Argumentum ad hominem

Глава 4. Порою женщина, чтобы выжить, должна быть ведьмой

Дарли

Как давно в этом мире появились песни и песенницы? История стыдливо умалчивает. Подозреваю, что они существовали всегда. Должно быть, даже в первобытных племенах время от времени появлялись женщины, способные воодушевлять, вдохновлять и далее, со всеми остановками. Но поскольку письменность, как и прочие способы сохранения памяти предков, ещё находилась в стадии эмбриона, доподлинно можно утверждать только существование охот и охотников. Если, конечно, верить наскальной живописи. И вообще верить, что эти замысловатые картинки сохранились до наших времен в первозданном виде, а не постоянно подновлялись и улучшались любителями шастать по пещерам.

И тогда, и несколько позже, пока народности и народы не расплодились в том количестве, когда соприкосновение становится неизбежным, оставаться в тени было намного проще. Если вокруг семья — вовсе никаких проблем. И даже на уровне небольшой деревушки все решаемо. Да, уже с напрягом, уже с осторожностью, расчетом сил и средств, но без особого риска. А вот когда мир начал наполняться городами, прятаться стало почти невозможно. Если только не оставаться в самой глуши, в очень узком и очень оседлом кругу, иначе…

Можно работать в точку, можно крыть сразу площадями — при должном умении сил хватит. Но куда деваться от диктата времени? Чем дольше напрягаешься, тем больше тратишься, и если это верно для простейшей физической деятельности, то для пения не просто верно, а почти убийственно.

Самое мерзкое, что едва закончишь петь, весь эффект, вся проделанная работа словно исчезает в пустоте. С точки зрения только осознаваемой памяти, конечно. Бессознательная физиология — дама куда более благодарная, и слушает, и исполняет приказанное, а значит, меняется в заданную сторону. И тело-то, как раз, помнит. Что было хорошо, приятно, тепло. Это в позитиве. В негативе остаются совсем иные ощущения, но и они напрямую не связывают себя с сознанием. Обычно. В девяноста девяти процентах из ста. Но теория вероятности явно делит весь мир на своих любимчиков и козлов отпущения, так что можно всю жизнь пропеть, не имея ни малейших проблем, а можно раз за разом…

— Вне всякого сомнения, обвинение звучит смехотворно. И тем не менее, будучи поданным по всей форме, с соблюдением надлежащих требований, оно подлежит непременному рассмотрению.

Член квалификационной коллегии, достопочтенный мистер Джошуа Джезайя Рейнолдс в последний раз пробежал взглядом по строкам пасквиля из дома Абруцци, аккуратно положил лист обратно в кожаную папку и снял очки.

— На моей памяти, пожалуй, обращений такого рода не происходило. Возможно, в региональных отделениях… Я постараюсь опросить как можно больше специалистов.

А смысл? Знание того, что в пределах мира экзальтированных аристократок чуть более, чем одна, меня не утешит и тем более, не спасет. Тут уж скорее наоборот, если доселе никто подобным образом не жаловался, можно будет сделать скидку. Первый раз, случайное стечение обстоятельств, впредь будут приняты все необходимые меры, и так далее, и тому подобное.

Хотя, главная проблема совсем в другом.

В другой.

Во мне, то есть.

От разбирательства по делу месье Лебона меня спасло только его сладострастие. Иначе была бы все та же коллегия, с теми же постными лицами и единственной целью — пресечь и высечь. Её ведь именно для того и создавали, в те проклятые времена, когда все на свете стало продаваться и покупаться.

Хотя стоит признать, радости всегда выдавались песенницам в ограниченном количестве. Единственным светлым пятном в истории стал недолгий век Прекрасной Дамы, безгранично повелевавшей мужчинами. Сколько таких дам существовало на самом деле? Вряд ли много, но им удалось повстречать на своем жизненном пути талантливых акторов и остаться в веках, пусть только в качестве легенды. И несбыточной мечты, чего уж греха таить.

Громоздкая иерахическая система, любовно воздвигнутая мужчинами, на какое-то время обернулась против них самих. Ведь песеннице достаточно было всего лишь попасть на нужную ступеньку, чтобы прибрать к рукам внушительные ресурсы. Да, посредством все того же мужчины, но когда бывало иначе? У женщин нет тяги ни крушить, ни строить, по крайней мере, что-либо глобальное. Нам всего лишь хочется, хотя бы иногда, хоть на краткое-прекраткое время, но полностью и безраздельно побыть частичкой той силы, которая…

— Мисс Дью, вы желаете что-либо сообщить коллегии в рамках предварительной беседы?

Я желаю для начала устроить поудобнее свою пятую точку, потому что ваше кожаное кресло продавлено не в тех местах, которые приятны моим костям. Надо было побольше жрать сладкого и жирного, ох, надо, тогда легко и приятно заседала бы на любой поверхности.

— Это обязательно?

Мистер Рейнолдс меланхолично провел дужкой очков по седой бакенбарде.

— Ни в коем случае. Вы имеете право хранить полное молчание до самого окончания процесса.

И так явно было бы лучше. Для меня уж точно. Но если лично мне в жизни отчаянно не везет, это не повод стоять в сторонке и смотреть, как чужие судьбы катятся под откос. Хотя, зрелище занятное и увлекательное. Особенно если взять побольше попкорна.

— Я скажу.

Не то чтобы хочу, не то чтобы считаю необходимым, Просто не хочу прятать. И прятаться не привыкла.

— Все ваши слова останутся в стенах этой комнаты, можете быть уверены.

— Да не, я как раз совершенно не против того, чтобы они прогулялись на свежем воздухе.

Мистер Рейнолдс чуть озадаченно приподнял брови.

