Конец. Начало

Глава 7

Мой беспокойный сон напоминал лихорадочный бред. Как и всегда во время регенерации, я часто просыпался, путаясь между осколками сновидений и густой темнотой спальни. Кошмары преследовали меня с особой жестокостью: кидали на растерзание многоликим чудовищам, лишали подвижности и превращали в самое беззащитное существо во вселенной. Они забирали куда больше сил, чем бдение бессонницы и выжимали холодный пот до последней капли.

Я окончательно устал засыпать и просыпаться ближе к вечеру. Раны противно заныли, в голове шумело, словно трассу для грузоперевозок проложили от одного уха к другому, да и в целом было такое подозрение, что по мне табун лошадей пробежался. К тому же во рту пересохло до того, что каждая попытка сглотнуть пронзала болью горло.

Я выполз из комнаты, только чтобы принять душ и поджарить на автогриле пару синтетических стейков. Жадно выпил четыре стакана воды, остановившись лишь когда желудок раздуло и он намекнул, что готов выплеснуть всё обратно, если я не поумерю пыл. Затем я ухватил четыре пачки чипсов и бутылку газировки и враскарячку вернулся к себе, чтобы зарыться в ещё не остывшую постель и продолжить набираться сил.

Я провёл пальцем по сенсору на правом запястье. Хэндфон немедленно высветил передо мной голограмму приветствия, а затем открыл рабочий стол с тучей иконок приложений. Давно уже пора было здесь навести порядок, но всё как-то руки не доходили. Всё казалось нужным, хотя некоторые приложения я вовсе ни разу не запускал, либо пользовался однажды и давал себе обещание как-нибудь повторить.

Среди всей тучи ярлыков и виджетов я отыскал пульт от телевизора и включил девятый канал. На стене напротив кровати проявился экран, и изо всех колонок, расставленных по периметру комнаты, раздалась по-детски весёлая музыка. Начиналось вечернее шоу Вика Алфи. Древний формат для стариков, рассыпающихся в песок по пути до аптеки и обратно, но мне нравилось. Не знаю почему. Может, харизма Вика так действовала? Он умел любую фразу собеседника перевести в шутку, от чего за пятнадцать минут разговора можно было несколько раз душевно посмеяться.

Одно напрягало, что трансляция велась на английском языке. Уже семь лет он являлся вторым государственным, а на русском остались только реклама и новости. Впрочем, вряд ли кроме меня нашлось бы много тех, кому это не по душе. Помню, когда президент выступил с этой новостью, многие с восторгом его поддержали. «Надо же, теперь мы совсем как на Западе жить будем!» — рассуждали люди, лукаво умолчав о главном. О том, что на Западе всё совершенно иначе.

К тому времени в Америке подходила к концу гражданская война, и коми уже во всю рулили страной. Ввели план, рассчитанный на мощнейших компьютерах, обозначили стратегически важные направления фундаментальных научных исследований, отойдя от прикладных, что раз за разом заводили прогресс в тупик. Они развернули всю мощь своей страны лицом к людям, подпëрли еë идеями великих правителей нашей страны и направили эту махину на образование и всестороннее развитие человека, на медицину и социальные программы.

Европа же из-за потепления климата сравнялась температурой с Африкой и превратилась в саванну. Там давно говорили на суахили и арабском языках. Континентальное право заменили на законы шариата. Даже президентов и премьер-министров теперь называли халифами, шейхами или султанам.

Тот «Запад», о котором с упоением рассуждали у нас, больше не существовал. Его сменил бурлящий океан перемен. И только Федерация Независимых Конгломераций оказалась в этом океане островком спокойствия. Потому сюда и хлынули все опальные капиталисты в попытке сохранить хоть что-то из заработанного непосильным трудом своих рабочих.

Тратить время зря новые русские не стали и стремительно проникли во все ветви власти, обжились на высоких постах и прогнули политический курс под себя. Пары лет не прошло, как второй государственный язык стал первым, но и теперь люди лишь аплодировали. Они привыкли восхищаться заграницей и искренне поверили, что наконец заживут как надо. Как показывали им просмотренные сотни раз фильмы и популярные блогеры.

