Роми. Хрупкая красота

Возвращение к реальности оказалось слишком болезненным. Но где найти убежище? Ведь ей в любом случае предстоит ехать в Германию, а там ее ждет встреча с соотечественниками, которой она так боялась.

И, как выясняется, боялась не зря. Демоны прошлого ожили снова. Немецкая пресса давно уже недолюбливает Роми. Когда-то артистке не смогли простить, что она, будучи в зените славы, покинула родину, и теперь ей мстят за это. Средства массовой информации указывают на нее как на единственную виновницу трагической гибели немецкого драматурга, оплевывают, клеймят позором. Вердикт немецкой прессы обжалованию не подлежит: если Гарри Майен покончил с собой, ответственность за это целиком лежит на Роми Шнайдер.

Как бы она ни оправдывалась, в Германии ей этого не простят никогда. Она уже притерпелась к нападкам родной прессы, особенно после того, как восемь лет назад, в 1971 году, позировала для обложки журнала «Штерн»: в номере от 6 июня она, наряду с еще 373 гражданками ФРГ, призналась, что делала аборт. Это был отклик немецких женщин на манифест, подписанный 343 француженками и опубликованный двумя месяцами ранее в журнале «Нувель обсерватер».

Материал в «Шпигеле» был инициирован немецкой феминисткой Алисой Швартцер. Молодая журналистка, находившаяся в тот момент на стажировке в Париже, рассчитывала таким образом распространить в ФРГ призыв об отмене уголовной ответственности за аборт, под которым поставили свою подпись многие известные личности – например, Катрин Денёв, Симона де Бовуар, Жанна Моро и Маргерит Дюра.

Присоединившись к этой акции, Роми воспользовалась своей известностью, чтобы открыто осудить царящие в обществе предрассудки и защитить право женщины распоряжаться своим телом. Но при этом она призналась, что нарушила статью 218 Уголовного кодекса ФРГ, за отмену которой выступала. И для немецких газет Сисси превратилась в «шлюху». За подпись под обращением на нее подали жалобу в суд Гамбурга.

Роми грозил судебный процесс и пятилетний тюремный срок либо крупный штраф. Но число женщин, подписавших обращение, было слишком велико, чтобы против каждой можно было начать уголовное преследование, и дело против Роми было прекращено.

Гамбург. Именно в этот город отправится она сегодня. Город, где свел счеты с жизнью отец ее сына. Искалеченный нацистским режимом человек, с которым она прожила восемь лет, ради которого отказалась от профессии. Соблазнитель, которого она страстно, самозабвенно любила. И которому сегодня собирается отдать последний долг.

Февраль 1980 года

Париж

Снимается сцена бала. Две сотни статистов готовы приступить к съемкам эпизода в зале отеля «Континенталь», которые режиссер подготавливал в течение нескольких часов. Не хватает только одной актрисы – Роми Шнайдер. Она в убежище, где можно укрыться и откуда ее не станут вытаскивать силой. Это ее гримерная. Место, где она проводит целые часы в одиночестве либо со своими помощниками, слушая музыку.

Это повторяется уже несколько дней: Роми внезапно покидает площадку и запирается в гримерной. Поводом может стать нечетко сформулированное указание режиссера или непонятное место в тексте роли: этого достаточно, чтобы она повернулась и ушла. Потому что Роми прощают всё. Ведь каждый подозревает, что за ее гневом скрывается страдание. Техники позволяют ей уйти; часто же спустя недолгое время она возвращается сама.

Из своей уютной норки она слышит, как возятся на площадке техники и осветители, но не выходит к ним. Она всегда боится начала съемок. Момента, когда ей придется раскрыться перед режиссером, который ее выбрал. Показать ему себя такой, как она есть. А вдруг он обнаружит обман? Поймет, что ошибся в выборе? Что она плохая актриса? Или что она уже слишком стара для этой роли?

