Жизнь и смерть Маноэла дос Сантоса Гарринчи

Хозяин бара встречает незнакомых людей настороженно, так как еще не зарегистрировал свое заведение, и принимает их за налоговых инспекторов, которые могут наложить штраф или конфисковать имущество и товар.

Угощаем всех кока-колой и, пожурчав кинокамерой, возвращаемся к машине.

Она накалилась, как пустая кастрюля на огне, и, прежде чем в нее сесть, мы распахиваем все двери и окна.

Снова не спеша едем по пустынной улице.

В небольшом опрятном и совсем не старом домике живет молодая семья. Хозяйка — старшая дочь Гарринчи. Тереза робко приглашает нас в дом. На гладкой белой стене знакомая фотография — Маноэл и Наир в окружении дочерей.

— Вот эта девочка, справа от отца, я, — говорит, смущаясь, Тереза. — Мне тогда только исполнилось три года.

— Давно вы живете в этом доме?

— Нет, недавно. Домик помог купить отец. Он всем старшим дочерям дал деньги на покупку домика или квартиры. Заработал на «Маракане». — Тереза, очевидно, имеет в виду прощальный матч Гарринчи.

— Вы хорошо помните отца, как вы к нему относились?

Тереза пожимает плечами. В Пау-Гранде, кажется, все так поводят плечами, прежде чем ответить на вопрос.

— Отец был хороший человек, очень добрый.

— Почему он так рано умер?

— Пил, — кротко говорит молодая женщина и отворачивается. На лице горькая гримаса.

Муж Терезы работает в Петрополисе, маленькая дочь, чем-то напоминающая Гарринчу, прячется в подол матери. Тереза, крупная, спокойная, не по годам располневшая женщина, проводит нас на террасу. Кратко рассказывает о жизни остальных сестер. После смерти матери все они уехали в Рио-де-Жанейро. Младших взял в свой дом отец.

— Кто еще из родных отца остался в Пау-Гранде?

— Дядя Жозе. Его дом рядом, за углом.

Жозе — старший брат Гарринчи, родился в том же году, что и Маноэл. Сильно располневший человек с красивыми усталыми глазами. Как и у Маноэла, под глазами черные глубокие круги. Мы рассаживаемся в плетеных креслах на веранде и начинаем беседу. Жозе не красноречив, но очень доброжелателен.

— Мане здесь считается кумиром. Смотреть на его футбол приезжали люди со всей округи. Одно время мы вместе играли за команду фабрики. Он был настоящим атаканте[17].

— Ну а каким братом был Гарринча?

— Мы с ним никогда не ссорились, хотя иногда носили одну рубашку на двоих. Мане любил лес, птиц, речку. Он часами пропадал там, забывая и про школу и про уроки. Отец редко ругал его за это, говоря, что не всем легко дается грамота. Сам он еле-еле читал по складам. Отец говорил, что в жизни все зависит от удачи. Он до своих последних дней считал Гарринчу среди нас самым удачливым. Шутка ли, играл за настоящую футбольную команду в Рио-де-Жанейро и даже стал чемпионом мира!

— Ну а как вы считаете, отец был прав?

— Не совсем, хотя Гарринча имел большие способности. В школе он учился неважно, но быстро стал читать и знал много историй, почерпнутых из книг. В Пау-Гранде среди мальчишек слыл заводилой. Он больше всех ловил рыбы на плотине, у него жили самые красивые певчие птицы. Клетки для них он делал сам. Ну а в отношении футбола, тут и говорить нечего. Вы знаете, что это был великий мастер. Гарринча играл весело и без устали. У него всегда было желание играть. К тому же брат обладал железным здоровьем, крепким сердцем. С таким сердцем ему бы играть и играть. Но ему отказывали в контрактах. Брат очень страдал от этого. Его как будто искусственно отлучали от футбола. А футболом он жил, да и зарабатывать он мог только футболом.

