Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

Первого февраля был опубликован примерный устав сельхозартели, а второго марта в «Правде» появилась статья И. В. Сталина: «Головокружение от успехов», вскрывшая недостатки в колхозном движении и призывавшая всех сельских коммунистов принять меры по их исправлению. Эта статья, а также и постановление ЦК «О борьбе с искривлениями в колхозном движении» от 15 марта 1930 года, заставили партийные организации на местах принимать срочные меры.

Благовещенский обком ВКП(б), обсудив на заседании бюро эти документы, а также и поступавшие с мест материалы о ходе коллективизации в Амурской области, констатировал, что имеется много недостатков, и для исправления их необходимо срочно командировать во все районы, во все самые отдалённые сёла, хутора и станицы коммунистов, хотя бы немного знакомых с сельским хозяйством и достаточно политически грамотных, способных помочь местным ячейкам найти правильное решение по исправлению создавшегося у них положения. Кроме работников областных организаций, решили привлечь и коммунистов гарнизона.

На бюро присутствовал секретарь бюро обкома ВЛКСМ и комиссар дивизии Щёлоков. Велико же было удивление последнего, когда Завьялов, услышав список политработников, рекомендованных командованием дивизии для отправки в сёла, посоветовал включить в него двух бывших комсомольских работников, до армии работавших в аппаратах сельских райкомов ВЛКСМ. Это были Борис Алёшкин и Николай Басанец — брат Гришки Басанца, который, как оказалось, служил в роте одногодичников 6-го стрелкового полка.

Для Щёлокова такое предложение явилось неожиданностью, но ему не пришло в голову сослаться на занятость курсантов, и он машинально включил их в ранее составленный список. На следующий день комдив вызвал обоих курсантов к себе, чтобы познакомиться с ними. Предварительно он переговорил с командирами рот и узнал, что оба эти курсанта вполне успевают в учёбе и безусловно нагонят пройденную программу, если будут оторваны от занятий на две-три недели. Командирам рот он приказал пока о предстоящих командировках никому не рассказывать.

На следующий день в первой роте 5-го Амурского полка дежурный получил из штаба дивизии телефонограмму с приказом направить курсанта Алёшкина к комиссару дивизии в 16:00. Такие вызовы являлись чрезвычайным событием. Дежурный доложил старшине роты, тот — командиру взвода, последний — политруку, а уже политрук, тоже взволнованный этим вызовом (неужели Алёшкин что-нибудь натворил?), передал телефонограмму командиру роты.

К удивлению Савельева, Константинов к этому вызову отнёсся спокойно. Он вызвал к себе старшину роты и приказал ему проверить состояние обмундирования курсанта Алёшкина, а также умение обращаться к старшим начальникам, и направить его к указанному времени в штаб дивизии.

Около часа дня в конце одного из занятий, Борис был вызван старшиной. Все удивились, и прежде всего, сам Борис. Вызовы с уроков случались крайне редко и происходили до сих пор только в двух случаях, когда в Благовещенске проездом находились родители курсантов. Борис вначале подумал о том же: «Уж не приехала ли Катеринка?», но сейчас же отбросил эту мысль. «Зачем она может появиться в Благовещенске? Да и денег у неё на такую поездку нет… Может быть, отец приехал в командировку?» — думал он, торопливо шагая за дневальным.

Явившись к старшине по всем правилам строевого устава, Алёшкин в тревожном состоянии ждал разрешения мучавших его вопросов. Старшина не объяснил ничего. Придирчиво осмотрел Борисовы сапоги, штаны и гимнастёрку. Последняя ему, очевидно, не понравилась, потому что он достал из шкафчика почти новенькую, аккуратно сложенную гимнастёрку и протянул её Борису.

— Переоденьтесь, — коротко приказал Белобородько.

Борис удивлённо посмотрел на него, однако, молча снял свою и надел новую гимнастёрку, и через несколько секунд, уже вновь вытянувшись, стоял перед старшиной. К этому времени он был достаточно вышколен и понимал, что задавать какие-либо вопросы нельзя. Ещё более его удивило дальнейшее. Старшина снова придирчиво оглядел его и, заявив, что после обеда следует почистить сапоги, добавил:

— А теперь, курсант Алёшкин, вспомним строевую подготовку — обращение к старшему начальнику. Я — комиссар дивизии, войдите и представьтесь.

Такой урок для Бориса был не нов: на занятиях, представляясь друг другу, они изображали по очереди не только комиссара дивизии, но и командарма, и члена реввоенсовета республики и даже председателя ВЦИК. Но к чему такое занятие сейчас? Ведь всё это давно прошли. Однако, привыкнув уже повиноваться приказаниям старших без каких-либо рассуждений, Борис вышел из комнаты, затем постучал в дверь так же, как это делалось при входе к командиру роты и, не открывая её, спросил:

— Разрешите войти?

Услышав в ответ «войдите», Борис вошёл в комнату, ступив от двери два шага, вытянулся и громко отрапортовал:

— Товарищ комиссар дивизии, курсант первой роты 5-го Амурского стрелкового полка 2-й ордена Красного Знамени Приамурской дивизии Алёшкин по-вашему приказанию прибыл.

Чёткость и уверенность рапорта понравились старшине, он чуть ли не ласково сказал:

— Вольно. Садитесь, товарищ Алёшкин.

