Моя жизнь: до изгнания
- Автор: Михаил Шемякин
- Жанр: Биографии и Мемуары
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Моя жизнь: до изгнания"
Раблезианское застолье
Чаще всего необычные идеи посещали отца Алипия после пятого бокала вышеупомянутого напитка и после двух часов ночи. И вот однажды им овладело желание непременно отведать солёненьких огурцов, что чуть не стоило ему жизни.
Часа в три отец Алипий, я и Есаул отправляемся в подвал, где стоят громадные бочки с солёными помидорами, огурцами и квашеной капустой, заготовленными для монашеской трапезной. Каменный пол устлан зелёными лопухами, на листьях плотными рядами лежат засыпающие толстенные карпы, время от времени шлёпая жабрами и вяло шевеля плавниками. К каждой бочке приставлена узенькая деревянная лесенка, по которой монахи взбираются и железным ведром, привязанным к верёвке, вытаскивают плавающие в рассоле овощи.
Отец наместник лезет первым, наклоняется над бочкой, пытаясь зацепить ведром огурцы, я стою на лестнице на нижних ступеньках, на всякий случай крепко обхватив руками сапог отца Алипия. И вдруг, видимо, слишком перегнувшись, отец Алипий начинает заваливаться в глубину бочки. В голове проносятся мысли: “Захлебнётся в рассоле, утонет!” Изо всех сил вцепившись в хромовый сапог, кричу: “Есаул, на помощь! Отец Алипий падает в бочку! Помоги держать!” – и тут же сам лечу с лестницы на пол, сжимая в руках соскользнувший с ноги наместника сапог с торчащей из него портянкой. Но Есаул успевает вскочить на ступени и крепко схватить голую ногу отца наместника, тянет её на себя – и через секунду оба уже лежат на трепыхающихся карпах…
Выловив ведром плавающую в рассоле бархатную скуфью наместника, отжимаем её и, очистив подрясники от налипших рыбьих внутренностей, бредём в дом, воняя рыбой. Если бы не толстобрюхие карпы, синяков у всех нас на теле было бы немало – пол-то каменный.
В середине раблезианской ночи отец Алипий вдруг мог воскликнуть: “А не посмотреть ли нам сегодня кукол?!” Куклами он шутливо называл тихо покоившихся в гробах усопших монахов. Гремя связкой больших средневековых кованых ключей, прихватив фонарь, идём в пещеры. Со скрипом отворив тяжёлую дверь, входим под низкие своды. Отец Алипий шествует впереди, держа над головой допотопный жестяной фонарь с горящей за стеклом толстой свечой, освещающей желтоватым светом стоящие гробы.
У некоторых гробов отец Алипий останавливается и просит нас с Есаулом снять крышку. В гробу лежит иссушённое монашеское тело в полуистлевшем подряснике, со скуфьёй на голове. Лицо, обтянутое сероватой кожей, сохранило черты усопшего. Осветив мёртвый лик, отец Алипий с умилением в голосе тянет: “Ну надо же, отец Паисий, ну как живой, ну прямо как живой…” А перейдя к следующему гробу, который мы по его команде открыли, он с сожалением произносит: “А Феофил усох, совсем усох…”
Через час “проверка на сохранность” заканчивается, и мы возвращаемся к столу; правда, пить архиерейское пойло никому уже не хочется. И вскоре впавший в задумчивость отец Алипий встаёт из-за стола и, благословив нас на покой, удаляется к себе в комнату, а мы с Есаулом ещё долго молча сидим за столом, впечатлённые увиденным.
У отца-наместника хождение к “куклам” было своеобразным ритуалом, и часто он, наклонившись над давно усопшим иноком, подолгу всматривался в мумиеобразный лик. Однажды, устав держать фонарь на вытянутых руках, я спросил: “Отец Алипий, что вы там высматриваете?” Он мне тихо ответил: “В будущее своё заглядываю… У тебя оно иным будет… А моё – вот здесь, в этих хоромах…”