Сандро из Тифлиса. Соправитель

* * *

Москва. Кремль

17 декабря 1887 года

ЕИВ Михаил Николаевич

— Милейший Вячеслав Авксентьевич, — я говорил намеренно назидательно, но при этом не забывая улыбаться, дабы не испортить сеанс психотерапии, — мы же с вами не в сенате и не в заседании в Департаменте Герольдии. Что это вас на официальщину потянуло? Так вы можете и до полного моего титула дойти, а там десятки слов, боюсь тогда мы до ночи не доберемся до сути. Вдохните, затем медленно выдохните и лишь затем, преступайте к повествованию.

Профессор совершенно не ожидавший попадания в роль пациента, попробовал выполнить эти манипуляции и явно успокоившись поинтересовался:

— А вы, Михаил Николаевич, не желаете заняться медициной? У вас явно есть задатки, столь необходимые врачу. Право слово, мне помогло. Мне нужна помощь, которую можете оказать только вы, как Государь и Император Всероссийский, чьё слово имеет силу закона, но сразу скажу, речь не в деньгах, поверьте мне, я в них не нуждаюсь. Дело в моём желание заключить брак с любимой женщиной, но присутствует непреодолимое для меня препятствие.

В моей голове еще были свежи воспоминания об аналогичной проблеме, коя была у отца-создателя легендарной трёхлинейки Мосина, но там потребовались именно деньги, дабы буквально выкупить свободу своей любимой женщины у некого Николая Владимировича Арсеньева, гулёны и повесы, а по совместительству недостойного воспитанника графа Льва Николая Николаевича Толстого. Как видно, великий писатель оказался никуда не годным воспитателем, ибо сей выходец из дворянства Тульской губернии и некогда богатый помещик, скатился до банкротства, а посему, оценил развод с супругой в пятьдесят тысяч рублей. У этого негодяя и проходимца, губа была не дура, ибо такая сумма составляла жалованье министра почти за три года. Мосина выручила премия, полученная за его винтовку, а я, в краткий срок получив для армии отменное оружие, приказал не скупиться при её начислении. Правда, каюсь, при подписании соответствующей бумаги я очень жалел, но не денег, а того что в этой ситуации я не мог поступить по примеру своих августейших предшественников, носивших прозвища соответственно Грозный и Великий. Руки таки чесались направить сего вымогателя на сеанс мануальной терапии, сиречь на дыбу или же устроить ему одновременное удаление геморроя, аппендицита и гланд, путём посадки на кол. В общем, как высказался по аналогичному случаю Александр Сергеевич: «Мечты, мечты! где ваша сладость?».

А кроме того, не стоит марать репутацию просвещённого монарха, убеждённого сторонника гуманизма, равенства прав и возможностей. Получил этот негоциант, недоделанный свои тысячи, но не впрок они ему пошли, ой не впрок. Азартен был сей «Парамоша», то бишь Николя и неосторожен. Вот и высунулся в окошко вагонное на ночь глядя, подышать свежим воздухом, да и вывалился наружу. Как говорят по сему случаю в Турции: кысмет. А то, что спустя месяц в несколько детских приютов поступили изрядные пожертвования, от имени неких: Э. Рязанова и Ю. Деточкина, так это всего лишь совпадение и ничего более. Но какие же затруднения у моего уважаемого медикуса, если ему не нужны деньги? Что за проблемы, которые не может помочь разрешить его старший брат, коей по удачному совпадению весьма прочно занимает одновременно два стула, пардон: кресла, как министр юстиции и одновременно генерал-прокурор Правительствующего сената? Понятно, что эти воспоминания и рассуждения, промелькнули у меня в голове практически мгновенно и поняв, что для выводов очень мало информации, я достал из сейфа один из блокнотов, куда записывал информацию, кою следовало отнести к разряду конфиденциальной или ДСП и предложил профессору продолжить свой рассказ, а точнее исповедь.

— И так, Михаил Николаевич, я, к превеликому сожалению, женат, хотя моя официальная супруга, Мария Михайловна, почти десять лет, как прервала со мной все отношения и более того, — на этом месте Вячеслав Авксентьевич на мгновение запнулся, но сумев перебороть эмоции, продолжил — Она ушла к князю Тарханову…

А князь то у нас, мужик многогранный, — думал я, слушая монолог профессора и одновременно фиксируя в блокноте факты, даты, имена. Значит ему времени не только на науку хватает, а еще и по чужим бабам-с пробежаться. Ладно, нужно будет его загрузить по самое не могу. Кардиограф он быстро склепал и решил, что свободен и можно заниматься амурными делами? Ничего, голубок, а мы-то крылышки тебе подрежем. Сандро что-то говорил об его работах по исследованию кожно-гальванической реакции, а это прямой путь к созданию детектора лжи. Значицца так, берём этого джигита под белые рученьки и отправляем его… нет, не в каземат, а для начала — в новую лабораторию. А в компанию с ним господ Попова и Ижевского. И пока это трио не сваяет прибор для измерения кожно-гальванической реакции на вопросы следователя я с них не слезу. Нечего дарить эту славу всяким швейцарцам. Хватит с них банков, часов, сыра и шоколада. Но что же делать с этой беглой женушкой? Не под караулом же её возвращать супругу? Поручил Мезенцеву собрать информацию, апосле пришлось задуматься.

Всё оказалось значительно проще и, одновременно сложнее. Эта мадам была еще той штучкой со сложной натурой. Когда Князю надоело общение с образованной и чрезмерно умной дамой с замашками синего чулка, она отправилась в свободное плавание и полностью отдалась научным исследованиям, но при этом категорически отказалась дать своему законному мужу развод. А учитывая, что все браки освящались церковью, то разорвать эти оковы даже при взаимном согласии сторон было не так просто.

