Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

Пройдя же по улицам города, он убедился воочию, к чему привели экстраординарные репрессии без какой-либо предварительной подготовки. Почти все китайские магазины по Китайской, Пекинской и другим улицам стояли запертыми на замки и опечатанными. Лишь в очень редких из них открылись так называемые распределители, где можно было купить весьма ограниченное количество хлеба, селёдки, а иногда и кое-каких других продуктов. Овощи и фрукты, ранее имевшиеся в изобилии, исчезли совершенно. Промышленными товарами торговал только один магазин центрального кооператива, организованный в здании бывшего магазина Чурина. В нём можно было купить по сравнительно недорогой цене кое-какие вещи и обувь низкого качества, однако всё это продавалось только по специальным талонам, выдаваемым в учреждениях и на предприятиях месткомами профсоюзов. Одним словом, положение со снабжением на конец 1930 года во Владивостоке было такое же, как скажем, в Темникове в 1918–1919 гг. От былого изобилия продуктов и товаров, которое хорошо помнил Борис во время его ухода в армию, не осталось и следа.

Забегая вперёд, можно сказать, что ещё долго, по крайней мере, три или четыре года владивостокские жители, особенно такие, как семья Алёшкиных, не имевшие никаких дополнительных ресурсов обеспечения, находились в очень тяжёлом материальном положении.

Всё, что застал Алёшкин дома, заставило его изменить намерение отдохнуть после службы, а, наоборот, с первых же дней думать о поступлении на работу. Катя, хотя и поднакопила к его приезду немного денег, всё же понимала, что им вдвоём хватит этого ненадолго, да и дочь надо было из Шкотова забирать, там положение складывалось тоже весьма неблагоприятное.

Организовался колхоз. Акулина Григорьевна записалась в него одной из первых, трудилась на самых разных работах с такой же энергией и старанием, как и в своём хозяйстве. С мужем, Петром Яковлевичем Пашкевичем, как известно, она разошлась, и где он сейчас обретался, не знала. Все её дочери, за исключением младшей Веры, уже окончили школу и разъехались в разных направлениях. Таким образом, всё домашнее хозяйство, колхозная работа, да ещё и годовалая внучка свалились на неё одну.

Вера училась в седьмом классе, была девочкой с ленцой и довольно норовистым характером, и, хотя обязанности няньки выполняла добросовестно, но всё больше и чаще грубила матери. По выражению Акулины Григорьевны, она совсем отбилась от рук. Оставлять дольше Элу в Шкотове было немыслимо, это понимал и Борис. На следующий же день он отправился в ДГРТ с тайной надеждой, что за год его там ещё не забыли, и, может быть, помогут быстрее устроиться на работу. Будучи оторванным от гражданской жизни более чем на год, он в этом вопросе значительно отстал от событий. Борис по-прежнему считал, что поступление на работу сопряжено с такими же трудностями, как в 1927–1928 гг. Он не учитывал того, что в стране бурно развивалась промышленность, что и ДГРТ за этот год превратился в огромную по своим масштабам организацию, не сравнимую с той, какой она была год назад.

Начать с того, что ДГРТ оставил своё прежнее здание на бывшей Алеутской улице и переселился на мыс Эгершельд по соседству с вновь выстроенным зданием АКО, заняв огромную двухэтажную казарму и большой кирпичный дом, причём говорили, что и эти помещения для треста становятся тесноватыми.

Алёшкин хотел попасть на приём к председателю правления треста Якову Михайловичу Берковичу, надеясь, что при его содействии удастся получить работу быстрее. Но, к сожалению, тот был в командировке в Москве, и Борису пришлось обратиться к его первому заместителю Иосифу Адольфовичу Мерперту. Оказалось, что тот помнит Алёшкина очень хорошо, да и не только он — большинство старых служащих Бориса не забыли. Глебов, Гусев, Крамаренко, Антонов и многие другие, с интересом оглядывая новенькие кубики и всю военную форму Бориса, встретили его с распростёртыми объятиями. Вопрос о работе решился в несколько минут. К этому времени бывший коммерческий отдел треста был преобразован в два новых: управление снабжения и транспорта (УСИТ) и отдел реализации. Первым руководил некий Василий Осипович Шмулевич, у него имелось свободное место заместителя, эту должность он и предложил Алёшкину. Отделом реализации заведовал старый рыбовладелец Рейтман, появившийся в тресте незадолго до возвращения Алёшкина из армии, тогда и организовался этот отдел. Ему тоже нужен был заместитель, и он тоже усиленно предлагал Борису эту должность. Однако, посоветовавшись с Александром Павловичем Глебовым и сообразив, что оба дельца ищут себе надёжное прикрытие в виде молодого коммуниста-заместителя, которого в случае чего можно было бы сделать козлом отпущения, Алёшкин от этих должностей отказался. По совету же Глебова он попросил назначить его заведующим группой снабжения метизами (металлическими изделиями) в том же УСИТ.

В разговоре с Мерпертом Борис, отказываясь от заманчивых предложений, одной из основных причин назвал то, что за прошедший год он отвык от работы в тресте, огромные масштабы его деятельности ему пока ещё трудно понять. Кроме того, он молод, и потому занятие важных и ответственных должностей, которые ему предлагают Рейтман и Шмулевич, считает для себя преждевременным и просит назначить его на сравнительно простую работу в группу метизов.

Мерперт усмехнулся и, пробормотав:

— Я знал, что у этого парня золотая голова, — вызвал секретаря и продиктовал ему приказ.

