Смута. Том 1

Петя выдохнул и вытер пот со лба.

– Идёмте скорее. Сейчас ещё мама явится…

Он привёл их в роскошную библиотеку, где в эркере стоял самый настоящий телескоп, и, вновь не удержавшись, схватил их с Игорем за руки.

– Господи! Это вы, вы настоящие! Глазам своим не верю!

– Это мы, Петя.

– Но как?..

Юлька с Игорьком переглянулись и принялись рассказывать.

Вскоре, однако, и впрямь явилась мама Пети – дама бледная, словно измождённая какой-то болезнью. Тоже подивилась платью Юльки, выслушала версию с карнавалом, но, в отличие от тёти Арабеллы, принялась расспрашивать – где Игорь с Юлей живут, где учатся, кто их родители, как познакомились с Петей и почему он, Петя, ничего о них не рассказывал?

Тут взмокли все трое. Петя умоляюще воззрился на них, и Игорёк, хоть и весь в поту, не подвёл. С ходу выдал двадцатичетырёхсложное название какой-то гимназии, родители, сказал он, в отъезде, он живёт с бабушкой и дедушкой – институтским профессором. Тут же надо просто говорить с как можно более уверенным видом, сообразила Юлька, если уж врать, так без тени сомнений. Конечно, она не могла назвать ни Смольный институт, ни Павловский – там учились многие из высшего общества и – если верить Чарской – все друг друга знали.

– А я дома учусь, – решилась она. – Вот дедушка Игоря учит. Многому.

А затем, по счастью, её спросили про книги, какие она любит, и Юлька выдала горячую тираду про «Княжну Джаваху», «Другую Нину», «Записки маленькой гимназистки» и другое, что успела прочесть за лето.

Петина мама оживилась.

– Вот и я госпожу Чарскую тоже люблю! Арабелла надо мной смеется, дескать, «несерьёзные книжки», и всё поэтов своих подсовывает. А мне они не нравятся!..

После этого дело пошло легче, к тому же вскоре явилась горничная Ариша, сообщить, что «кушать подано».

Таких обедов Юлька не видела даже в кино. У неё просто не нашлось бы достаточно слов, ибо три четверти кушаний она просто не смогла бы назвать. Ну кроме самого общего – «суп», «жаркое» и так далее.

А после десерта, на который подали вкуснейший торт с персиками, Петя Ниткин стремительно вскочил.

– Мама, тётя, мне же в корпус надо!..

– Так рано? Погоди, дядя Серёжа приедет, отвезёт…

– Нет-нет, мама, лучше сейчас! И Игоря с Юлей провожу!

…Пока никто не видел, Петя выгреб деньги из ящика своего бюро. И кинулся к друзьям.

– Куда мы теперь? – Они все трое оказались на улице. Игорь с Юлькой уставились на Ниткина – ясно же, что какой-то план у него имелся.

– В корпус, – без тени сомнения бросил Петя, только что вручивший дворнику двугривенный. – Там Ирина Ивановна, там Константин Сергеевич. Они помогут.

Разумно, подумала Юлька. Куда им деваться, да ещё в таких нарядах? Без копейки денег и крыши над головой?

Петя же Ниткин, несмотря на смешные круглые очки и изрядный животик, от которого его не избавили даже суровые корпусные занятия на полосе препятствий, оказавшись вне надзора мамы с тётей Арабеллой, действовал смело и решительно. Остановил извозчика, повелительным тоном велел ехать на Балтийский вокзал.

…До Гатчино добрались, когда уже начинался вечер. Петя повёл их кружным путём, уверенно отыскав разведённые прутья массивной и высокой решётки, окружавшей корпус.

– Сюда. Дай Бог, никому из начальства на глаза не попадёмся!..

Им повезло. Они добрались до флигеля, где квартировали учителя, не встретив не только никого из начальства, но и из других кадет, – воскресенье, вечер, все возвращались из отпусков, из Петербурга, многие уже освоились в Гатчино, обросли приятелями, гостили в семьях друзей.

Петя отчаянно затарабанил в дверь с табличкой «И. И. Шульцъ, коллежскiй секретарь».

– Матрёна, Матрёна Ильинична! – кинулся Петя к открывшей им дверь молодой крепкой женщине в длинном платье и переднике. – Ирина Ивановна у себя?

– Боже мой, Пётр, что случилось?

Ирина Ивановна Шульц как по волшебству выросла у Матрёны за спиной. Увидела Игоря с Юлькой – и зажала себе ладонью рот. Зажмурилась на миг, а потом сказала, ровно и очень спокойно:

– Заходите, дорогие мои. Матрёша, милая, давай на стол соберём чего ни есть.

– У меня-то, Ирина Иванна, – и только «чего ни есть»? – возмутилась Матрёна. – Да я, если надо, роту накормлю!