Роми никогда не верила в свои силы. Уверенность в себе возникала у нее лишь на мгновение, когда на нее смотрел влюбленный мужчина. Но со временем она все больше боится потерять то место во французском кино, которое ей было предложено или которого она попыталась добиться. Чтобы быть и оставаться единственной и неповторимой, желанной и восхваляемой, надо вести непрестанную борьбу. В том числе и борьбу с собой. Внимательно следить за манерами, за взглядом. И за своей речью на чужом языке. Если хочешь быть членом «большой семьи французского кино», надо минимизировать немецкий акцент, который многие находят очаровательным, – а это требует определенных усилий. Роми прекрасно понимает, что в «большой семье французского кино» она все равно гостья. Но она должна удерживаться на той же исходной позиции, что и ведущие актрисы-француженки.

Стучат. Роми приоткрывает дверь. В гримерную входит незнакомая молодая женщина, желающая ей представиться. Это ее партнерша, Ноэль Шатле, застенчивая от природы и робеющая перед кинозвездой, которой она привыкла восхищаться. Ноэль на шесть лет моложе Роми и играет роль женщины, в которую влюблена героиня фильма.

Роми запоминает имя актрисы, но не слушает ее. Она сразу же бросается в кресло и съеживается там. Оцепеневшая, словно парализованная страхом, Роми рассказывает Ноэль о своей тоске и тревоге. И, окончательно растерявшись, хватается за ее руки, словно утопающая за спасательный круг.

Ноэль Шатле пытается ее успокоить, насколько может – потому что ей самой страшно, – и через минуту-другую выходит из гримерной, потрясенная отчаянием этой женщины, которая раньше казалась ей несгибаемой. Чтобы как-то утешить Роми, она покупает ей цветы, но не застает ее на месте и оставляет букет у ассистентки с просьбой передать мадам Шнайдер.

Чего она так панически боится? Разочаровать режиссера Франсиса Жиро? Не справиться с ролью Эммы Экер, энергичной и привлекательной деловой женщины, сделавшей блестящую карьеру? Не сработаться с партнерами – Жаном-Клодом Бриали и Жаном-Луи Трентиньяном? Или осознать, каким утомленным, осунувшимся стало ее лицо? Ведь Роми уже давно старается не ходить мимо зеркал, чтобы случайно не увидеть в них свое отражение.

Клод Соте нашел к ней подход, он знал, как вернуть ее в нормальное состояние. Но не каждый режиссер так умеет. Да и кто захочет ее снимать, когда все лицо у нее будет в морщинах? Проходят месяцы, годы, а количество ролей, которые ей еще доступны, неуклонно уменьшается. Это главный страх актрисы, страх остаться невостребованной.

В этом весь смысл ее жизни. Понятное дело, надо ждать, когда тебя позовут, но это ожидание невозможно вынести. А когда телефон наконец зазвонит, когда какой-нибудь режиссер предложит у него сняться, ее, как всякую актрису, раздирают противоположные чувства: счастье, оттого что ее выбрали, и тревога, оттого что придется в очередной раз показывать свои истинные возможности. Это ожидание с каждым годом изматывает ее все больше.

Но ведь в личной жизни все проще? Как сказать. Роми любит обольщать. И любит, когда ее обольщают. Но не у всех хватает смелости встретиться с ней взглядом. И порой она сама делает первый шаг: преподносит подарки мужчинам, которые ей нравятся. Кто-то сказал о ней: «Пристает, как мужчина». Но какой мужчина устоял бы перед ней? Может, кого-то она напугала? Предположим, что так, – но эти напуганные сбежали сразу. Остальных она покорила. Чем? Независимым характером? Харизмой? Сильной волей? Или красотой?