— В том смысле, что это не тайна. Не надо ничего секретить. Ну, если только политика партии и правительства не родит на сей счет очередную инструкцию. Но это уже ваше дело, а не моё.

Мне степенно кивнули.

— Итак, что вы желаете сообщить об инциденте, мисс Дью?

Да кто ж это кресло так высидел, что сидеть невозможно?

— Знаю, вы не имеет права знакомить меня с деталями обвинения, но я догадываюсь, что там и тогда стряслось. Плавали, как говорится. Паренек оказался с трещиной, только и всего.

Конечно, мистер Рейнолдс внешне остался совершенно невозмутимым, но в выцветшем стариковском взгляде все-таки промелькнула тень.

— Так бывает, и гораздо чаще, чем хотелось бы. Другое дело, что подобные изъяны выясняются… должны четко определяться ещё на стадии заключения контракта. И тут я могу заявить официально: та тварь, которая готовила бумаги, либо не удосужилась все проверить, либо… Решайте сами, простор для фантазии имеется.

Нижняя губа поджалась. Как минимум, на миллиметр.

— Будь в тексте контракта хоть малейший намек на психологическую зависимость Риккардо Абруцци от своей мамаши, я бы развернулась и убралась восвояси. Хотя нет, не так. Я бы близко не подошла к этому палаццо. Да, именно потому, что у меня есть опыт.

Мистер Рейнолдс немного подумал и закаменел лицом в выражении бесстрастного слушателя.

— Коллегии… Да и вам, как успешно практиковавшему в прошлом, прекрасно известно, к чему может привести даже ничтожное воздействие, если целостность сознания актора не гарантирована.

Маска не дрогнула. Значит, сам не фолил, боженька уберег. Хотя, песенники все же действуют чуть иначе, чем мы, для них такие побочки — вещь маловероятная. Потому и смогли остаться в тени. Потому и выползли наверх, когда подвернулся удобный случай. Потому за веком Прекрасной Дамы и пришла эпоха инквизиции.

Наверное, у кого-то из апологетов просто-напросто взыграла банальная ревность. Не поделил перспективного актора с песенницей. И видимо, это было настолько личное, что вместо поисков нового объекта влияния решил отомстить. А потом как-то само собой выяснилось, что обиженных жизнью на свете немало, потихоньку поехало-пошло, и по всей Европе запылали костры. На очень долгое время. Время пряток и кошек-мышек, существенно сокративших популяцию. Да и потом нам по большей части дозволялось использовать свой дар разве что в качестве сестер милосердия. Ну или муз. Иногда. С обязательной платой дани осведомленным лицам.

Только пришествие капитализма поменяло ситуацию, и то не сразу. Но едва принцип «у нас товар — у вас купец» уверенно встал во главе мирового устройства, песенницам тоже нашлось местечко в этом мире.

Конечно, с последствиями и ограничениями. И с умопомрачительно занудной бюрократией, в лапы которой меня бросила чья-то не особенно добрая воля.

— Личное знакомство условиями контракта не предусматривалось. В моем распоряжении была только краткая беседа с заказчицей и несколько минут дистанционного наблюдения.

— Которых оказалось недостаточно, чтобы сделать соответствующие выводы.

Да прямо! Хорошему спецу и взгляда может хватить, чтобы… Ах, простите, это мне любезно подсказывают вариант отступления.

— Ну почему же? Выводы я сделала.

— Тогда…

— Я могла повернуться и уйти.

— Но поступили совершенно иначе.

Потому что дура. Потому что не хотела подводить тех, кто оказал мне доверие. Потому что была уверена, что справлюсь. Да и справилась, в общем-то.

— Я была осторожна.

— Как оказалось, не в полной мере.

Нет, я…

Наверное, эта мысль постучалась мне в голову только потому, что мистер Рейнолдс отвел свой взгляд от моего. Всего на какие-то секунды, но этого хватило, чтобы фокус внимания сместился с визуала на аудиал.

Не в полной мере. Именно. Но речь тут вовсе не о моей самоуверенности. Вообще ни о чем «моем».

Агнесс. Насколько знаю, по силам и опыту мы с ней практически равны, и приснопамятная дуэль должна была свестись в ничью, ко всеобщему и полному удовлетворению. Просто обязана. А учитывая, что я, действительно, осторожничала, то при прочих равных легко могла и проиграть, но…

Она разделила песню на двоих. Сучка. И достаточно было пары тонов, чтобы снести равновесие, а вместе с ним и носатую башку нафиг. Теперь проигрыш понятен. Арбитр ведь не зафиксировала превышения лимитов, верно? Так их никто и не превышал, а всего лишь перераспределил.

Зачем? Без разницы. Теперь уж точно. Община помахала мне ручкой ещё вчера, почти сразу же после получения извещения. Конечно с реверансами. Конечно с обещаниями вечной дружбы и доброй памяти. И если результат работы коллегии окажется приемлемым…

Тьфу. Каким бы он ни оказался, ноги моей больше не будет на этом пороге. Зато если все сложится удачно, выберу место, куда податься, так, чтобы оставить о себе память по-настоящему. У всех причастных.

— Мисс Дью?

Они будут рыдать. И биться в конвульсиях. И…

— Мисс Дью!

А пока моей жертвой стали подлокотники кресла. Нет, я не затачиваю ногти специально, они сами так растут. Подсознательно.

— Прошу прощения.

— Я готов принимать вас в любое время. При условии, что вы…

Успокоюсь? Да я холодна, как лед. Как жидкий азот в термосе, название которого так удивительно созвучно моему имени. Но выплеснуться не прочь. В любую минуту.

— Я постараюсь.

Мистер Рейнолдс поморщился, косясь на поцарапанную кожу обивки.

— Коллегия примет к сведению ваши слова.