Застенец

Глава 24

– Мне ко второму уроку, – ответил я на автомате, но крепкие пальцы вцепились в плечо, вырывая из страны грез в действительность.

Будочник навис надо мной с обезумевшим от гнева лицом. Будто я съел последнюю шоколадку или наступил ему на башмак грязной подошвой. В общем, совершил нечто страшное и непоправимое.

– Лицеист ни дня прожить не может без подвигов, – не шептал, а грозно шипел Будочник, обдавая меня запахом крепких сигарет. – Влезает в неприятности, как похотливый мужик в домик вдовы.

– Можно подумать я специально, – сон наконец умчался прочь, как бешеный кьярд. Я сел на кровати и протер глаза.

– Вставай, лицеист, буду учить, – сказал Будочник уже спокойнее. – Учить уму-разуму. Станешь умненький-разумненький.

– Что, попытаетесь снова убить? – спросил я, ступая на холодный пол.

– Зачем? Ты с этим неплохо справляешься сам. Я хочу поговорить, лицеист. Болтать, языками чесать.

Он сел на свое законное место в кресло напротив кровати, положил ногу на ногу и закурил сигарету.

– Если вам не трудно, – подал я стакан с водой, который оставлял мне на ночь Илларион. – Слуга очень ругается по поводу ковра.

Будочник чуть заметно улыбнулся, выплеснул на пол воду из стакана и стал стряхивать в него пепел. Так мы сидели минут пять, за которые мой ночной гость выкурил три сигареты одну за другой, даже не пытаясь начать свое обучение.

– Так о чем говорить будем? – не выдержал наконец я.

– О даре, лицеист, – ответил Будочник. – Тебе не интересно, почему ты с легкостью можешь создавать высокоранговые заклинания, но после валишься с ног, как пьяный кавалерист после борделя?

– Очень интересно, – ответил я вполне серьезно.

– Каждый маг – лишь сосуд для дара. Ты – хороший сосуд. Крепкий, здорово сложен, сила может циркулировать внутри тебя вольготно. Думаю, ты без особого труда способен сотворить Невидимость или даже Бездну. Вот только потом, скорее всего, умрешь.

Он рассмеялся, будто очень удачно пошутил. Мне, признаться, было не так весело.

– Ты красивое яблоко. Блестишь на солнце. Тебя так и хочется надкусить. Золотое яблочко на голубой тарелочке. Но ты червивое яблоко. Невкусное. Такое ешь и сразу выплевываешь. Понимаешь?

Если честно, я ни фига не понимал. И ночное время суток на умственные способности влияло не самым положительным образом. Вот только мой недоумевающий вид развеселил Будочника еще больше.

– Мальчик без отца и матери. Внутри тебя чудовищная пустота, в которую, как в песок уходит сила, стоит открыть кран. Фьють… и ты пустой.

– И как заполнить эту пустоту? – поежился я.

– Два варианта, – в доказательство своих слов Будочник показал пару пальцев. – Но главное, не закрываться. Страдать. Ты такой, какой ты есть. Прими это, лицеист. Не пытайся доказывать всем, что ты такой же, как они. Ты другой. Израненный несчастный мальчишка, который тычется, как слепой кутенок в поисках любви, – произнеся последнее слово, Будочник внезапно вздрогнул. – Любовь, любовь, амур. Только она способна сделать тебя сильным магом.

Признаться, чем дальше заходил наш разговор, тем меньше он мне нравился. Раздражение все больше накапливалось. А Будочник и не думал замолкать.

– Тебе надо научиться любить мир в себе, лицеист, а не себя в мире. И еще кое-что, – усмехнулся он. – Надо решить, кому именно ты принадлежишь. Застенью или нашей умирающей Империи. Нельзя сидеть на двух стульях. Сомнения будут тебя истощать. Делать слабее. Нельзя топтаться на месте, нельзя, лицеист.

– А вы, что ли, цельный маг?! – взорвался наконец я. – Вы кого-то любите? Вы один и никому не нужны!