Через час Борис Яковлевич Алёшкин уже числился заведующим группой метизов управления снабжения и транспорта ДГРТ. В группу, кроме него, входили четыре человека. Заместителем и его главным помощником был большой специалист этого дела, более 20 лет проработавший на продаже этих изделий у «Кунста и Альберса», Иосиф Лейбович Роземблюм. Седой, сухощавый, очень подвижный, весёлый и общительный человек, он до тонкостей знал не только своё дело, но всевозможные коммерческие приёмы и комбинации. Для Бориса Алёшкина Роземблюм стал и хорошим товарищем, и замечательным учителем. В то время ему было лет 55, и он помнил всю огромную номенклатуру группы чуть ли не наизусть, а ведь она включала в себя более полутора тысяч наименований. Группа метизов занималась снабжением промыслов, заводов, судов и различных промышленных предприятий треста, которых к этому времени развелось очень много, металлическими предметами — от простой заклёпки до сложнейших станков и двигателей. В распоряжение группы был выделен даже специальный склад, построенный на месте одного из сгоревших пакгаузов.

Гораздо позже Алёшкин понял, как сложна, ответственна и в то же время интересна работа его группы. В первые два часа, которые он провёл в беседе с Роземблюмом, он ещё не успел себе хорошенько всё представить. Количество (на его взгляд, огромное) закупаемых и отгружаемых металлоизделий, пока просто до него не доходило. Прошло, вообще-то говоря, немало дней, пока Борис, напрягая все свои способности, всю свою память, ежедневно изучая новые и новые справочники и прейскуранты, сумел овладеть терминологией группы и стал с одного слова понимать, о чём речь, и уже сознательно, по-деловому руководить своей группой. Да и то — Роземблюм в беседе со Шмулевичем, знавшим его по прежней работе, диву давался, как быстро этот молодой паренёк освоил дело. Он заявил, что теперь уже может говорить со своим непосредственным начальником почти о любом предмете из их группы на равных, а ведь он как-никак сидит на этом месте четверть века.

Но всё это произошло потом, месяца через два-три. Пока же Борис был так ошеломлён работой группы, что только уговоры Роземблюма, которому он почему-то пришёлся по душе, заставили его принять должность.

Узнав от Бориса, что он только вчера приехал во Владивосток, Мерперт в приказе предусмотрел предоставление ему пяти суток внеочередного отпуска для устройства семейных дел и выдачу ему денежного пособия в размере месячного оклада. Кстати, оклад у Алёшкина был по партмаксимуму — 225 рублей.

Получив удостоверение о своём новом назначении и деньги, Борис, весёлый и радостный, помчался в АКО, чтобы обрадовать свою Катю. В здание его пустили с неохотой. Швейцар, сидевший у двери, долго разглядывал его удостоверение и очень недружелюбно косился на военную форму, однако всё же смилостивился и разрешил пройти в общий отдел. Такое поведение швейцара до глубины души возмутило Алёшкина: он считал, что в советском государстве ему, командиру Красной армии, вход всюду открыт, а оказалось это не совсем так.

Когда Борис зашёл в комнату общего отдела и спросил Катю Алёшкину, то две девицы, сидевшие — одна за большой канцелярской книгой, а другая за пишущей машинкой, многозначительно переглянулись и, пользуясь тем, что самого начальника отдела в этот момент в комнате не было, чуть ли не одновременно спросили:

— А вам она зачем?

— Как это зачем? Я её муж, мне с ней поговорить надо.

Девицы опять улыбнулись, и одна из них, показав кивком головы на дверь с картонной вывеской «спецчасть», как-то немного насмешливо (как показалось Борису) сказала:

— Она там, постучите.

Борис не замедлил подойти к двери и довольно громко и бесцеремонно постучал в неё. Не сразу открылось окошечко в двери, и там показалась голова смазливого парня со светлыми, аккуратно причёсанными волосами. На его лице было явное недовольство: видимо, его оторвали от каких-то важных занятий.

— Вам что? — довольно неприветливо спросил он.

Борис даже растерялся от неожиданности! Он знал, что его Катя работает в спецчасти, она же ему сама об этом сказала, но что она вот так может сидеть, запершись с молодым парнем, он никак не предполагал! Он подумал, что, может быть, попал не туда, куда следует, поэтому довольно несмело произнёс:

— Мне нужно Катю Алёшкину, она здесь?

— Ну, конечно, — отходя от окошка, он крикнул вглубь комнаты, — Катя, это к тебе, наверно, из НКВД.

Через несколько секунд Катя, мельком взглянув в окошко и захлопнув его, выскочила из комнаты. Вслед за нею вышел и разговаривавший с Борисом парень. Он держал в руках какую-то папку с бумагами и, не обращая внимания на Бориса, повернувшись к Кате, сказал:

— Я зайду потом.

Катя же, смущаясь под насмешливыми взглядами сослуживиц, потащила Бориса за рукав шинели в коридор:

— Ты чего пришёл? Почему не предупредил? Как тебя пропустили? — засыпала она его вопросами.

Но Борис, не отвечая на них, сам задал мучавший его вопрос:

— А что за парень там с тобой был? Почему вы заперлись?

Глаза Кати лукаво блеснули, и она уже готова была сказать Борису что-нибудь такое, что могло бы привести к серьёзной ссоре, но вовремя сдержалась и довольно спокойно ответила:

— Чудак, да это же наш сотрудник, приходил ознакомиться с секретными документами. Ну, а спецчасть всегда запирается. Он, правда, пытался за мной ухаживать, но ничего у него из этого не вышло, так что успокойся, сейчас я вас познакомлю.

Действительно, когда Катя выбежала из спецчасти, то сопровождавший её парень, догадавшись, что это не какой-то представитель из НКВД, а её муж, направился к выходу из общего отдела. Катя его окликнула: