Дедские игры в двух измерениях

- Ты такого певца знаешь?

Я пожал плечами.

- А может быть композитор? – сказал Никита. Возражать никто не рвался и наш поэт уже увереннее добавил:

- Логично, что композитор. Как на пластинках и в программках пишут- «слова и музыка»…

- Ты про такого композитора слышал? – поинтересовался я.

- Я? Нет.

Этот вопрос ткнул нас в самое болезненное место. В память. Никита невесело усмехнулся.

- Я теперь много чего не знаю. Но ведь не просто так твой дед такое написал? Что-то он имел в виду?

- «Что имею, то и введу…» - пробормотал я. - А ведь это можно узнать!

- Ну?

Я не стал разочаровывать друзей.

- Только придется походить. Надо просто пройтись по магазинам и поспрашивать пластинки этого самого Ротару. Фамилия-то редкая.

- И явно не русская, – оживился Сергей. - Иностранец. Румын какой-то?

На счет фамилии он точно был прав. Я об этом не подумал.

- Может быть и румын. Во всяком случае, если ему приходилось с таким поэтом сотрудничать, и такие песни сочинять, то наверняка, мужик талантливый.

Сергей черпанул горстью песок из песочницы и начал струйкой пересыпать его из ладони в ладонь.

- А какие это «такие» ты что уже и музыку знаешь?

- Нет, конечно. Есть только аккорды. Только вот логику никто не отменял.

- Это ты к чему?

Он ссыпал песок обратно в песочницу.

- Но ведь деды отчего-то её отметили? – ответил я вопросом на вопрос. -Значит, есть в песне потенциал.

Никита задумался.

- Верно. Надо будет попытаться соединить тот бубнёж, что мой дед на пленке записал с этими аккордами. Может быть что-то и получится…

Я не возражал.

- Я попробовал играть что-то лирическое, но ничего путного не получилось. Я по-всякому пробовал, но больше всего на эти аккорды ложится ритм марша или строевой песни.

Друзья посмотрели на меня... странно.

- Марши мы еще не писали…

Никита вздохнул и неуверенно добавил.

- Значит, критики скажут, что мы открылись этой песни с новой неизвестной им стороны.

- Ну почему не писали? - возразил я - А про Ленина? Это ведь тоже, считай комсомольский марш. Так что критикам придется писать о том, как плодотворно и успешно мы развиваем направлением комсомольской песни.

Спорить никто не стал, но ситуация с это песней понятнее не стала.

- Давайте с другой стороны зайдем. – предложил Кузнецов. -Что за поэт Рождественский мы знаем. А вот кто такой композитор Ротару?

Никита ткнул пальцем в листок.

- С. Ротару. Какое имя может быть на «С»?

- Саша?

- Был бы Саша, то написали бы «А». Александр.

- Тогда Семен?

- Семен и Рождественский? – Никита кисло улыбнулся. - Нет. Не верю!

- Нашелся Станиславский!

Сергей тоже не поверил в Семена.

- С такими именами только под гармошку частушки петь, а тут все-таки серьезная музыка. Скорее всего, Сергей. Или Станислав...

- Да уж не Самуил…

- А почему не Самуил?

Спор потихоньку перетекал в препирательство.

- Да что мы гадаем? – остановил его Никита. – Включаем мозги. Такой поэт как Рождественский абы с кем сотрудничать не будет. Наверняка этот самый Ротару уже сейчас как-нибудь себя проявил, а к 1978 году станет настолько высоко летать, что ему такую песню доверят сочинить.

- Такую?

- Конечно такую. Деды плохого не посоветуют!

- Деды, оно, конечно, деды,- с сомнением протянул Сергей. - Но марш?

Никита повернулся ему, ткнул в бок.

- А хотя бы и марш! Повторюсь. Они нам плохого не посоветуют и плохому не научат.

Он решительно поднялся.

- Пошли в «Культтовары». Посмотрим, нет там его пластинок.

- Не сразу,- остановил я порыв поэта. - Давайте через библиотеку. Тем более тут все рядом.

Библиотека действительно находилась в соседском дворе.

- Всяко-разно сборник такого поэта как Рождественский там наверняка есть. Слова узнаем, а уж потом в магазин.

Так оно и оказалось. Пролистав поэтический сборник, мы наши и стихотворение. Даже по внешнему виду стало ясно, что это не вальс… Мы смотрели, и строчки выглядели как ступени, по которым должен был скакать читатель, а в нашей ситуации и слушатель.

