Рабиндранат Тагор [без илл.]

3. ОТРОЧЕСТВО

Переступив порог родного дома, Рабиндранат выглядел как юный герой, побывавший в победном походе, а не как малолетний школьник, вернувшийся домой с каникул. Тогда еще не знали ни автомобилей, ни самолетов, и Гималаи представлялись как дальняя мечта, легендарная обитель богов, доступная лишь для героев и мудрецов, про которых пишут в книгах. Побывать в этом сказочном краю, сопровождая самого Махарши, — мальчик словно получил знак отличия, положение его в семье мгновенно изменилось. Пришел конец тирании слуг. Теперь он уже был вхож во внутренние покои, где величественная мать с гордостью представляла своего отпрыска родственницам и гостьям, с жадностью слушавшим его рассказы о путешествии. И конечно же, юный Роби, как павлин, распускал свои новые перья!

Доселе дни его проходили между помещениями слуг и классной комнатой. Никогда не получал он должной Доли материнской любви. Внутренние покои доме казались ему заколдованным дворцом.

"Во младенчестве, — писал он, — любовь и материнская ласка должны доставаться ребенку без просьб. Они так же необходимы ему, как свет и воздух, и так же естественно должны приниматься. Растущий ребенок скорее выказывает стремление освободиться из опутывающей его паутины материнской заботы. Но несчастное существо, лишенное всего этого в нежном возрасте, конечно же, ограблено. Такова была и моя доля. После того как я вдруг сразу обрел избыток материнской ласки, я сразу это почувствовал. Зенана[17] снаружи кажется местом заточения, для меня же это была обитель свободы".

Особенную притягательность внутренние покои дома обрели с тех пор, как там появилась жена старшего брата Джотириндроната, Кадамбори, "с изящными золотыми браслетами на тонких коричневых руках". Она была лишь немногим старше Роби, и он неосознанно стремился к тому, чтобы сблизиться с ней.

Но Роби ошибался, если вообразил, что новообретенное положение избавит его от посещения школы. Старшие настояли на возвращении в Бенгальскую академию, а также наняли двух учителей, которые занимались с мальчиком санскритом и бенгальским языком. Однако учителя эти вскоре обнаружили справедливость изречения, что легче привести коня на водопой, чем заставить его пить. Пришлось им бросить все попытки выучить Роби премудростям грамматики, и они начали просто читать с ним классические произведения: учитель санскрита — "Шакунталу", учитель бенгальского — "Макбет" по-английски. Учитель бенгальского языка, Гьян Бабу, происходивший из известной семьи ученых, вскоре нашел способ ладить с непокорным учеником. Они читали вместе несколько сцен из "Макбета", а затем он сажал Роби под замок и выпускал пленника только после того, как тот переложит бенгальскими стихами прочитанные страницы. Таким образом была переведена вся пьеса — первое приношение начинающего поэта великому английскому драматургу. К сожалению, рукопись не сохранилась. Лишь один отрывок — перевод первой сцены с ведьмами — был опубликован через семь лет, в 1880 году, в литературном журнале "Бхароти". Эта публикация свидетельствует о замечательном мастерстве, с которым мальчик владел бенгальским языком, стихосложением и особенно народной разговорной речью. Видимо, для перевода именно этой сцены он воспользовался особым размером и стилем, чтобы подчеркнуть таинственный характер происходящего.

Бенгальская академия, с ее англо-индийским духом, с уличным жаргоном учеников, с уроками, которые словно обрушивались на головы нерадивых школяров, была для Рабиндраната невыносимой. Наверное, во время утомительных классных занятий он и сочинил свою первую поэму "Абхилаш" ("Стремление"). Она появилась в следующем, 1874 году в журнале, издававшемся семьей, без указания имени автора. В заметке редактора лишь указывалось, что сочинение принадлежит перу двенадцатилетнего мальчика.

Вскоре он снова сменил школу и был принят в колледж Святого Ксаверия — впрочем, от этой перемены ничего не изменилось. Обучение и здесь было таким же скучным и формальным, как и в предыдущей школе, атмосфера казалась еще более тягостной из-за торжественного соблюдения религиозных обрядов.

Наконец в 1875 году в возрасте четырнадцати лет он окончательно бросил школу. Как бы ни уговаривали, чем бы ни грозили ему в семье, он больше не вернулся "на фабрику обучения". Его наставникам пришлось отказаться от всех планов о его будущей карьере и прекратить свои попреки. Старшая сестра, ухаживавшая за маленьким Роби, сетовала: "Мы все надеялись, что Роби вырастет мужчиной, но он нас ужасно разочаровал". Действительно, по общепринятым нормам он показал себя полным неудачником.[18]

Покончив навсегда со школьными занятиями, он вовсе не думал бездельничать. Он был прирожденным поклонником Сарасвати — богини науки и искусства; просто он не желал, чтобы к ее алтарю его вели насильственно, он хотел служить ей по своей воле. Вся атмосфера семьи подходила именно для такого свободного поиска знаний.

Дом в Джорашанко был подобен улью, куда собирался мед, полученный от разных цветов, диких и культурных. Поэты и ученые, музыканты и философы, художники и общественные реформаторы, гении и безумцы — все они жили одной большой семьей, а другие, подобные им, приходили извне. В доме ставились пьесы, написанные членами семьи, все время звучала музыка. Бенгалия переживала бурный процесс культурного возрождения; невиданную популярность завоевывали книги и литературные журналы, где печатались поэмы, романы с продолжением, переводы с иностранных языков. Юный Роби жадно читал все, что попадало в его руки, и внимательно слушал чтение и беседы старших.

