Оставаясь в меньшинстве

К счастью, в моей жизни это был единственный опыт такого брутального воспитания.

Отношения с другими детьми в школе у меня, в принципе, сложились весьма дружественные. До шестнадцати лет я был маленьким, щуплым мальчиком, часто болел и из-за этого редко ходил на физкультуру. Когда приходил в спортзал и всех учеников моего класса выстраивали в шеренгу по росту, я становился в самый конец — третьим или вторым с краю. Ну хотя бы не последним…

А ведь я был еще и еврей. Хотя в своей 611-й школе не помню ни шуток, ни оскорблений в свой адрес на эту тему. С кем я хотел общаться — дружил, а разных школьных хулиганов и сорвиголов обходил стороной. Если же в классе появлялся еще один такой, как я, то мы как-то сразу сближались. Без обсуждения «сходства» — просто между нами не чувствовалось барьеров и всегда было о чем поговорить.

У меня были друзья, хорошие и верные товарищи — Тимур Басаев, Дима Остальский, Саша Злотников. Вместе мы играли во дворе, ходили по магазинам и в кино. С некоторыми меня связывали общие увлечения, например сборка радиоаппаратуры. Мы редко ссорились. Жаль, что с ними всеми я потерял связь.

К сожалению, после восьмого класса мне пришлось с ними расстаться: я перешел в новую школу. Которая разительно отличалась от моей старой — знакомой и относительно комфортной. Это была так называемая пролетарская школа. Ученики росли в рабочих семьях, с юных лет начинали курить, пить и — совсем ужас! — «вступать в интимные отношения». Понятно, что еврейский интеллигентный мальчик был для них бельмом в глазу. И пусть директором той школы была еврейка, хотя и с русской фамилией Баранова, да и в классе со мной учился еще один еврейский мальчик, Володя Пинскер, с которым мы впоследствии подружились, — я-то был новичком!

Поэтому вскоре мои новые одноклассники решили указать мне мое место. Причем довольно подлым способом: договорились с восьмиклассниками, те подкараулили меня после школы, отвели в соседний лесок и, объяснив, что я еврей, а значит, должен быть битым, стукнули несколько раз. Я пожаловался родителям, мама прибежала в школу, устроила скандал, после чего меня оставили в покое. А в десятом классе я учился по свободному графику и в школу почти не ходил, так что свел свои контакты с юными антисемитами к минимуму.