- Я,

- Ты,

- Он,

- Она.

- Вместе.

- Целая страна…

Стихи были с социальным, а может быть и политическим подтекстом. Прочитав стихотворение до самого конца, Никита озабоченно сказал:

- Тут явный Кобзон просвечивается. Прямо–таки во все щели лезет. Или хор Александрова.

Я тоже читал, но у меня военный хор как-то к тексту не привязывался. Мирные слова были. Потому я с Никитой не согласился.

- Наверное, все-таки Кобзон. Это хоть и марш, но какой-то миролюбивый. Или...

Я задумался.

- Или детский хор. Вон слова-то какие: про радугу, про тропинку в тайге...

Спорить он не стал, а выразительно вздохнув, достал заготовленный блокнот и начал переписывать слова.

- Значит, придется беспокоить Иосифа Давидовича.

Я остановил полет фантазии.

- Погоди еще. Текст есть, а музыки-то нет. Так что сидим на попе ровно.

Сергей, заглядывавший через Никитино плечо, беззвучно шевелил губами, читая печатные строки.

- Это, скорее всего не марш, а какая-то революционная речёвка. Ну как у Маяковского… Неужели не чувствуете?

- Неужто рэп? – удивился Никита.

- Типа того…

Серёга, как барабанщик тонко ощущал заложенный в стихах ритм, и к нему следовало прислушаться. В моей голове уже крутились варианты мелодии, которые я пробовал воссоздать по аккордам, как палеонтолог целого динозавра по его костям и вроде бы что-то началось прорисовываться. Марш- не марш, но что-то энергичное.

- Может быть ты и прав….

Никита закрыл блокнот.

- Ладно. С этим понятно. Теперь в магазин.

А в магазине нас ждал сюрприз…

- Вот вам и Сергей,- сказал Сергей, вертя в руках маленькую пластинку.

- И Самуил…

Никита смотрел на жизнь хоть и шире, но конкретнее.

- Вот вам и мужик… К тому же не румын, а румынка.

Я обратился к продавщице.

- А что это за девушка? Иностранка?

Девушка улыбнулась.

- Нет. Наша, советская… Из Молдавии.

Сергей попросил её поставить, и мы несколько секунд слушали молодой, красивый, сильный голос.

- А неплохо… Потом она, скорее всего, еще лучше петь стала, потому и дедам наверняка больше известна.

Пластинку мы купили- шестьдесят копеек не деньги - и пошли к дому. Разговор все время вертелся около новой песни. Друзья прикидывая, что будет лучше: не корежить историю музыки и поискать выходы на Ротару или всё-таки предложить песню Кобзону или Пугачевой.

Пока они спорили, я все крутил в голове слова, прикидывая какой в итоге должна получиться песня и думал, о композиторе, у которого мы музыку позаимствуем. Надеюсь у него не одна такая…

Доводы друзей друг на друга не действовали, и я решил поработать третейским судьёй, пока они не переругались.

- Давайте, чтоб не биться лбом в стену, будем выбирать между Кобзоном и Пугачевой. Эти-то в нас верят, и их не придётся убеждать в том, что песня будет хорошей.

Ребята отмахнулись. Им было интересно спорить друг с другом.

- Да хватит вам! Как дети малые… Песни еще нет! Нам её еще сочинить нужно,- напомнил я.

Улица вокруг нас была полна звуками. Ехали машины, говорили люди, чирикали птицы. Отодвигая эти звуки в сторону, заглушая их, обрушались звуки стойки. Мы шли мимо строительной площадки. Там что-то взрезывало, трещало, ухало, но весь этот звуковой вал перебивал ритмичный грохот. Где-то за забором строительный копёр вбивал в землю бетонные сваи. Бум, бум, бум… Этот ритм… Это было то, что нужно!

Я встал. Ребята, продолжавшие спорить, уперлись в мою спину.

- Что?

Я тряхнул головой и начал читать стихи. «Я, ты, он, она…» На каждый удар копра, готовившего фундамент для нового дома, накладывались слова из стихотворения. Удар- слово, еще удар – новое слово…

- Вот оно! Это основной ритм!

Сергей постучал ступней по асфальту, ловя ритм, кивнул. Перебивая звук копра, пулеметной очередью протрещал отбойный молоток. Серёга застучал чаще… Никита наступил ему на ногу.

- А вот это слишком… С таким ритмом песен о Родине не бывает. Это же рок-н-рол!