Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

5

Киров добрался до Смольного уже к вечеру. По-прежнему во дворе Смольного было много вооруженных людей. То и дело подъезжали и отъезжали грузовики с красногвардейцами и матросами, связные на мотоциклах, броневики. В подъезде у пушек и пулеметов дежурили солдаты. Группками и в одиночку в здание Смольного проходили вооруженные люди.

Киров потоптался во дворе, поискал Бутягина в огромной толпе, но не нашел и направился в Смольный. На этот раз его пропустили без всяких расспросов.

Смольный гудел от топота ног и людских голосов.

Одни куда-то спешили, стуча тяжелыми сапогами, другие кого-то дожидались, перебрасываясь шутками, дымили махоркой. На лицах людей Киров видел воодушевление и радость и сам был в необычайно приподнятом настроении.

Он гордо ходил по длинным, высоким коридорам Смольного, разыскивая Бутягина. Ему хотелось рассказать о боевой бессонной ночи, поделиться радостью свершившейся победы.

Устав от хождения по коридорам и лестницам, Киров присел где-то в углу на старое кресло и задремал...

Часов в десять вечера его растолкал красногвардеец с винтовкой:

— Эй, товарищ, вставай, а то проспишь революцию.

Киров вскочил, взглянул на часы, присвистнул.

— Я, кажется, опоздал на съезд Советов!

— В самый раз поднялся. Как раз собираются в большом зале.

Киров, поблагодарив красногвардейца, быстро пошел вниз.

Огромный зал с белыми колоннами и пышными люстрами был забит народом. Кирову еле удалось протиснуться и отыскать себе местечко вдали от сцены.

Вокруг сидели люди в шинелях, в бушлатах, в потертых пальто, дымя махоркой то ли от волнения, то ли от холода. Зал не отапливался, и в нем было зябко.

Из-за цигарного дыма, вздымавшегося голубоватыми струйками, было плохо видно. Но никто не хотел этого замечать. Все ждали с волнением открытия съезда, которому предстояло стать историческим. Начать новую эру в истории России, в истории всего человечества.

Вот зазвонил колокольчик, и тысячеголосый шум в зале стал медленно утихать.

В президиуме поднялся сутуловатый человек в мундире военного врача и глухим голосом уныло объявил об открытии съезда.

У дверей зашумели, задвигались солдаты и матросы. На них зашикали.

— Это меньшевик, сволочь! — гневно заговорили сзади. — Ишь как мямлит...

Президиум избирали шумно. Слышались выкрики с мест. Какой-то щупленький человечек выскочил на трибуну и завопил:

— Мы, правые эсеры, отказываемся от участия в президиуме.

Поднялся тучный бородатый человек, громко крикнул:

— Мы, меньшевики, тоже отказываемся!

— Ренегаты! Предатели! До-ло-ой! — яростно закричали в зале, и за столом президиума уселись большевики. Зал дружно захлопал.

Киров приподнялся, надеясь увидеть Ленина. И вот над притихшим залом победно прозвучали слова:

— Временное правительство низложено!

— Ур-ра-аа! — раскатисто прокатилось в зале.

Киров вскочил и восторженно захлопал в ладоши. Его поддержали другие, и гром аплодисментов слился с радостными криками:

— Ура! Да здравствует революция!..

Киров вернулся во Владикавказ ночью вместе с Бутягиным. Они вышли из поезда на другую сторону платформы и незаметно пробрались в город. Договорились, что завтра вместе пойдут в Совет и соберут экстренное заседание.

Киров, подойдя к дому, постучался, как было условлено.

— Ты, Сережа? — спросила из-за двери Мария.

— Я, Маруся, я, открывай!

Сергей вошел сияющий.

— Ну что, Сережа? С победой?

— С огромной победой, Маруся. С величайшей победой всего народа!..

— Поздравляю, Сережа! Но ведь это только в Петрограде!

— Нет, Маруся. Революция идет по всей стране. Завтра я расскажу о съезде товарищам, и мы пойдем к рабочим, к горняцкой бедноте. Верю: весь Кавказ встанет под красное знамя.

Глава восемнадцатая