У нас в Пау-Гранде Маноэла все считали справедливым человеком. Это качество его характера не нравилось в Рио. Там боялись его прямоты, поэтому быстро от него избавились, когда из-за травм он стал играть хуже. Это звучит странно, но это так, я знаю, — завершил свой рассказ Жозе.

В разговор вступает жена. Она считает, что если бы Маноэл жил по-прежнему в Пау-Гранде, он бы не умер так рано. Его погубил большой город, большие деньги, которые он не умел хранить, и слава. После него в Пау-Гранде уже больше никто так не играет в футбол.

Мы просим показать нам стадион, где начинал свою карьеру юный Гарринча.

После прохладной террасы на улице, наполненной солнечным зноем, кажется невыносимо жарко. От жары попрятались даже собаки. Жозе охотно садится в машину, и мы проезжаем еще два квартала.

Ворота стадиона украшает полосатая эмблема, очень похожая на герб «Ботафого». Дорога к стадиону заросла высокой травой. Поле скорее напоминает заброшенное кладбище, чем площадку для занятий спортом. По краям трава выросла чуть ли не до пояса. На воротах остатки сгнившей сетки. Когда-то в эту сетку влетали мячи, забитые Гарринчей. Мы пытаемся заснять стадион на кинопленку. Трудно найти удобную точку.

— Гарринча обычно играл чуть правее центра, но никогда с ним рядом не играл правый крайний нападения, — вспоминает Жозе. — Он любил простор в атаке. Когда начинал обводить, обыгрывал защитников на высокой скорости, используя большой участок поля. Впрочем, умело действовал и накоротке. Избавившись от опеки, стремительно бежал по краю и делал навес в штрафную или резал угол и сам выходил на ударную позицию. Маневры повторялись, но никто не знал, что он предпримет в следующий раз…

Гарринча и сам, наверное, не знал этого и действовал по наитию, часто добиваясь успеха. Он обладал сверхъестественной скоростью, умел срываться с места и мчаться с мячом к чужим воротам или на всем ходу вдруг останавливаться, и тогда преследователи проскакивали мимо него. Он крепко стоял на ногах и вел мяч, прикрывая его корпусом от наскоков защитников. Его пытались остановить, в открытую свалить на землю, сбить с ног грубым приемом. Но он увертывался, подпрыгивал, подбирая под себя ноги, перескакивая через тела обманутых им противников, и продолжал вести мяч. Такие маневры приводили в восторг и зрителей и игроков. Товарищи нередко ему аплодировали. Какой-то особой подсечкой закручивая мяч, он отбрасывал его в сторону, и тот послушно останавливался перед ним, словно собака по команде хозяина. Его маневры порой напоминали цирковые трюки, но это никогда не было в ущерб атаке. Забивая голы, он как ребенок радовался успеху. И еще, — добавляет Жозе, — я не помню, чтобы он не хотел играть или отлынивал от тренировок. Это был влюбленный в футбол человек, и футбол многие годы платил ему той же любовью.

Жозе умолкает, и мы слышим, как в соседнем леске трещат цикады.

— Его хоронили, как народного героя, — добавляет Жозе. — Некоторые матчи на первенстве мира он и в самом деле проводил геройски.

Мы возвращаемся в машину и едем на кладбище. По дороге Жозе выходит. Что-то мешает ему поехать с нами. Прощаемся. Мы сворачиваем с главной улицы и выезжаем из городка. Вокруг пустынно. Машина медленно взбирается на холм. Огромные, как лопухи, листья фикусов хлопают по кузову автомобиля. Фикусы дают густую тень и не требуют влаги. На пустыре торчат трехметровые банановые растения. И хотя банан, как утверждают ботаники, разновидность травы, такую гигантских размеров траву иначе как деревом не назовешь.

Вдали появляется белая опрятная церковь с небольшой колокольней.