Когда Борис сел, тот сочувственно к нему обратился:

— Вот, товарищ Алёшкин, курсант вы хороший, строевую подготовку и прочие предметы усваиваете хорошо, а что-то натворили! Вы уж там держитесь скромнее, может быть, усё и ладно кончится… Ну, посидите на «губе» суток двое… Всякое бывает!

Тут уж пришла очередь взволноваться и Борису:

— Да в чём дело, товарищ старшина, что случилось? — почти выкрикнул он.

Старшина горько усмехнулся:

— У чём дело? Это я у вас должон спросить, у чём дело. Вы там разные штучки вытворяете, а ведь и я за вас в ответе: вам попадёт — и мне тоже. Ведь комиссар дивизии курсанта зря вызывать не будет? Наверное, чего-нибудь там есть…

От волнения, и чего греха таить, и от испуга Борис даже побледнел. Он мысленно начал перебирать все свои поступки и слова, которые могли бы его как-нибудь скомпрометировать, и ничего, ну ровным счётом ничегошеньки не находил такого, что могло бы или должно было бы привлечь к себе внимание комиссара дивизии. Однако волнение его от этого не уменьшилось.

Старшина, видя, в каком состоянии находится курсант, решил его успокоить:

— Да ты, хлопче, не турбуйся, — перешёл он на украинский язык, — мабуть усё не так погано обернётся, — и он потрепал Бориса по плечу. — Я думаю, что дело не так скверно, бо комроты, передавая приказание о явке твоей к комиссару, не был сердитый, а я уж его знаю! Колы шо, так он сам як взвинченный, да и нас уже навинтит! Так вот, товарищ Алёшкин, у 16:00 быть у кабинету комиссара дивизии. Ясно?

— Есть в 16:00 быть у кабинета комиссара дивизии, — машинально ответил Борис.

— А теперь можете идти. Не забудьте сапоги почистить! — напутствовал повернувшегося к двери и взявшегося за её ручку Бориса старшина.

Время до назначенного часа тянулось нескончаемо медленно. Борис мысленно перебрал всю свою короткую жизнь и, кроме партийного выговора, полученного в 1929 году, ничего не находил. Но всему приходит конец. В 15 часов 30 минут Алёшкин был у двери, ведущей в комнату комиссара дивизии, там уже сидел какой-то курсант из 6-го стрелкового полка. Мы, кажется, не говорили, а ведь у каждого красноармейца на петлицах был проставлен жёлтой краской номер полка. Сидевший красноармеец был одет в новое чистое обмундирование, отличное от обмундирования красноармейцев других рот. Борис определил, что его товарищ по несчастью — одногодичник.

— Вы к комиссару? — спросил он сидящего.

— Да, вот, вызывает, — ответил тот.

— А вы не знаете, зачем? — замирая от ожидания, снова спросил Борис.

— Нет, хотя и догадываюсь…

— Зачем же?

— А вы в прошлом не комсомольский работник?

— Да, а что?

— Ну, так это, наверно, штучки Кольки Завьялова, знаете такого?

— Конечно, знаю…

Но в этот момент их разговор был прерван. В коридоре, выйдя из какой-то двери, которых здесь было много, к своему кабинету направился комиссар дивизии. Заметив вскочивших при его приближении курсантов, Щёлоков спросил:

— Вы ко мне, товарищи? — и получив утвердительный ответ, продолжал, — Ну, что ж, тогда заходите.

Войдя в кабинет и увидев, что сопровождавшие его посетители остановились у двери, комиссар сказал:

— Да вы проходите, товарищи, не стесняйтесь. Садитесь вот сюда, к столу. Давайте поговорим. Расскажите о себе, ну вот хоть вы, — обратился он к соседу Бориса. — Да не вставайте, не вставайте, мы сейчас с вами как коммунисты разговариваем.

Через несколько минут Борис уже знал, что его сосед — Николай Басанец, до армии работал в раздольненском райкоме ВЛКСМ зав. агитпропотделом и что он член ВКП(б) с прошлого года. Также коротко он рассказал и о себе. Выслушав их биографии, комиссар заметил:

— Что же вы, товарищ Алёшкин, так затянули свой кандидатский стаж? Надо вступать в члены ВКП(б), подавайте заявление. А как с рекомендациями?

Борис ответил, что четыре рекомендации ему вышлют с места работы по первому требованию, а пятую придётся искать здесь.

— Что же, если справитесь с поручаемым заданием, так пятую дам я, — сказал комиссар, — ну, а не справитесь, так, значит, членом партии вам быть ещё рано.

Щёлоков коротко рассказал о том, что Борису и Николаю предстоит в числе других агитаторов выехать в район по указанию обкома ВКП(б) и там обеспечить исправление допущенных ошибок в коллективизации, а где их не было, то помочь в дальнейшем продвижении по верному пути. Он сказал, что командировка продлится около трёх недель и по возвращении им придётся по всем предметам догонять своих товарищей. На вопрос, справятся ли они с этим, оба ответили, что, точно справятся. Далее комиссар сообщил о суточных, которые им будут выписаны на время командировки из расчёта два рубля в сутки, а на дорогу — литер. Всё это выдадут, когда они предъявят командировочные и предписания от обкома. Предупредил он также, что инструктивное совещание выезжающих назначено в гортеатре завтра в 9:00, и с этого времени они от всех занятий освобождаются, о чём он предупредит их командиров.