Помнится, даже светилу отечественной науки, Дмитрию свет Ивановичу Менделееву сие «удовольствие» стоило досрочного появления немало седых волос и один Бог знает каких усилий и затрат. Единственное, что мне было известно, так то, что только на заключительном этапе это обошлось в круглую сумму в десять тысяч рублей, что пошли на подкуп нет, не президента, а батюшки. Получив на руки толстую пачку ассигнаций священник Адмиралтейской церкви Куткевич согласился, задолго до окончания шестилетнего срока покаяния, обвенчать великого ученого и по совместительству нештатного сотрудника разведки Генерального штаба Российской империи с любимой девушкой, которая уже была в положении, категорически требующем легализации их отношений. Правда, сие действие стоило отзывчивому служителю церкви лишения сана, но полученная сумма с лихвой компенсировала ему все моральные и материальные потери.

Но вернемся к нашим баранам, простите, профессорской элите. Оказывается, что он, погоревав чуток по неверной и ветреной супруге нашел утешение и взаимную любовь с очаровательной блондинкой Катенькой Достоевской. Услышав эту фамилию, я как каждый нормальный человек, закончивший школу в СССР, который находился в своём зените, мгновенно припомнил старушку-ростовщицу, помешанного студента, топор и, разумеется, знаменитую фразу Порфирия Петровича: «да вы убили, Родион Романыч! Вы и убили-с…». Для полноты счастья, Екатерина Михайловной оказалась племянницей великого писателя и, одновременно жертвой беспощадной травли со стороны по-фарисейски «порядочных» особ, к которым примкнул и её дядюшка. «Падшая женщина» это был, пожалуй, самый безобидный эпитет, коим просвещённая интеллигенция, составляющих, по их собственному устойчивому убеждению, «соль земли Русской» награждала несчастную. А мадам Мария Михайловна Манассеина испытывала искреннее удовольствие лишая своего брошенного ей же официального мужа возможности узаконить отношения с любимой и заткнуть рты хулителям и обличителям.

Кстати, именно на этом месте повествования, я вновь был не просто изрядно удивлён, но просто шокирован. Оказывается, девичья фамилия этой, несомненно, талантливой ученой, но при этом не менее эгоистичной особы: Коркунова и она родная сестра Николая Михайловича Коркунова, который в данный момент усиленно трудится над разработкой юридически аргументированного проекта введения в России института соправления царствующего Императора и Цесаревича. А дальше всплыли факты об её активных контактах с революционными кружками и я вспомнил, что в ТОЙ реальности, она, разведясь с законным супругом, оказалась в браке с неким борцом с тиранией Иваном Васильевичем Понятовским. Впрочем, горячая любовь, мгновенно сменилась безразличием, лишь только стоило муженьку отправится в ссылку. Будучи образованной и рассудительной дамой, Мария Михайловна решила не уподобляться жёнам декабристов и остаться дома. Как супруга ссыльнокаторжного она имела право получить развод, что она не преминула сделать и освободившись от семейных уз со всей страстью отдалась служению науке и мгновенно трансформировалась в искреннюю сторонницу монархии. Но вот, был ли её разрыв революционным движением искренним поступком или лишь искусным манёвром во имя самосохранения, это еще предстояло разобраться, если, конечно же, госпожа Манассеина не одумается и пойдёт своей кривой дороженькой.

Загвоздка была в ином. Так уж сложилось, что в Российской Империи вопросы разрыва брака рассматривались, как правило духовными судами. Светская судебная ветвь власти могла вмешаться в двух случаях: совершения преступления против государства или исчезновения одного из супругов в «неизвестном направлении», но даже и тогда, исковое заявление попадало в Духовную консисторию. А в случае, отказа одной из сторон, проще было пойти на убийство и отбыв причитающийся по закону срок, выйти на свободу с чистой совестью и паспортом. Помнится, в прошлой жизни, ещё в СССР ходили всевозможные анекдоты о том, почему процент разводов в офицерских семьях самый низкий, по сравнению с другими профессиями. А ответ состоял в том, что на страже целостности «первичной ячейки советского общества» стоял политотдел и негодник, пытающийся её разрушить рисковал не только переездом в места с пониженной комфортностью проживания, но и лишением партбилета, а далее перспективой вылета в народное хозяйство. Но на фоне святых отцов из Духовной консистории, замполиты и начпо всех уровней выглядели как милые, добрейшие дедушки.

Воистину, от трагедии, до комедии один шаг. Супруги, единодушно решившие разойтись, вынужденно шли на обвинение одного из них в прелюбодеянии, ибо это был практически единственный вариант разбить опостылевшие цепи Гименея за относительно разумный срок и с приемлемыми затратами на подкуп свидетелей, очевидцев, альфонсов, дворников, городовых, соседей и пр. У меня всё время не доходили руки, дабы разгрести эти авгиевы конюшни, но кое-что я таки успел сделать. А именно подписал Именной Указ, коим разрешил своим подданным, которые по обоюдному согласию решили развестись, после получения письменного заключения об решении всех имущественных вопросов и обеспечении интересов как самих супругов, так и их несовершеннолетних детей обращаться с соответствующим прошением на высочайшее имя. Одновременно в Высочайшем повелении, адресованном Министру Внутренних дел, в словесной форме рекомендовал, распространить нормы вышеупомянутого Указа и на односторонние просьбы супругов, но лишь в том случае «если их деяния и труды весьма полезны интересам державе нашей». Вот, наш семейных медикус и уповает на слово государево. Ну что же, поспособствуем уважаемому профессору, но на всякий случай, возьму небольшую паузу, ибо следует поручить своим доверенным людям провести некоторый аудит, а говоря проще всё разнюхать. Да и заодно и намылить шею Сандро «за подачу непроверенной информации».