– Молодец, лицеист, молодец. Это второй вариант, который я бы тебе не советовал использовать. Ненависть такой же инструмент, как и любовь. Ненависть может сделать тебя сильнее. Но с помощью нее ты не станешь могущественным. Лишь одним из многочисленных магов, толкающихся на пути к власти.

– Вы просто пытаетесь реализоваться за мой счет, так? – гнев бушевал во мне. – Доказать, что проблема была не в вас! Я знаю про Тульский эксперимент. И знаю, кто его устроил.

Будочник изменился в лице. Он побледнел, а его запавшие глаза будто погасли окончательно. И реакция не заставила себя ждать.

– А теперь колдуй! – неожиданно закричал он. – Сотвори мне Взор!

На мгновение я опешил. Легко сказать, сотвори Взор. Заклинание второго ранга, способное заглянуть в душу любого. Узнать всю подноготную о человеке.

– Сотвори! – закричал Будочник, сверля меня сумасшедшим взглядом.

Сердце забилось часто, как неисправный метроном. Грудь обжигала безумная злоба и обида на этого человека. Хотелось накинуться на него подобно хищному зверю. Но вместо того я стал спешно формировать заклинание. Набрасывать на него кованные элементы, создавая нужный образ. И передавать силу.

И тогда… Тогда я увидел совсем другого Будочника. Словно луковицу, состоящую из десятков аур. Уставшего от жизни человека, незлобивого, одинокого. Он тщетно искал себя в этом мире и не мог найти. Так было прежде. Пока в его дверь не постучался глупый и молодой маг. И тогда все перевернулось. Давно остановленные шестеренки вновь задвигались, заскрипели. На увядшем дереве в забытом и заросшем сорной травой саду распустились белые цветы. Я давал ему силу. Не только ту, что подарил совсем недавно. Я давал ему силу жить. И пока жил я, жил и он.

Теперь все встало на свои места. Будочник не злился на просчеты или ошибки. Он боялся за меня больше, чем я сам. Я стал для него источником того, чего учитель не смог добиться сам. Он… любил меня, как сына, которого у него никогда не было и не будет.

Я не думал, что Взор окажется таким сложным и тяжелым заклинанием. Не для сотворения. А для осознания. Грудь сдавило невидимой железной полосой, воздуха не доставало.

– Тише, тише, лицеист. Не спеши, – услышал я знакомый голос. – А теперь вспомни тетю, вспомни все лучшее, что было связано с ней. Вспомни футбол, вспомни своих друзей. Это даст силы.

В голове промелькнуло множество разрозненных картинок. Будто смотришь остросюжетный фильм на перемотке. Но это действительно помогло. Я почувствовал, как сила изменила свой ток. Стала более тягучей, мягкой, уже не такой неуправляемой.

– Теперь разрушай форму! Немедленно!

Лишний раз меня уговаривать не пришлось. Я скинул Взор и все вернулось на круги своя. Знакомая комната, напряженный Будочник, который подался вперед, казавшаяся так далеко кровать.

– Садись, – разрешил мне наставник. – Садись, лицеист, отдохни. Я расскажу тебе немного о силе, которая питает твой дар. Можно работать с ненавистью. Можно, только придется постоянно подпитываться ею. Находить новые источники. И в конечном итоге сила навсегда изменит тебя. Превратит в очередного Превосходительство, который пойдет по головам для достижения своей цели.

Он вытащил сигарету и пальцем прикурил ее.

– Можно работать с любовью. И ее придется постоянно подпитывать. Этот путь маги не любят. Он сложнее и все почему-то считают, что любовь делает тебя рыхлым, как дрожжевое тесто. Вкусное тесто, пышные пирожки. Любишь пирожки, лицеист? Все любят.

Будочник рассмеялся, как всегда довольный своей шуткой. Стендапер, мать его.

– Посели любовь внутри, чтобы не обращаться к ней каждый раз, когда нуждаешься в этом. И силы будут расти, как молодое дерево. Большое дерево, тысячи веток, миллионы листьев.

Ночной гость затянулся, выпуская кольца дыма.