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь, не сердись, – улыбнулась Ирина Ивановна, и Матрёна тотчас растаяла.

– Это вот этих-то двоих накормить? Да чего их кормить, худющие, аки щепки! Вот Пётр Николаич-то – другое дело! Его одно удовольствие кормить! Сразу видно, не пропадает кормёжка-то! Сейчас, сейчас соберу… – Она направилась вглубь дома, продолжая рассуждать вслух: – Пироги, дело понятное… лапшу домашнюю…

…«Чего ни есть» у Матрёны оказалось ветчиной, цыпленком жареным, пирогами с капустой и грибами (не считая упомянутой лапши). Поставила всё это, разожгла самовар. Жалостливо вздохнула над Юлькой (видать, переживая за её худобу) и накинула ей на плечи теплейший пуховый платок. Несмотря на недавний обед дома у Пети, Юлька вдруг поняла, что ужасно хочет есть. Наверное, это переносы между потоками так подействовали.

Ирина Ивановна быстро обняла и Игоря, и Юльку, перекрестилась сама, перекрестила их.

– Слава Богу, обошлось всё! Добрались! Ну, рассказывайте!

Пришлось повторить всю историю, поведанную Пете Ниткину.

Ирина Ивановна выслушала, не перебивая, кивнула:

– Да, всё верно. Нас всех и впрямь вынесло обратно, в наш поток, почти в то же самое время. Но, получается, вас сюда не посылали?

– Нет, – покачал головой Игорёк. – Это вот Юлька у нас такая… талантливая оказалась.

– Я не виновата! Я не хотела! Это всё случайно!

– Всё к лучшему, – успокоила их Ирина Ивановна. – Мы вернулись от вас к себе. Значит, и вы вернётесь. Конечно, если я правильно помню объяснения уважаемого профессора, нам было легче – мы сперва оказались заброшены как бы «вверх по течению», нас несло ходом времени обратно. С вами может оказаться посложнее.

У Юльки похолодела спина.

– Но, так или иначе, давайте думать, как сейчас действовать станем. – Ирина Ивановна хлопнула в ладоши, словно перенастраиваясь на деловой лад. – Сколько вам тут предстоит провести – неведомо. Может, день, а может, месяц.

– А… а сколько вы пробыли… ну, там, куда вас дед отправил?

– Вот не знаю, Игорь, дорогой, – вздохнула Ирина Ивановна. – Поверите ли, нет, но память отшибло начисто. Ничего не осталось. Миг – мы были там, вместе с вами, а потом тьма – и мы в подвале корпуса, вокруг идёт бой, у Феди Солонова прострелено плечо, но отнюдь не в нашем потоке, нет, пока мы ещё пребывали в вашем 1917-м. Пистолеты у нас с Константином Сергеевичем были как после долгой стрельбы, все в нагаре. Но – хватит о нас. Потом обсудим, потому что тут весёлых дел тоже хватало. Куда же вас поместить-то, двоих… Матрёна! Матрёша, милая, будь так добра, добеги до Константина Сергеевича, скажи, пусть срочно сюда идёт.

– Да уж добегу, не сомневайтесь, барышня. Коль нужно будет, хворостиной пригоню! От меня никуда не денется!

И точно – подполковник Аристов примчался быстрее ветра. Охнул при виде гостей, ахнул, тоже обнял их обоих.

– Чудны дела твои, Господи, – только и смог сказать.

…Судили и рядили долго. Пока приговорили – Юльке с Игорьком оставаться у Ирины Ивановны. Корпусному начальству сказать – мол, дальние родственники, сироты. Петя Ниткин пообещал, что завтра же приведёт и Федю Солонова. «Потому что тут такое назревает… с эсдеками этими…» Матрёне было велено помалкивать, а ежели спросят – отвечать то же, что для остальных, мол, приехала к барышне младшая родня, брат с сестрой, седьмая вода на киселе.

– Не извольте беспокоиться, барышня Ирина Иванна, – сурово ответила Матрёна, проникнувшись, надо понимать, серьёзностью момента. – У меня язык на замке, не как у баб базарных – поганое помело. Давайте-ка я покаместь ширму поставлю… сообразим, как гостей класть-размещать.

Они улеглись поневоле поздно. Юля за ширмой, на узком диванчике, Игорёк на диване пошире возле окна. Бесшумно ступая, пришёл огромный котище – Михаил Тимофеевич, принюхался, а потом вдруг запрыгнул к Юльке на постель, принялся топтать передними лапами. Потоптал, потоптал, а потом устроился рядом, словно говоря – не бойся, я с тобой.

…И, как ни странно, пережив в этот день фантастические, невероятные приключения, оказавшись под чужим небом и в чужом мире, заснула Юлька мгновенно, едва голова её коснулась подушки.