Ворота кладбища распахнуты настежь. Мальчишка-гид уверенно ведет нас мимо мраморных и бетонных памятников вверх по узкой аллее. Затем он останавливается у большой белой мраморной доски. На ней выбиты слова: «Здесь покоится с миром тот, кто был радостью народа. 28.10.33 г. — 20.1.83 г. Мане Гарринча».

Тишина. Полуденный зной утихомирил даже теплый ветерок, который завис где-то между густой листвой деревьев, растущих поодаль.

Мы молча стоим у могилы великого футболиста, думаем о Гарринче. Как не вяжется эта скромная тихая обитель с шумом огромных стадионов, где Маноэл играл в футбол! Он всегда выходил на поле пряча улыбку, выходил как на праздник. После особенно удачных матчей Гарринчу выносили на руках. А теперь вот это белое надгробие…

Вместе с Гарринчей надолго ушла с бразильских стадионов радость. И хотя в конце семидесятых годов из полуторамиллионной армии бразильских футболистов вышли такие замечательные мастера, как Фалькао, Зико, Сократес, Серезо, никто из них не сумел доставить публике столько восторженной радости, как Гарринча. До сих пор трудно понять, почему в 1982 году в Испании лучшая сборная мира, команда Бразилии, уступила пальму первенства итальянцам? Быть может, ей как раз и не хватало эмоционального подъема в игре, импровизации в атаке и великой жажды победы, которую всегда испытывал на футбольном поле Гарринча. Техничности оказалось мало для завоевания Кубка мира.

Футбол зовется игрой. А чтобы игра доставляла радость и зрителям и футболистам, игроки должны выходить на поле, как на праздник. Так выходили на матчи наши великолепные мастера прошлого братья Старостины и Дементьевы, Василий Трофимов и Василий Карцев, Владимир Демин и Всеволод Бобров, Борис Татушин и Сергей Сальников, Игорь Нетто и Эдуард Стрельцов. Вспомните, как с размахом, от всей души играл хозяин ворот и штрафной площадки Лев Яшин! Хмурые, озабоченные лица футболистов бросают тень на трибуны. Каким бы ни был напряженным тот или иной матч, футбол живет не для очков, а для народа.

Мы идем за кинокамерой. У ворот кладбища видим длинную белую машину. Сидящие в ней люди пристально рассматривают нас. Один из приезжих вертится возле нашего «войяжа», заглядывая через закрытые окна внутрь.

Мы переглядываемся с мальчишкой-гидом. Он отводит глаза. Служба безопасности. Что она делает здесь, на кладбище? Мы кивком здороваемся с непрошеными гостями, хотя гости здесь мы. Спокойно раскрываем свои кофры. Вынимаем камеру и с нею возвращаемся обратно. Надо продолжать киносъемку. Охранники бесцеремонно идут за нами. От жары слепнут глаза. И тут оператор передает одному из сопровождающих свой тяжелый штатив. Помогите, мол, ребята, отнести на пригорок. Жест доверия встречает одобрение. Охрана начинает понимать, что мы в самом деле интересуемся только Гарринчей. Завязывается разговор. Мы снимаем все, что нам нужно, и идем вниз к своей машине. Новые знакомые советуют, как лучше выехать на трассу. Прощаемся. Белый лимузин еще несколько минут следует за нами, а затем скрывается за поворотом. Завозим гида в городок, отсчитываем ему в черную ладошку честно заработанные крузейро и направляемся в Рио-де-Жанейро. Позади остается плотина, где рыбачил Гарринча, лесок, где он ловил пташек, роща, где ребята из Пау-Гранде срывали бананы. Дорога становится шире. Темно-зеленые фикусы все быстрее убегают от нас, растворяясь в жарком мареве позади. Нам указали и в самом деле хорошую дорогу, которая в считанные минуты выводит нас на главную автостраду. Вливаемся в бешеный поток машин и мчимся вместе с ним в гигантский Рио, к его отелям, пляжам и стадионам. Прощай, Гарринча, «радость народа»!

Это был лучший правый крайний нападения за всю историю футбола.

(Газета «Эль Диа», Мексика)