– Можно комбинировать. И сойти с ума. О, это очень легко. Прям-трям, сошел с ума, до свидания. Будьте добры, следующего. Как поступить, решать только тебе. В тебе много и того, и другого. Ты не озлобился из-за судьбы. Но жизнь сделала тебя жестким.

Он поднялся на ноги, бросив окурок в стакан. Видимо, на сегодня урок был закончен.

– В Туле я совершил ошибку. Был слишком требователен к себе, слишком требователен к другим. Пер напролом. А они оказались не готовы. Мои бедные лютики оказались не готовы, – в глазах Будочника что-то сверкнуло. Слезы? – Ты другой. Ты готов. Только не знаешь, куда повернуть. Решай, лицеист.

– Постойте, почему я? Почему вы выбрали меня?

– А почему бы и нет, лицеист? В жизни каждого есть такой человек, для которого ты целый мир. Просто не всегда ты его встречаешь, лицеист. Мне повезло. Еще вопросы? Ты настолько боишься тишины. Так?

Если честно, мне действительно хотелось спросить. Нечто невероятно личное. Но слова застряли в горле. Поэтому, как каждый трусливый человек, опасавшийся своих чувств, я произнес совсем другое.

– Как вы создаете огонь, чтобы прикуривать сигарету? Это не ковка и не плетение.

– Техник также много, как птиц в Тюремном саду1. Но всем проще говорить, что существуют лишь синицы и воробьи. Чик-чирик, чик-чирик.

– Вы можете научить этому?

– Когда посчитаю нужным, лицеист.

И ушел, оставив меня сидящим в прострации. Признаться, это был самый короткий, насыщенный и невероятно сложный урок в моей жизни. Вот как жить после всего увиденного?

Внезапная догадка пронзила меня, как клык кьярда. Будочник так много мог знать обо мне только в одном случае – если бы сам применил ко мне Взор. Возможно ли это? Вроде как его дара всего-ничего. Вот и Пал Палыч подобное заявлял. Чем дальше, тем страньше.

Что удивительно, несмотря на переживания, заснул я без особых напрягов. Не отрубился, как обычно, а именно что заснул. А утром проснулся. Вот ведь невидаль. Не через три дня, а на следующий. И даже самостоятельно поднялся с кровати.

Хотя бесследно сотворение заклинания второго ранга не прошло. Тело болело, словно его били целую неделю здоровенными палками. Ну да, я напоминал себе обычного человека, которому дали суперспособность. К примеру, ускорение в десять раз. Чисто технически, он может пробежать на порядок быстрее себя прошлого. Вот только связки, мышцы и сухожилия к этому приспособлены не будут. И разлетятся к чертовой матери. Примерно подобное и произошло.

После нехитрого завтрака (мой наказ по экономии средств Илларион послушно, хоть и без особого энтузиазма исполнял) я в мундире с новенькими погонами отправился в лицей. С грациозностью старика, который собрался в могилу, но его зачем-то вытащили на светский раут. И конечно же, по иронии судьбы, первые два урока нам заменили. На место Изюмина пришел Казаков.

– Живо переодевайтесь в спортивную форму. Сначала бег, а потом строевая.

Говорил это, а сам не сводил с меня плотоядного взгляда. Мол, сейчас я на тебе отыграюсь. Сволочь.

Причем, подумал я это все беззлобно, скорее с легкой констатацией факта. Вроде, чего только не бывает.

Наша спортивная форма напоминала растянутые домашние штаны и какие-то странные то ли легкие свитеры, то ли лонгсливы. Понятно, что с поправкой на местную моду. Вместо привычных кроссовок или кед – черные кожаные ботинки, вообще не напоминающие спортивную обувь. Но, к слову, если бы не большой вес, в них и бегать было бы удобно.

– Десять кругов для начала, господа… – со счастливым лицом произнес Казаков. Чуть подумал, а после добавил. – И дамы. Постарайтесь не растягиваться, иначе получите штрафной круг.

– Мерзкий старикашка, – пыхтел Горчаков, которому все физические упражнения давались с большим трудом. – Зачем нам все это?