Я слишком увлёкся размышлениями о вещах, которые мне были не особо интересны, и долго не обращал внимания на экран. А там тем временем закончился вступительный ролик, и на смену анимированной заставке появился бордовый занавес.

— На днях ходил к дантисту… — первым делом сообщил Вик, пружинистым шагом выскочив из-за кулис. Месяц назад он отметил семьдесят третий день рождения, но выглядел лет на сорок, если не моложе. Подтянутый, с густыми разноцветными волосами и ослепительно белозубой улыбкой. — Да, да, я уже вижу, многие меня понимают. Это хорошо, что говорить ничего не надо, а то в следующий раз док не даст мне уйти живым. Не подумайте, я не жалуюсь, даже наоборот. Пока лежал у него в кресле с раскрытым ртом, понял, что человек-дантист всё-таки лучше роботов. Да, пусть дороже… Сильно дороже… В сто раз примерно… — Вик скривил лицо, будто только теперь понял, что его облапошили, и посмотрел в сторону, обращаясь к кому-то из съёмочной команды. — Какой, говорите, сайт у того андроида был?

Зал взорвался от смеха и аплодисментов, а Вик с нескрываемым наслаждением выждал паузу, прежде чем продолжить:

— Вот вы все наверняка считаете меня супер старым. Думаете, что мне уже пропуски ставят на кладбище и всё такое, — в зале послышался гул несогласия, а Вик добавил жару и изобразил немощного старика. А потом продолжил: — Редко получается это сказать, но в сравнении с сегодняшним нашем гостем я пипец какой молодой. Антуан Фейкель. Встречайте!

Загромыхала музыка, и камера сошла с ума. В зал вошёл Антуан Михайлович. На вид он не сильно уступал Вику и совсем не выглядел как человек, отмечающий вековой юбилей. Со сверкающими дредами, свисающими до плеч, с анимированными татуировками по всему лицу и на руках. Он один в один походил на молодых блогеров, только начинающих карьеру в медиа. Да и одет был примерно так же. Из-под строго чёрного пиджака до колен спускалась белая футболка, скрывающая утянутые полосками джинс мускулистые ноги. На груди вращался знак доллара, которым уже несколько лет обозначался рубль, а на правой руке сияли россыпью бриллиантов большие розовые часы.

Я смотрел на Вика и Антуана, как на клоунов, забывших смыть грим после выступления. Интересно, насколько эти забавные старички в обычной жизни соответствуют своему образу? Так и представлялось, что выходят они к семейному ужину под искусственные аплодисменты и изо всех сил демонстрируют, насколько они современны. Ведь сами же твердят постоянно, что на сцене и в жизни они одинаковые.

После десятка колкостей и пары неудачных острот началось обсуждение нового фильма-автобиографии Фейкеля. Предыдущий выходил в позапрошлом году и уже сильно устарел. Вообще, насколько я мог вспомнить, Антуан Михайлович последние лет двадцать только тем и занимался, что снимал одну автобиографию за другой. Так этим увлёкся, что теперь мало кто мог вспомнить, чем же он всё-таки прославился. В кино он постоянно что-то превозмогал и купался в лучах заслуженной славы. Но вот чем именно заслуженой, ускользало даже от самого внимательного зрителя. На деле же Антуан был первым режиссёром, который снял настоящую смерть в художественном фильме. В середине пятидесятых он потряс публику тем, что в простенькой драме с любовным треугольником главную героиню убила ревнивая любовница еë мужа. Сюжет повторялся в разных вариантах и в разные времена столько раз, что наверняка забылся бы уже во время премьеры, не будь в нём такой кровавой изюминки. Даже суд тогда оправдал всех причастных, но сам Фейкель старательно огибал эту малозначимую деталь в каждом автобиографическом фильме.

