес Горчаков. – Как-то все неправильно.

Он не сказал, что именно было неправильно. Но и у меня сложилось какое-то предчувствие беды. Будто надо срочно удирать отсюда.

Претенденты по традиции сошлись, выслушали конферансье, выступавшего и в роли рефери, после чего стали расходиться друг от друга. А потом начал происходить форменный бедлам.

Ерохин повернулся первый, быстро плетя Эгиду и Панцирь. Один из улучшенных вариантов Кольчуги. Я с восхищением смотрел на действия мага второго ранга. Чтобы создать плетеное заклинание за столь короткий срок необходимо быть подлинным мастером. К тому же, Эгида всего лишь пятиранговое заклинание. Думаю, «на двойке» оно станет разительно отличаться в лучшую сторону.

Галицкий удивил. Я не понимал, какие манипуляции он совершает. Как не знал ни формы, ни сотворенное заклинания. Лишь ощущал невероятно сложные и мощные вибрации, исходящие от него. От арены веяло сильной, настоящей магией, способной на великие свершения.

Сердце в груди быстро заколотилось, словно это я сейчас стоял напротив Галицкого. И на меня должен был обрушиться его удар.

Именно в этот момент все пошло под откос. Один из сидевших неподалеку от Императора дворян, весьма нескладный, высокий, худой, в странном пенсне, подскочил и развернулся ко мне, ткнув пальцем, и закричал единственное слово: «Ирмер».

А следом на меня посмотрел Галицкий. От его взгляда в душе все похолодело. Так глядит на тебя палач перед казнью. С твердой решимостью привести приговор в исполнение.

И тогда вскочил Максутов. Я краем глаза видел его движение в стороне, но на мгновение показалось, что Игорь Вениаминович встал между мною и Галицким. В лицо ударил ветер, брызнули капли и пахнуло чем-то невероятно свежим, морским.

Закричали рядом, кто-то бросился наутек, споткнулся, упал, встал, побежал снова. Трибуны заходили ходуном, а ветер продолжал усиливаться, поднимая в воздух уже крупный сор и небольшие обломки от ограждения арены. Казалось, еще чуть-чуть и меня просто снесет прочь.

Первым успел среагировать брат Императора, некрасивый мужчина, гораздо ниже статного Романова. С его рук сорвался какой-то светящийся тысячами огней рой то ли бабочек, то ли пчел, которые с поражающей быстротой направились к Галицкому. Тот даже дернулся, видимо, думая защититься. На мгновение он ослабил контроль над заклинанием, и ветер стал стихать.

Но маг не закрылся полностью. Не накинул на себя Эгиду, хотя даже я понял – именно сейчас надо вешать защиту, чтобы выжить. А дождался, когда светящееся, будто живое облако достигнет его, окутает со всех сторон и закричал.

Хотя, это был не крик, а предсмертный вой человека, бьющегося в агонии. Ни до, ни после я не слышал, чтобы так орали. Казалось, именно сейчас душа вырывается наружу против воли ее обладателя. А огоньки все жгли Галицкого, превращая его в поджаренный кусок мяса.

Мундир истлел быстро, волосы превратились в свалявшуюся шапку, лицо потеряло человеческие очертания. В центре арены лежал обугленный труп, сожженный заживо буквально за считанные секунды. Я был настолько ошарашен, что даже не осознал до конца произошедшего.

Зато поняли остальные. Кого-то рвало прямо под ноги, дамы лишались чувств, где-то грубо ругались. Не растерялся только Бабичев, который сразу же побежал к одному из помощников и вернулся с плащом, накинув его на труп Галицкого.

Он заискивающе посмотрел сначала на Императора, потом на свояка, после чего громко, произнес.

– Дамы и господа, прошу Вас немедленно покинуть Ристалище. На сегодня поединки чести закончены.

И, судя по лицам собравшихся, судя по скорбному молчанию, его Шарм уже не действовал.