Роми не нравятся ее руки: на ее взгляд, они слишком похожи на мужские. Но об этом никто не знает. С ней целый день обсуждают ее лицо. Но никто не заметил, что за пределами съемочной площадки она никогда не пользуется косметикой – чтобы забыть о своем лице и чтобы другие тоже о нем забыли. Не для того, чтобы оно стало менее привлекательным. Но лишь для того, чтобы оно жило своей жизнью.

Скоро начнется съемка первой сцены с участием Ноэль Шатле. Может, Роми показалось, что она была слишком откровенна с молодой актрисой? Непонятно, почему она попросила, чтобы сцену с ней репетировала не сама Ноэль Шатле, а ее дублерша.

Все приготовления к сцене бала завершены. Роми одета и загримирована, в хорошем настроении. Раздается команда «Мотор!». Ноэль Шатле идет навстречу Роми. И вдруг – бывает же такое! – наступает на подол ее платья. Роми просит выключить камеру и исчезает. Ноэль Шатле ругает себя последними словами за то, что стала виновницей этого срыва.

Франсис Жиро забывает о камере и бежит за Роми, пытаясь ее остановить. Не получается. Режиссер настолько деморализован, что не может работать. Он садится на пол. Его сменит ассистент, Режи Варнье. По указанию Варнье все участники съемки молча занимают свои места. Тем временем один из продюсеров фильма, Ариэль Зейтун, идет в гримерную Роми, чтобы уговорить ее вернуться.

Стоя перед закрытой дверью, он что-то шепчет в замочную скважину и просит впустить его. Но возвращается ни с чем. Как и Франсис Жиро. Многие участники съемочной группы посылают ей записки с той же просьбой. Но все бесполезно. Через несколько часов к Роми посылают на переговоры Жана-Клода Бриали. Это ее близкий друг. Ему одному удается убедить ее вернуться на съемочную площадку.

4 октября 1980 года

Париж

На экране не видно ни мертвых тел, ни крови, но кадры, отснятые телеоператорами, и без этого дают представление о размерах ущерба. Вначале показали остовы взорванных автомобилей, которые были припаркованы на улице Коперника, затем – синагогу, ставшую главной мишенью теракта. Предварительный итог: четверо погибших, шестнадцать раненых.

Роми не может оторвать взгляд от телевизора. Она словно загипнотизирована. Смотрит на собравшуюся толпу, слушает произносимые нараспев молитвы об усопших. Несколько часов спустя она будет вглядываться в полные скорби глаза Симоны Вейль, прибывшей на место взрыва, чтобы почтить память жертв.

Роми фиксирует в памяти эти мрачные кадры. Сегодня она испытала шок, ее жизнь на какое-то время остановилась, словно пленка, поставленная на паузу. Злодеяние, совершенное накануне на улице Коперника, напомнило ей о замысле, который она вынашивает уже несколько месяцев. Настал момент реализовать его.

Актриса планирует снять фильм (сценарий уже сложился у нее в голове) по книге, которая потрясла ее, – это роман Жозефа Кесселя «Прохожая из Сан-Суси», написанный им в тридцатые годы. Роми наметила подходящего режиссера – Жака Руффио, снявшего «Семь смертей по рецепту» с ее другом Мишелем Пикколи в главной роли – и успела вступить с ним в переговоры.

В романе рассказывается история женщины по имени Эльза Винер, которая эмигрировала из нацистской Германии во Францию и, чтобы выжить, поет в парижских кабаре. Муж Эльзы отправлен в концлагерь, а с ней живет осиротевший еврейский мальчик Макс, которого они с мужем усыновили. Роми мечтает сыграть Эльзу, сильную женщину, чья история звучит как тревожный сигнал перед лицом набирающего силу неонацизма.

Вот уже несколько лет Роми воплощает на экране образы женщин, переживших то страшное время и по разным причинам ставших жертвами нацистского режима. Такие роли, как Анна в «Поезде» или Клара в фильме «Старое ружье», которые кинокритики считали для нее случайными, на самом деле были ей необходимы, звучали одним из лейтмотивов ее творчества.