— Таких откровений не было ещё никогда, — заверял Фейкель с самым честным лицом, скверно имитируя лондонский акцент.

Вик среагировал моментально. По-дружески указал на гостя сложенным из пальцев пистолетом и с усмешкой спросил:

— Ну хоть о том самом вечере ты не стал вспоминать?

Фейкель повторил его жест.

— Это слишком откровенно даже для меня, — а потом тут же переменился, вернул себе пафосный вид и продолжил: — Серьёзно, Вик. Я раскрыл все свои тайны и показал все скелеты, распиханные по моим шкафам.

— О да. Этим ребятам давно пора свежим воздухом подышать. И мы все уже с нетерпением ждём премьеру. Напомни, пожалуйста, когда фильм выходит в прокат?

— Пятнадцатого июня. Версия для полного погружения двадцать второго.

— Отлично! Рад был с тобой встретиться, Антуан, пока ещё ты не рассохся окончательно!

Началась реклама, перетасовавшая новую газировку, старый классический парфюм, средство от кашля, туалетную бумагу, конфеты без сахара и упругие задницы, спасённые от ежемесячных проблем.

Следующим гостем Вика Алфи был самый молодой мультимиллиардер ФНК. Санька Черманцов, семилетний мальчик, который сделал себя сам — так его представил Вик и в ответ получил поток мата, потому что Санька, как оказалось, был у него в штанах, а гостя звали Александром Анатольевичем. Вик же принял оскорбления с таким видом, словно от этого зависела его работа, и раболепно расплылся в улыбке.

— Александр Анатольевич, скажите, ваш новый бренд, когда он появится в магазинах?

— Чё, не в терпёж уже прикупить? — усмехнулся мультимиллиардер, разжëвывая слова на манер обитателей Бруклина позапрошлого века. — Не ссы, не пропустишь.

— Это точно, рекламу никто не пропускал, и релиз не пропустим.

— Э, ты чё, чувак, против рекламы что-то имеешь? Отец всё проплатил по полной, так что не гони тут. Понял?

За унижением Вика я наблюдал без особого интереса, хотя аудитория Черманцева была в восторге. Юный бизнесмен не представлял из себя ничего, как и голограмма корабля на его голове. Просто отец, президент корпорации «MentPharmic», входящей в фармацевтический картель «One Health», устроил сыну такую массированную рекламную кампанию, что мальчик просто не мог не заработать на своих банальных видеороликах грандиозное состояние.

Теперь же, когда Александр Анатольевич обладал более чем двухсотмиллионной аудиторией, пришла пора собирать камни. В июле планировалось запустить бренд под его именем, продающий одежду, напичканную электроникой и привязанную к киберимплантам, производимым «MentPharmic». В то же время стоимость установки киберимплантов резко снижалась, подстëгивая акцию. Получалось, что можно будет не тратить бешеных денег, чтобы провести апгрейд, да ещё и продвинутые шмотки нацепить. Красота. И многие даже не задумывались, почему картель так запросто готов потерять миллиарды? Скидки обещали такие, что даже импланты с чëрного рынка больше не выглядели заманчивой альтернативой. Ниже себестоимости, да ещё и автоматизированная операция по цене электричества. Невиданная щедрость, о которой никто и мечтать не мог.

Импланты, импланты… На них все будто помешались. Апгрейдились, как заведённые, влезая в кредиты. Вот только мало кто задумывался, что, променяв родные органы на искусственные, обратная дорога окажется не по карману. Люди загоняли себя в тиски, где с одной стороны — ежедневное употребление целого перечня лекарств, чтобы организм не отторгал инородные предметы. А с другой — смерть в мучениях с адской болью, которую никакие обезболивающие не заглушат. Можно было, конечно, вернуть обыкновенные органы, но такие операции клиники проводили неохотно и просили за них огромные деньги. К примеру, возвращение органической мышечной ткани обошлось бы в кругленький миллион, в то время как установка самого простого импланта стоила порядка тридцати тысяч.