Пробуждение сознания новой интеллигенции, в сочетании с приливом патриотических настроений привело к организации несколькими годами ранее, в 1867 году, культурно-политического празднества под названием Хинду Мела. Как и другие прогрессивные начинания в Бенгалки того периода, оно щедро поддерживалось семьей Тагоров. Мела может считаться предшественником Индийского национального конгресса, политической организации, которая под руководством Махатмы Ганди завоевала независимость Индии.

В феврале 1875 года юный Роби выступал с чтением своей новой патриотической поэмы на этом празднестве.[19]

Поэма появилась в англо-бенгальском еженедельнике "Амрита базар патрика". Воодушевленный успехом, он вновь добивается триумфа, прочитав другое стихотворение, "Прокритир кхед" ("Жалоба природы"), перед литературным собранием.

8 марта того же года скончалась его мать, Шарода Деби. Ему минуло тогда тринадцать лет и десять месяцев.

В ночь, когда умерла его мать, Роби спал в детской на первом этаже. "Не знаю, — вспоминал он, — в который час старая наша нянька вбежала в слезах и закричала: "Малютки мои, все для вас пропало!" Моя невестка увела ее прочь, чтобы уберечь нас от внезапного ночного потрясения". Утром, мальчик узнал о смерти матери, но не мог осознать, что это значит. Он увидел, как она лежит на кровати во дворе, и в облике ее не было ничего, что могло бы посеять страх в сознании ребенка. Она была как будто погружена "в глубокий и мирный сон". Только когда тело вынесли из дому, вспоминал он, "горе как ураган пронеслось в моей душе при мысли, что никогда уже она не войдет снова в эту дверь, не займется, как обычно, домашними хлопотами". Возвращаясь с церемонии кремации, он взглянул на дом и увидел отца на передней террасе, неподвижно застывшего в молитве. Эта картина, глубоко врезавшаяся в его сознание, помогала ему еще не раз переносить тяжелые утраты.

Роби повезло. В поворотный момент отрочества он нашел друга и наставника в своем брате, который заботился о нем и направлял его развивающийся, беспорядочный гений. А жена брата стала ему подругой и ангелом хранителем, она заменила мать, облагородила и укрепила его неосознанные юные стремления. Идеализированное представление о любви, "получеловеческой, полубожественной", которое укоренилось в его сознании благодаря увлечению вишнуистской поэзией, обрело конкретное воплощение в облике этой грациозной молодой женщины, наполовину матери, наполовину подруги.

Для одинокого и застенчивого Роби появление юной невестки стало источником вдохновения. Она представлялась ему существом из внешнего мира, примерно его возраста, и, быть может, как и он, чувствовала себя одинокой и робкой в обширном доме. Она была совсем еще девочкой и играла в куклы. Дом, раньше казавшийся ему тюрьмой, стал местом, где появились в изобилии нежность и участие, которых так долго ему не хватало. Иногда, когда невестка уезжала погостить к родным, он бывал безутешен. Тогда он начинал капризничать и, бывало, прятал что-нибудь из ее драгоценностей, "чтобы преподать ей урок". Когда она возвращалась и спрашивала его, в чем дело, он отвечал с гневом: "Что же, я должен стеречь твою комнату, пока тебя нет? Разве я сторож?" Она притворялась рассерженной и кричала в ответ: "Не надо стеречь мою комнату! Ты лучше за своими руками присмотри!"

Рабиндранат вспомнил эту сцену незадолго до смерти, когда ему было уже восемьдесят лет. "Современные женщины, — отметил он, — улыбнутся наивности их предшественниц, которые развлекать умели только мальчишек из своей семьи, — и возможно, что они правы. Теперь люди во всем стали как будто взрослее. А тогда мы все были как дети, и малые и старые".

Кадамбори любила литературу и музыку и обладала тонким даром восприятия. Это она привила ему любовь к лирике Бихарилала Чокроборти, поэта, к которому Рабиндранат относился с восхищением. Она делилась с ним своими восторгами по поводу поэмы старшего брата Диджендроната "Путешествие во сне", великолепной аллегории, отмеченной мастерством поэтических экспериментов. То было время, когда, как писал Рабиндранат, "сердца бенгальцев, как ураган, захватили" романы Бонкимчондро Чоттопаддхая, печатавшиеся с продолжением в литературном журнале "Бонгодоршон".

"Вся страна ни о чем другом не думала, как лишь о том, что случилось или еще случится с героинями романов. Когда появлялся свежий номер "Бонгодоршона", никто не думал о послеобеденном сне. Мне просто повезло, что я никогда не был склонен вздремнуть после еды, потому что у меня был дар чтеца и моя невестка предпочитала слушать мое чтение, нежели читать самой. Тогда не было электрических вентиляторов, и, пока я читал, она обмахивала меня веером". Так между потерявшим мать мальчиком и бездетной молодой женщиной установилась теплая привязанность и дружба, которая укрощала беспорядочные стремления отроческого возраста и помогла созреть его своенравному гению.

Кадамбори одаряла его теплом своей ласки, столь нужной в его возрасте. А ее муж Джотириндронат дисциплинировал и направлял его еще не оформившийся талант. Джотириндронат находился в то время в расцвете творческих сил, и младший брат стал учеником в мастерской его гения. Он играл на пианино, а Роби пел. Он сочинял новые мелодии, перебирая пальцами по клавишам, а Роби импровизировал стихи, подходящие к музыке. Он читал брату наброски своих пьес и поощрял его к сотворчеству, принимая его советы и даже включая в свои произведения сочиненные Рабиндранатом отрывки. Он ставил эти пьесы, а брат в них играл. Он не позволял, чтобы разница в возрасте препятствовала младшему брату свободно изливать свою душу, будь то в интеллектуальном споре или в литературном творчестве.